Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 12

На счастье Борового, князь Василий Семёнович Серебряный был дома. У него было поместье небольшое в районе Китай-города и двухэтажный терем с кучей приткнувшихся к нему строений и такой же кучей лестниц и переходов между ними открытых и закрытых.

Встречал князь младшего брата Великого князя, как дорого гостя, у ворот. Сам взял повод коня и довёл его до крыльца. Ну, это всего пять шагов. Земли было не больно много у Серебряного, терем со строениями и большая отдельная конюшня почти все место внутри забора занимали. Был ещё яблоневый сад. Наверное, яблоневый, не персиковый же, чай Москва, а не Душанбе. Деревья всякие изогнуты и волчковых ветвей море не обрезанных. Неправильный у князя садовник. Нужно подсказать, как правильно обрезкой яблонь заниматься.

Девка в красивой шубейке, крытой алым шёлком, и кокошнике вынесла чарку мёда стоялого, и Юрий Васильевич не отказался, хоть и пацан ещё, пригубил. Ну, мёд как мёд, брагой в нос шибает. Но вкусно. Почему этот напиток в будущем исчезнет?

О! У князя в гридницкой сидело четверо воев и двое из них (бывает же) рубились в шахматы, а двое активно болели и подсказывали, выходило, что все четверо умеют играть. И это простые вои⁈ Необычно. Нет, он тоже Ляпунова и Скрябина научил играть и даже приохотил, но это всё же сотники, и он пусть и глухой, но попаданец, а тут обычные вои у не очень богатого князька. Князем «настоящим» он после этого похода станет. Его, если память Юрию не изменяет, поставят к нему дворецким вместо Репнина. Это сейчас вроде ордена Ленина, одна из высших наград. Вои вскочили при появлении начальства, но шахматной доски при этом не опрокинули. Вскочили степенно и степенно же поклонились, не бухаясь на колени и не ломая половых досок лбом. Солидно себя вели.

— А расскажи мне, Василий Семёнович, о своих планах на этот поход. Только медленно говори. Брат Михаил будет записывать и мне показывать.

«Князь Юрий Григорьевич Мещерский — наместник в Вятке, должен подготовит двадцать стругов и три сотни воев, и я сотню с собой приведу в Вятку из Москвы. Завтра уже выходим. Нужно к ледоставу в Вятке быть. Долгая дорога», — написал монах. Эх так и не изобрёл он ему нормального карандаша. Графит негде взять… Стоять — бояться. Юрий Васильевич отвлёкся от разговора с князем Серебряным. А ведь есть в будущем цветные карандаши, и там если и есть графит, то не во всех. Просто глина белая каолиновая, краситель, воск и крахмал. Потом эту массу выдавить через фильеру и обжечь. А полученный стержень погрузить в расплавленный воск. Был Юрий Васильевич на карандашной фабрике на экскурсии с сыном. Ну и рыбий клей есть, чтобы склеить две половинки деревянной оболочки.

Конечно, он не знает пропорций и температур. Ну и что, нужно просто посадить человека смышлёного и пусть меняет параметры, пока не получится требуемая масса. Всё!!! Хватит жить как попало! Нужно успеть до апреля сделать карандаш хоть один.

— А если река к 16 апреля ещё не вскроется? — вернулся, прочитав очередную записку, к действительности Боровой.

«Знамо не вскроется. Так от Нижнего до Казани в три раза дальше, чем от Вятки. Можем чуть припоздниться. Наоборот, плохо будет, если вскроется река рано. Одни, малым отрядом, если сунемся, то побьют нас татаровья», — согласно закивал здоровяк.

Князь Серебряный на былинного богатыря не очень походил, ни голубых глаз, ни соломенных кудрей, ни рыжей бороды. Всё это было коричневого цвета. И волосы, и борода, и глаза. А вот статью взял Василий Семёнович. Плечи широкие, грудь колесом под малиновым кафтаном, и рост метр восемьдесят, не меньше. И главное — кулачищи и запястья. Ужас просто.

— А что с пермяками. Там реки ещё позже вскрываются?

Событие семнадцатое

Вернувшийся из командировки по святым местам брат Иван решил поставить жирный крест на планах Юрия повоевать Казань. Нет, дескать, мал ещё, даже четырнадцать лет немае. Вот как пятнадцать годков стукнет, так можешь и воевать, а в тринадцать с половиной (Юрий Васильевич родился 30 октября 1532 года) ни-ни. Потом, ты же, твою налево, наследник мой, кому я кроме тебя могу Русь доверить. Нет, Владимир Андреевич Старицкий не подойдёт. И мал ещё, и неразумен. И не вой он. Ему бы молиться да про пчёл беседы вести.

А время подходило к тому моменту, когда уже пора было собираться. Нет, во Владимире точно 16 апреля река ещё не вскроется. Ну и путешествие среди льдин — тот ещё праздник. Да и гораздо быстрее из Клязьмы попасть в Нижний Новгород, чем по Москве реке и Оке потом. И это точно ближе, чем князю Серебряному через Ярославль добираться до Вятки (Кирова). Владимир рядом с Москвой. Тем не менее, собираться было пора. На носу уже восьмое марта — Международный Женский день.

— Я только спросить! — ладно немного не так, — Я только посмотрю. Сам не буду ничего делать! — попытался настоять Юрий Васильевич, но срабатывающая в поликлиниках фраза здесь не произвела на брата Ивана никакого впечатления.

«Нет! Через два года. Будут ещё походы»! — уперся пока не Грозный. Все эти месяцы Юрий продолжал тренироваться читать по губам. Получалось очень и очень средне. И он даже понимал почему. В голове он продолжает думать на русском языке из будущего. А проклятые предки не желают на нём говорить, лопочут на том же, что и привыкли сызмальства, а потому со всякими суффиксами на «Ц» слова получаются непонятные, когда пытаешься их прочесть по губам. Просто мозг их не ждёт. Сейчас же брат приехал и опять говорил с ним медленно, старательно артикулируя каждый звук. Почти всё понятно.

— А меня здесь опять отравят! — привёл последний «неубиваемый» аргумент Боровой.

Иван сжал губы с тонкую линию и грозно глянул на присутствующих при разговоре братьев Глинских — дядьёв их.

«А ты езжай в Калугу. В Кондырево своё. Стекло делай. Потешными занимайся. А вдруг там опять крымцы полезут? Что будет, если они все твои производства пожгут»?

Юрий Васильевич всё же дождался писульку от брата Михаила. Писулька уже не свинцовым карандашом писалась, а настоящим грифельным. Пока технология отрабатывалась и цвет был только один — чёрный. Красителем была сажа. Карандаши получались разные. Одни царапали бумагу, другие крошились, третьи были слишком мягкие. Нашёл Юрий на пожаре одного гончара, тот с сыном горшки продавал из белой глины. Понятно, что эта та самая — с реки Гжелка. Юрий пообещал сделать мастера богатеем почище любого боярина. Ему для того нужен вот этот парень — сын мастера. Парень был примерно ровесник Юрию — лет четырнадцать. Ударили по рукам. Теперь Савва уже месяц целый пытается подобрать состав и температуры обжига стержней, чтобы получился нормальный карандаш. А выходит так себе. Вроде вот нормальный получился, а начинает первый в мире карандашный мастер с теми же параметрами повторять опыт, а карандаш крошится.

И всё же из сотни изготовленных карандашей удалось десяток выбрать таких, которые можно условно-годными признать, а три получились просто замечательными.

— Но у меня же отряд подготовлен, и люди вооружены, и лодки построены. Что я зря столько сил и денег в это вложил⁈ — повысил голос Юрий на родичей.

Дядья оборотились друг к другу и потом стали чего-то с хитрыми рожами втюхивать Ивану. Тот выслушал, повозражал немного, потом опять Глинские ему на уши присели. В результате Иван покивал родичам и выдал резюме, даже этого слова не зная:

«С этими воями пойдёт воеводой князь Репнин».

Событие восемнадцатое

«А есть у вас запасной план, мистер Фикс? Хм, есть ли у меня запасной план⁈ А нет пока запасного плана… Есть мысль», — Боровой перебирая подарки брата в голове, мысленно сам с собой разговаривал. Это он глухой, а вокруг-то все двоякослышашие. А вот хотелось эту мысль с кем-то обсудить. Даже подумывал с братом Михаилом поделиться Артемий Васильевич. Но не решился. Митрополит тоже занял сторону брата и Глинских, нечего отроку на той войне делать. Там и так излиху воевод. А наследник у Великого князя один. Отравление ведь не повторялось больше, да и не сумеют достать его бояре в Кондырево. Там все на виду и все свои. А! брата Онуфрия он ещё с ним пошлёт тудысь. Он такие каши знатные делает. Грех говорить об этом, чревоугодие — грех, но от каш тех никто нос-то не воротит, все выскребают и вылизывают миску. Так он и пироги мастак делать. Жалко отдавать, но раз нужно для дела, то отправлю. Тем паче, что провинился он, замечен был за подглядыванием за девками на реке, что бельё стирали и мылись. Вот и будет ему наказание — с тобой, князь, в глушь ехать и заботиться о тебе.