Каюр (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич - Страница 7

Я разглядывал надписи на ящиках, силясь их прочитать, но ни одного слова на английском или русском языках на них не было. Написано было на датском. Впрочем, о их содержании не трудно было догадаться, так как именно из этих ящиков Тимоха и доставал продукты для приготовления нашего ужина. Из любопытства я сунул нос в каждый открытый ящик, мешок и в бидоны.

В большинстве ящиках, как я и предполагал были продукты: сушенные и консервированные овощи и мясо, сливочное масло, какао, сахар, соль, сухое молоко, галеты, пеммикан двух видов, и даже шоколад! В остальных деревянных коробках хранились разные вещи. Чего тут только не было! Свечи, бумага, спички, запчасти для примуса и керосиновой лампы, запасные лампы и примусы, инструменты, лыжи и снегоступы… Всего и не перечислить, ведь только примусов было несколько видов. Мешки были забиты одеждой, шкурами, тканями, верёвкой, а в бидонах плескался керосин и спирт.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что меня никто не видит, я плеснул в медную кружку немного спирта и разбавив его водой до половины, нырнул в ящик за шоколадом. Матвей не обеднеет, тут этого шоколада хоть попой жуй, а мне срочно надо накатить и чем-то закусить.

— Ты чё Сидор, спиртовку решил разжечь? Так она в другом ящике — Я уже добрался до шоколада, когда голос Матвея за моей спиной заставил меня вздрогнуть, от чего кружка со спиртом упала на землю и её содержимое разлилось — Тфу! Тетеря! Аккуратнее бестолочь, потравимся же все! А если бы спиртяга в харчи ливанула⁈ Послепнем или сдохнем по твое милости! И какого хера ты бидон не закрыл⁈ Ты чё⁈ И кружку мою взял для метилового спирта⁈ Отравить меня решил сволота⁈ Иди теперь мой её, да самогоном её потом сполосни! Одно разорение с вами дурнями!

Метанол! Я чуть не хлебанул метилового спирта! По моей спине потёк холодный пот. На бидоне ни каких предупреждающих надписей не было, а пахнет этот спирт так же, как этиловый, никакой разницы. За один день я чуть не разбился на смерть, а потом едва метанол не выпил! Так близко к смерти я ещё никогда не подходил в своей жизни. Нахрена им тут этот яд, да ещё и в таких количествах⁈

Меня уже трясло от всего того, что мне давилось пережить за этот проклятый день, и я смутно помню, что мне выговаривал Матвей, как смеялся надо мной проклятый эскимос, и что я вообще делал в тот вечер. Помню, что мы сели есть, но та бурда, что была нашим ужином, мне в горло не лезла. На автомате я принял от Матвея точно такую же кружку, которой я недавно набирал яд, и выпил. По горлу полился жидкий огонь, я поперхнулся и дыхание моё перехватило. Спирт! В панике, я схватил вторую кружку, что стояла рядом с Матвеем, и тоже опрокинул её в себя, не чувствуя вкуса, а просто пытаясь потушить пламя, что разгоралось в моем пищеводе. Тоже спирт! Эти аборигены всё же убили меня! Именно такая мысль была последней, что промелькнула у меня в голове, после чего наступила темнота…

— Вставай Сидорка, я тебе говорю! — Проснулся я от того, что кто-то пинал меня в бок. Было темно и холодно, башка моя страшно трещала, а глаза никак не хотели открываться, я был сильно пьян. — Отплываем мы! Тфу дурень убогий!

— Отстань — Отмахнулся я, не открывая глаза от этого жестокого человека, который заставил меня вернутся в мир боли и похмелья из спасительного небытия — Вали нахер!

— Пьянь подзаборная! Это же надо было так наклюкаться вчера… Две кружки самогона без закуски саданул, как будто в последний раз её видишь! Даже простится по-людски не можешь! Ладно, прощевай Сидорка, в следующем году даст бог увидимся. Документы твои в планшетке. И оставшиеся деньги стребовать за собак с американцев не забудь! — Мой мучитель закончил свою речь, в которую я не очень-то и вслушивался, и оставил меня наконец-то в покое, и я тут же снова погрузился в сон.

Второе моё пробуждение было ничуть не лучше первого. В этот раз я проснулся от того, что мне жутко хотелось пить, и избавится от содержимого мочевого пузыря, который грозил вот-вот лопнуть. Голова моя болела едва ли не сильнее чем раньше, и я плохо соображая выполз наружу. Светило солнце, оно уже было довольно высоко над горизонтом, что говорило о том, что сейчас хоть и утро, но уже довольно позднее. Ящиков и мешков на берегу поубавилось, а мне было пока не до того, я дополз на четвереньках до ручья и окунув в него воспаленную голову начал пить воду большими глотками. Ледяная вода немного привела меня в чувство. Пошатываясь я встал, и с трудом справившись с завязками на туземных штанах, с облегчением наконец-то избавился от лишней влаги в своём организме.

Не отвлекаясь от важного занятия, я мутным взглядом обвёл фьорд. Чего-то тут поменялось, но я никак не мог взять в толк, что именно. И только через секунды тридцать тупого таращенья на воду залива я понял. Ни одного корабля на воде не было!

Матвей меня бросил! Я в ужасе оглянулся вокруг. Палатка стояла на месте, собаки тоже безмятежно дрыхли на своих местах, а вещей на берегу стало сильно меньше. Шесть ящиков, два мешка, четыре бочки, два бидона, сани Матвея… В раскрытом пологе палатке, который я откинул, когда выползал наружу, я увидел только две шкуры и лежащий на них спальный мешок, в котором я видимо и спал. Хоть убей не помню, как я вообще в палатку попал… На центральной стойке, вместо керосиновой лампы болталась кожаная планшетка. Ни Матвея, ни эскимоса на берегу не было.

Неподалеку от палатки, возле домика американской экспедиции уже вовсю кипела работа. Еще вчера разбросанные на берегу без всякого порядка вещи, уже были аккуратно сложены в три большие пирамиды, которые сейчас американцы старательно обкладывали камнями, строя вокруг них стены. Так же в лагере без устали стучали топоры и выли ручные пилы, из привезенных кораблями бревен возводилась коновязь и загон для скота, чуть дальше от основного дома возводилась и другое сооружение, назначение которого было мне совершенно понятно. Такие постройки в каждом частном доме или на даче стоят и строят их обычно в первую очередь, ибо без них никак.

Я тупо стоял и пялился по сторонам, моя больная голова никак не хотела воспринимать реальность. Я на зимовке в Гренландии конца девятнадцатого века, единственные корабли, которые могли меня доставить на большую землю отплыли, а я этот момент благополучно проспал, валяясь пьяный на какой-то шкуре, как бомж подзаборный! Да, я не один, со мной около десяти человек остались и у них полно припасов, но ведь они такие же неопытные, как и я! Они тут впервые, даже на собаках ездить не умеют, надеются на лошадей, и это возле полярного круга! А ещё никакой связи с большой землёй не будит минимум до следующего лета! Случись что, а оно обязательно случится, помочь нам никто не сможет! Матвей сука!

Ладно. Только спокойствие! Матвей вроде говорил, что вернётся за мной через год… или не говорил? Точно! Он сказал что-то типа «даст бог свидимся», а это как угодно можно толковать! Козлина бородатая!

Застонав от бессилия, я медленно поплёлся обратно в парусиновый шатер, общаться с американцами сейчас не было ни сил, ни желания, мне надо было крепко подумать о том, что случилось, и что мне делать дальше. Мой взгляд притягивала чертова планшетка, которая болталась на центральной опоре палатки. Я не так уж хорошо и помню наш последний разговор с гадским Матвеем, но одно я запомнил крепко — в этой кожаной сумке какие-то документы, а возможно и послание от моего сбежавшего «родственника»!

Забравшись в палатку, я рухнул на шкуры и спальный мешок и раскрыл сумку. Так, что тут у нас? Всего три бумаги, довольно плохого качества. Ничего похожего на современный паспорт и в помине нет. Ни каких книжечек, ни каких карточек… Достав первую бумаженцию я начал читать, продираясь через яти и странные словесные обороты, которыми изобиловал документ. Это оказалась выписка из метрики, а если переводить на наш язык, то свидетельство о рождении выданное на имя… Исидора Константиновича Волкова, 1871 года рождения! Однако… так я тут не Сидор получается, а Исидор! Вот нахрена это тело так назвали⁈ У отца же нормальное имя было, Костя! А меня значит Исидором решили? Уроды…