Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 22

— Держитесь между стрелами и ядром ни ближе, ни дальше не дёргайтесь, — видя, что некоторые лодки пытаются вновь ближе в берегу подойти, поманив князя Репнина и сотника Скрябина, сказал им Боровой.

И тот и тот согласно кивнули и вновь жёлтый флаг поднял Скрябин и помахал им на длинном флагштоке. «Делай как я».

Татары со стен ещё два раза пальнули из огромных пушек, но оба раза прошли ядра с большим перелётом, опять только воду довольно далеко от лодок взбаламутив и брызги организовав, радугой вставшие в лучах полуденного солнца.

Дворец хана находился на левом же берегу реки Казанки, но дальше от ворот, почти на повороте стены. Туда шесть ушкуев и подплыли. Встали на якоря носовой и кормовой, поворотившись носом к берегу и стали расчехлять прикрытые пока брезентом миномёты.

— Ну, на кого Бог пошлёт, — князь Углицкий перекрестился троекратно и махнул рукой.

Всё же плохо, что он не слышит завывания мин. На что люди Ляпунова привычны к выстрелу из миномёта и следовавшим за этим воем, особенно когда мины вниз летят на небольшом расстоянии от тебя, но и они приседают и голову в плечи вжимают. Пётр Иванович Репнин ещё обвыкнуться к такому не успел и сел на дно лодки голову руками прикрыв, как и в первый раз, когда они конницу татарскую отогнали. А ведь он опытный воин, чуть не три десятка лет воюет.

Стены у города высокие, не видно, во что там мины попадают и взрываются ли вообще… Хотя нет, вон, один дымок поднялся над стеной. Потом снова несколько минут ничего не было видно. И вдруг жахнуло. Как раз над тем местом, откуда по ним огромная пушка пыталась стрелять. Видимо принесли из порохового склада новые бочонки и тут в них попала мина. Не, не так, чтобы гриб чёрного дыма на всей Казанью и рухнувшая в испуге стена. Но облако серого, грязного дыма, подсвеченное снизу оранжевым всполохом получилось приличным, а люди в лодье прыгать и обниматься начали, чуть судёнышко не перевернув. Бросились все пушкаря Микулу Иваныча Обуховского поздравлять и слишком много народу на правом борту оказалось. Лодка наклонилась и чуть воды не черпанула. Орать на ратников не пришлось, сами вовремя одумались. Если тридцать шесть мин с периодичностью одна мина в минуту выпускать, то всё действо займёт не больше получаса. Народ же специально — не специально, но, считая эти удары, частить будет. Всем бабахнуть по супостату хочется. Сколько горя на Руси от татаровей. Как же не поквитаться с ним⁈

Артемий Васильевич понимал, что там под разрывы мин могут вполне мирные угодить. Со всех посадов народ за стенами укрылся. Там иголке, наверное, негде упасть. И тут с двух сторон по ним сверху этот ужас падает. Жалко ему было мирных татар, ремесленников, крестьян? Не очень. Они где-то там, и они сейчас враги. Вот когда, и если, сдадутся, то окажем им помощь. А не сдадутся, значит, не будет помощи.

— Последняя! — подлетел воспрявший и уже привыкший к вою мин князь Репнин. Всклокоченный такой, разгорячённый боем.

Юрий махнул, рукой брату Михаилу начавшему писать на листке чёрным карандашом.

— Не, не надо, и так ясно. Я тоже считал. Всё, Пётр Иванович, командуй, идём назад, больше нам здесь делать нечего. Да! Стоп. Вы на радостях напрямки не рваните, а то опять под стрелы попадём. Держитесь от стен на расстоянии.

Событие тридцать второе

Надо же, приплыли они, а ворота уже открыты, и хан Сафа-Герай вместе с женой Сююмбике на коленях ползут от них к русским воеводам, мира требуя любой ценой. «Миру — мир», — на чистом татарском языке крича хором.

Тьфу. Задремал. Под мерное покачивание на волнах небольших и уханье гребцов вырубило Юрия Васильевича, и такая вот ему галиматья привиделась. Проснулся или очнулся он от того, что ушкуй носом ткнулся в берег и все, по неоткрытому ещё первому закону товарища Ньютона, вперёд дёрнулись.

Ляпунов Тимофей Михайлович со своих лодей уже тоже отстрелялся, и теперь ратники вышли на берег, прохаживались около лодок, поглядывая то на ворота городские, то на русских воевод, устроивших совет в Филях на ногах около догорающей кузни. Один горн, выложенный из камней, ещё держался, и почти настоящая наковальня лежала рядом. И никто не позарился? Там ведь не менее сорока кило железа, можно настоящий плуг изготовить.

Увидев сошедших на берег князя Репнина и князя Углицкого, воеводы бросили совет и замахали руками, приглашая, а может и приказывая им подойти к «Филям».

— Глухой я, Пётр Иванович. Спроси, чего надобно им, и потом брату Михаилу скажешь. А я не пойду. Как мне с ними общаться?

Репнин, привыкший уже к ущербности Юрия, согласно кивнул и двинулся к пятерым крепким воям в дорогих доспехах, у князя Серебряного даже золочёных, явно трофей, сам не больно богат. На всех пятерых были почти одинаковые красные плащи на заколке у горла скреплённые — епанчи. У всех соболем отороченные по вороту. Жара стоит, но нет, как меха не показать⁈

Подошедший Репнин перебросился с воеводами парой слов и тоже замахал на Юрия руками призывая подойти и потом на монаха ещё перстом указующим тыча.

— Ладно, брат Михаил, пойдём, послушаем, чего опять не так.

Речь держать доверили князю Серебряному. Он махнул рукой на ворота и указал потом на лодьи Юрия Васильевича стоявшие чуть в стороне от остальной русской рати. Не, не должен же он предлагать посуху плыть до ворот⁈

«Если обстрелять ворота и ближайшие подступы к ним, то поганые со стен уберутся и можно мину под ворота подложить», — прочитал Боровой и уважительно глянул на Василия Семёновича.

Эх, а чего ему самому-то такая правильная мысль в голову не пришла? А теперь может поздно? Сколько у него мин осталось? Истратили к малым минометам восемьдесят девять мин. Если их было сто десять, то двадцать одна осталась, а про то, сколько их сделали к восьмидесятипятимиллиметровому миномёту он и не знает. Ну пусть, как и ко всем, то есть, десять. Восемь истратили. Итого у него двадцать три мины. Не много. Но попробовать можно. Здесь у ворот татаровьям шороху уже навели, и они теперь пуганные, точно при вое мин со стен или уберутся, или прижмутся, голову руками прикрывая, и время подтащить бочки с порохом у них будет. Плюсом можно три десятка татар касимовских поближе подвести во время артобстрела. С этой стороны это почти безопасно, и они смогут прикрывать минёров, пока те устанавливают мину от лучников и мушкетёров казанских. Если кто смелый и высунется, то в него три десятка стрел полетит. Хвастал царевич Касимовский, что это лучшие лучники у него. Пусть подтвердят репутацию.

— Очень хороший план, — повернулся к Серебряному Юрий Васильевич. Потом вытянул руки ладонями вперёд, сдерживая сразу загомонивших воевод, — есть один минус. Если просто бочки с порохом под ворота сложить, то может ничего не получиться. Взрыв пойдёт вверх и толстые ворота, железом окованные, могут устоять. Взрыв нужно делать направленным или подкоп под воротами делать.

Народ опять загалдел. Потом на Борового набросился, но осознав, что слышащим за последние пару минут князь Углицкий не стал, поворотились к монаху с блокнотом.

«Что сие — направленный взрыв»? — родилось у брата Михаила после пяти — шести минут «вдумчивой беседы» с ним князей — воевод.

— Пушка направляет силу от взрыва пороха, в одну сторону. Возможно котёл большой привалить к воротам, и камнями большими завалить. Сила взрыва тогда пойдёт на ворота.

На этот раз перебранка между князьями настоящая началась. Юрий пытался по губам прочитать, чего опять обсуждают воеводы, вроде бы все предельно просто. Минут через десять, когда уже темнеть начало, князь Семён Иванович Телятевский-Пунков оборотился к брату Михаилу и коротко бросил пару слов, пальцем ткнув в Репнина Петра Ивановича.

«Князю Репнину это дело мы поручили», — прочёл Боровой.

Молодцы. Инициатива имеет инициатора. Ему они, естественно, команду дать не могут. Ну, он всё же брат и наследник Великого князя, а во-вторых, он отрок даже не четырнадцати лет, как такое ответственное задание, как взятие Казани поручить ребёнку. Нет в их косматых головах это не укладывалось. А вот князь Репнин им почти ровня, чуть мельче чином, чуть дальше от государя сидит. Ему приказать можно, а он естественно с Юрием Васильевичем решит, как сподручнее выполнить команду первого воеводы Большого полка, то есть, старшего по званию. Наверное, это всё же звание, а не должность.