Курсант Сенька (СИ) - Ангор Дмитрий - Страница 35

Даже Пашка слегка улыбнулся губами — впервые за все это время. И я приметил, что он наконец-то доел свою порцию еды — хороший знак.

— А что еще нас ожидает на втором курсе? — поинтересовался я.

— Огневая подготовка станет серьезнее, — пояснил Лосев. — Будете стрелять из всех образцов стрелкового оружия. И практики будет больше.

— Страшновато? — осведомился Коля.

— Да что ты, увлекательно! — отозвался Макаров. — Главное — не терять бдительности. А то как один наш товарищ…

Он собрался поведать очередную байку, но тут прозвенел звонок, возвещающий об окончании обеденного перерыва.

И направляясь к выходу, я размышлял о том, какая странная все-таки штука жизнь… Вот Пашка переживает невосполнимую утрату, а рядом раздаются смех и бодрые рассказы. Скорбь всегда соседствует с чем-то живительным и жизнеутверждающим. И вновь я убеждался, что нельзя все делить лишь на черное и белое.

Тот же Лосев — месяц назад был нашим недругом, а сегодня заступился перед третьекурсниками. И возможно, тот юноша Сенька, в чьем теле я ныне пребываю, и не постигал подобных истин в силу своих лет, но я в очередной раз удостоверяюсь в этом… Жизнь оказывается неизмеримо сложнее и многограннее, нежели могло показаться на первый взгляд.

Февраль. 1984 год

Афганистан

Козлов Кирилл затянулся сигаретой, прищурившись от едкого дыма. И его зубы сами собой стиснулись, когда за перевалом просвистела знакомая песня мины. Февральское утро в Панджшере встречало их очередным «добрым утром».

— Козлов! Живо к «бэтээру»! — рявкнул старшина Петренко, поправляя «калаш». — Сегодня идем прочесывать кишлак Рохи. Разведка докладывает — духи там окопались после вчерашнего замеса.

Кирилл молча затушил сигарету и подхватил свой АКС-74. Еще полгода назад он косил траву возле дома в Березовке, а теперь… Теперь каждое утро начиналось с одной мысли — доживешь ли до отбоя.

— Слышь, Козлов, — окликнул его Димка Макаренко, земляк из соседней роты, — не дрейфь. Я уже четвертый месяц здесь мотаюсь, все тропы знаю. Главное — за мной держись и башку не высовывай.

И БТР-80 натужно завелся, выплевывая черную гарь. Внутри, в тесноте и духоте, разместились восемь человек. Кирилл примостился рядом с пулеметчиком Гришей Захаровым — парнем из Новосибирска, который уже успел обрасти бородой и приобрести тот особый, усталый взгляд.

— Вчера душманы накрыли колонну у Чарикара, — тихо проговорил Гриша, проверяя ленту ПКМ. — Двоих наших упаковали. Командир говорит, Масуд готовит что-то серьезное к весне.

Кирилл кивнул, стараясь не выдать волнения. О командире Ахмад Шахе Масуде — «панджшерском льве» — он уже наслышался. Неуловимый полевой командир, который уже не первый год держал в напряжении целые дивизии.

БТР же вдруг резко затормозил. Люк распахнулся, и в лицо ударил колючий горный воздух.

— Выходим! Кишлак в двухстах метрах! — скомандовал лейтенант Романенко, молодой офицер, который сам прибыл сюда месяц назад прямо из училища.

Они двигались цепью по каменистому склону. Кирилл шел третьим, не спуская глаз с Димки, который показывал рукой, куда ставить ноги. Афганские камни были предательски скользкими — один неверный шаг мог стоить жизни всей группе.

Кишлак Рохи встретил их мертвой тишиной. Глинобитные дувалы, узкие улочки между домами, запах дыма и овечьего помета. Женщины и дети попрятались по домам — только изредка мелькали любопытные глаза в щелях ставен.

— Козлов, Макаренко — прочесываете левый фланг, — приказал Романенко. — Остальные — за мной в центр.

Кирилл и Дима осторожно продвигались между глиняными заборами. В одном из двориков копошились куры, в другом — привязанный козел жевал сухую траву, недоверчиво поглядывая на незваных гостей.

— Тихо, — шепнул Дима, поднимая кулак. — Слышишь?

Кирилл замер… Где-то впереди раздавался приглушенный разговор на дари. Макаренко кивнул на плоскую крышу дома — там мелькнула тень.

— Стой! Руки вверх! — крикнул Дима по-русски, потом повторил на ломаном дари, — Даст бала! Даст бала!

С крыши спрыгнул подросток лет пятнадцати в грязной тюбетейке. В глазах плескалась ненависть, но руки он поднял покорно.

— Обыскивай, — кивнул Дима. — Только осторожно — у этих в кармане может что угодно оказаться.

Кирилл неловко обшарил паренька — никакого оружия. Только завернутая в грязную тряпицу кукурузная лепешка да горстка мелких афгани.

— Чисто, — коротко доложил он, отступая на шаг.

— Отпускаем, — махнул рукой Дима. — Мелочь пузатая. А вот если б «калаш» нашли…

Так что все обошлось и к вечеру операция благополучно завершилась. Никого серьезного не зацепили — разве что тайник с патронами в одном из глинобитных домишек. Обычная рутина, каких десятки. А уже в расположении части Кирилл сидел у костра, заваривая крепкий чифир в потемневшей алюминиевой кружке. Рядом пристроился радист Толик Усевич — веселый псковский парень, который умудрялся ловить «Маяк» даже в этих горах.

— Слушай, Козлов, — протянул Толик, колдуя над приемником «Океан», — а ты домой-то пишешь?

— Пишу, — буркнул Кирилл, затягиваясь сигаретой.

— И что строчишь? Про красоты местные? Про горы да закаты?

Кирилл криво усмехнулся, выпуская дым в холодный горный воздух.

— Пишу, что служба идет своим чередом. Что кормят сносно и что по дому скучаю.

— Дело говоришь, — одобрительно кивнул Толик. — Пусть старики спят спокойно.

Из приемника вдруг прорезались знакомые позывные «Маяка», а следом — размеренный голос диктора — «Говорит Москва. Передаем последние известия…» А Кирилл допил остывший чай и поплелся в палатку. Завтра опять подъем в пять утра, опять патруль по этим бесконечным кишлакам и тропам. А пока можно вздремнуть — если, конечно, духи не вздумают ночью пошуметь. Он рухнул на жесткую армейскую койку и прикрыл глаза. За брезентовой стенкой кто-то негромко наигрывал на губной гармошке до боли знакомую мелодию. И Кирилл подумал о родной Березовке, о родителях и о том беззаботном времени, когда самой большой проблемой была плохая оценка по математике… Да провалился в тяжелый сон.

Тем временем

Снег скрипел под ногами, когда студенты медицинского института торопливо покидали главный корпус после лекции по анатомии. Мороз нещадно жег щеки, и каждый кутался в свое зимнее пальто или добротную шубу. Маша поправила вязаную шапку и потуже обмотала шею шарфом. Две аккуратные косички выбивались из-под шерстяного убора, а на лице играла та самая обворожительная улыбка, что сводила с ума половину курса. Девушка спешила к выходу, но знакомый голос заставил ее остановиться.

— Маша, погоди!

Обернувшись, она увидела Андрея Викторовича — высокого, статного парня с проницательными карими глазами и всегда безукоризненно уложенными темными волосами. Отец его служил в министерстве, мать — врач в элитной поликлинике для номенклатуры. Сам Андрей щеголял в добротном драповом пальто и качественных кожаных ботинках — все выдавало в нем отпрыска партийной семьи.

— Андрей, — вздохнула Маша, — опять преследуете меня?

— Не преследую, а хочу проводить до общежития, — улыбнулся он, догоняя девушку. — На дворе такая стужа, одной небезопасно.

— Да бросьте, — Маша покачала головой, — сколько можно повторять? У меня есть жених — Коля. Познакомились мы с ним еще в школе, он парень что надо — живой, веселый. Сейчас в военном училище учится, офицером будет.

— Знаю, — Андрей не отступал, — ты с ним все каникулы зимние провела. Но он же в училище, а я здесь. И потом, чем я хуже твоего Кольки? Он военную стезю избрал, а мы с тобой врачами станем — людей лечить будем.

Маша вдруг замерла и взглянула на него с укором.

— Андрей, не надо — неправильно это. Я же объяснила — не стоит за мной ухаживать.