Крушитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 2

Внезапно на захваченную телевизором девушку обрушилось обнаженное мужское тело, оплетая её тонкую (пока что) талию своими руками.

— Соскучилась? — шепнул ей на ухо Денджи.

— Погоди! — нетерпеливо отпихнулась она, не отрываясь от экрана.

Муж, глянув на плоский экран, тут же ревниво нахмурился.

— Он что, тебе нравится⁈ — сын близкого к Коджима Котару партнера не мог не узнать известное всей Японии лицо когда-то приближенного этой семье человека.

— Да! Когда-то давно! Теперь нет! Посмотри на него, это же машина для убийств! — даже не думая, что говорит, отмахнулась Мичико, — Да слушай же! Слушай, что он говорит!

Слегка успокоенный, но теперь еще и заинтригованный, Денджи Нагаяма и сам начал вслушиваться в слова Акиры Кирью, и оправившегося, но по-прежнему играющего непривычную вторую скрипку Собы Карасугару.

Они еще не знали, что смотрят только на первый страшный удар, который Акира Кирью нанесет по мастерски сплетенной лжи его покойного друга.

— Кира-чан! Сынок! Как ты там⁈ Как тебя кормят в этой тюрьме⁈ Тебя никто не обижает⁈ — динамик телефона взорвался материнской тревогой и помехами далекой связи, шедшей через спутник.

— Ока-сан, — недовольно пробурчал я в трубку, спускаясь по лестнице, — Я не заключенный. Нас просто тут расселили пока что. Все в порядке, ем хорошо. Как вы?

— Ой, как хорошо! Мама очень рада! Мы тут прекрасно! Все просто чудесно! Такао и Эна очень загорели! Папа похудел! А мама у тебя всегда прекрасна!

Семья Кирью, пустившая неглубокие корни в Буэнос Айресе, радостно занималась тем, что тратила деньги на разнокалиберный туризм, прыгая по Южной Америке как заведенные. Сейчас, к примеру, они вновь собирались в Чили, на горный курорт, по крайней мере так передали мне по телефону, а значит, в Чили их точно не будет. Я лишь хмыкал, кивая, — после того, как раскусили отца, пытавшегося держать в секрете от семьи необходимость «потеряться», эффективность скрытности моих родных повысилась в разы. Ацуко Кирью сама не знала, куда захочет завтра.

Хоть здесь нет проблем.

На выходе из тюрьмы, где я и еще несколько десятков «надевших черное» квартировали последний месяц, меня ждал автомобиль, за рулем которого сидел очень хмурый человек. Старший инспектор Специального Комитета, Сакаки Эйчиро.

Молча мы с ним ехали недолго.

— И вот что? — хрипло пробормотал вцепившийся в руль старик, — Чего ты добился, Кирью? Четыре месяца назад ты мог бы начать заниматься тем же самым, чем занимаешься сейчас! Четыре месяца! Знаешь, я бы промолчал, если бы это дерьмовая ситуация не была твоей личной инициативой! Ты бы мог груду всего сделать за эти четыре месяца, парень!

— Вы правы, — кивнул я, с удовольствием рассматривая машины, прохожих, деревья, и вообще все, непохожее на экран монитора, тюремные стены или еще менее интересные стены орбитальной космической станции, — Но не совсем.

— Уж просвети меня, — язвил водитель, — Минут двадцать у нас еще есть!

— Да всё очевидно же, Сакаки-сан, — я подпустил в голос немного недоумения, — Заниматься попытками обеления «надевших черное», простите за тавтологию, под знаменем Специального Комитета… снова простите, не удержался. Под знаменем японского филиала Специального Комитета, потому что от вас мало что не отказался весь мир после ядерного взрыва… занятие безнадежное и малоперспективное. Особенно для меня. Я же ваш выкормыш, можно сказать, а значит, замазан, даже не замазавшись. Зато теперь, с помощью тех, у кого есть связи, ресурсы и, что куда важнее, медиа-возможности, мы можем реально воздействовать на ситуацию. Мы, Сакаки-сан, понимаете? Я и Специальный Комитет Японии. Как равные партнеры.

— Засранец… — грустно заключил инспектор, минут пять переваривавший эти новости.

— Моя жена, перед тем как это всё заварилось, заключила сделку на восемнадцать миллиардов йен, — откликнулся я, — Мы могли улететь из страны и наслаждаться жизнью где-нибудь на Карибах, пока тут расстреливают уличных бойцов по ложным обвинениям. Тем не менее, мы здесь, Сакаки-сан, и всё это время я работал. Просто не под контролем Специального Комитета, который, честно признаем это, обгадился полностью.

— Не ври тут мне, — тут же буркнул старик, — сам же по телевизору позавчера усирался доказывал, что мы не при чем.

— Это во взрыве бомбы, в делах Хаттори, да и с массовым отравлением подростков, вы не при чем, — благодушно отозвался я, — А вот линчевания, закончившиеся смертью, числом более двух тысяч по всей стране, это ваша недоработка, Сакаки-сан. Кровь этих людей на ваших руках, а никак не на моих. В чем вы и хотели меня обвинить.

Человек мне не ответил, крыть инспектору было нечем, как бы не хотелось обратного. Нельзя сказать, что его обвинения были беспочвенны, я был и остаюсь единственным «надевшим черное» в Японии, который периодически выходит в софиты, то есть публичным лицом. Признать, что у всемогущего Комитета, оказавшегося ну совсем не всемогущим, не хватило бы ресурсов начать медийную компанию, обеляющую их подзащитных, Сакаки не мог. Гордость и всё такое.

Прошедшие четыре месяца стали для «надевших черное» по-настоящему черными. Первый месяц, пока члены японского СК лихорадочно обеляли себя в глазах публики, забив на подопечных, кончился смертями. Многочисленными смертями и бегством уличных бойцов за рубеж. Потом, когда силы самообороны начали буквально зачищать страну от распоясавших бандитов, быстро потерявших первоначальную цель в своем возмущении, уже весь мир содрогнулся, узнав о том, сколько человек у нас погибло, приняв искусственное Снадобье.

Да, договор между Спящим Лисом и Темным миром был исполнен, огромные партии Снадобья, приготовленные для того, чтобы буквально лишить Японию молодежи, всего лишь убили четырнадцать тысяч человек. Всего лишь. То, что принимали его не добровольно, послужило еще одним фактором краха «надевших черное» в глазах человечества. Краха уже не позорного, не как террористов, злоумышленников, жуликов и воров, а краха естественного. Снадобья начали бояться. Везде.

Поверженные Старые рода, чьи члены все плотнее увязают в междоусобицах, слухи об отравленном Снадобье, общие впечатления, оставленные широко разошедшимся посмертным видео Ивао Хаттори, да и просто взрыв ядерной бомбы… всё это нанесло глубокую, почти смертельную рану уличным бойцам, как подвиду человечества. Рану, от которой они вряд ли когда-нибудь оправятся.

Зато Япония, как государство, сохранилось целиком и полностью, пускай даже разговоры о программе клонирования теперь звучат с телеэкранов в позитивном ключе. Это сущая мелочь, смешная цена по сравнению с будущим, ожидавшим эту страну. А теперь я, при поддержке некоторых сил, занимаюсь реабилитацией уличных бойцов как вида. Даже получается.

— А это еще кто? — поинтересовался инспектор, увидев ожидающую нас на перроне парочку. Рядом с Маной, моей женой, стоял худенький подросток, на вид ничем не отличающийся от обычного японского школьника. Глаза парня были наполнены апатией.

— Нори Сибуяма, — представил я инспектору молчащего паренька, — Он «сломанный», в самом начале падения. Я пытаюсь остановить процесс.

— Зарегистрирован? — тут же проявил бдительность Сакаки.

— Еще нет. Мы займемся этим в Токио. Я могу ожидать вашей помощи в этом деле?

— Какой именно? — насторожился неплохо уже меня знающий старик.

— У него сейчас нет ничего, кроме имени, — пояснил я, подходя к жене, — Ни документов, ни места жительства, ни регистрации. Я подобрал его на улице и пытаюсь спасти. Нужно всё.

— Кирью… — сморщенное лицо нашего сопровождающего исказилось в недоверии. Я лишь пожал плечами.

Нам было некуда друг от друга деваться, и Сакаки Эйчиро это прекрасно понимал. По сути, я только что потребовал от Специального Комитета создать «бумажного человека», и тот пойдет мне навстречу в такой малости, совсем не спрашивая мнения старшего инспектора. А сам он, полностью понимая, что ради таких нюансов в нашем взаимодействии я и отвернулся ранее от нуждавшегося во мне коллектива СК, будет тихо ругаться в спину, но всё сделает.