Когда лопата у могильщика ржавеет - Брэдли Алан - Страница 10

Для этого не нужно много времени, и, пока мензурка нагревалась, я быстро обошла лабораторию, закрывая ставни.

Теперь комната была освещена только огнем горелки. Я вытащила себе табурет и уставилась на мензурку.

– Флавия! Флавия!

Послышалась серия стаккато по двери.

– Кто там? – без всякого интереса спросила я, прекрасно зная ответ.

– Джек Без Кожи! Явился за твоей душой и селезенкой!

Даже в темноте запертой лаборатории я вздрогнула. Что меня так поразило?

Я вцепилась в край табуретки.

– Флавия! Это я! Впусти меня!

– Убирайся, – проворчала я.

– Это важно! Впусти меня.

Стук не прекращался.

Есть только один способ справиться с упрямой врединой, и это – сохранять тишину. Молчание более эффективно, чем тысяча бранных слов.

– Флавия, открой. У меня для тебя подарок.

Закрываю глаза и мысленно удаляюсь в Антарктиду.

– Смотри, что нашла в коттедже «Мунфлауэр».

Я открыла дверь.

– Давай сюда, – сказала я, протягивая руку через порог.

– Только если ты разрешишь мне войти, – объявила Ундина. – У меня преимущество, и ты должна это признать.

– Котел проклятий! – я сердито смотрела на нее.

– Поцелуй меня в игадицы, – ответила она.

– Куда?

– В игадицы. То, на чем ты сидишь.

– Это называется ягодицы, – поправила я. Надо отдать ребенку должное. Если она не смогла произнесли слово правильно, это значит, что она его где-то прочитала. Как говорит Даффи, есть благодать, которая снисходит на человека только в процессе чтения печатного текста. Надо признать это. Когда-то это была привилегия священства, и умение прочитать вслух по-латыни третий стих пятьдесят первого псалма[21] могло спасти вас от виселицы. Хотя эта практика похоронена несколько веков назад, в некотором роде она еще жива.

Хорошо, что я увлечена химией, а не символами веры и каноническим правом.

– Что ж, поцелуй их тоже, как бы это ни называлось, – заявила Ундина, просачиваясь между дверью и косяком в комнату.

Я отвернулась от нее и сосредоточила внимание на подогревающейся мензурке.

Внутри ничего не изменилось, и мое сердце сжалось.

Но пока я разочарованно наблюдала, начала твориться магия. Кристаллическое вещество засветилось ярким, нереальным голубым светом.

– Флюоресценция! – громко запела я. – Флюоресценция! Флюоресценция!

Значит, яд есть! Сакситоксин! И я молодец!

Я поймала себя на том, что обнимаю мерзкую Ундину.

– Вот так-то лучше, – сказала она.

Я доказала свою правоту. Майор Грейли умер не от отравления бледной поганкой, но от сакситоксина – вещества, известного очень узкому кругу людей, включая меня.

Если бы все факты были известны, я бы оказалась подозреваемой – или следующей жертвой.

На моей щеке был запечатлен влажный поцелуй Дракулы. Я высвободилась.

– Посмотри сюда внимательно, – сказала Ундина и сунула мне в лицо что-то вроде простой деревянной коробки. И завопила: – Света! Больше света неверным!

Я выключила огонь под горелкой и открыла ставни ближайшего окна.

– Дай сюда, – сказала я, ставя коробку на подоконник. – Теперь рассказывай, где ты это нашла?

– В том доме. На кухне.

– Я обыскала кухню и не видела это.

– Просто ты – не удивительная я! – радостно пропела она.

Это дитя начинает действовать мне на нервы. Она кого-то мне напоминает.

– Оно лежало под ящиком со столовыми приборами, – хихикнула она. – Кто бы догадался заглянуть под ящик с вилками-ложками? Никто, кроме меня! – добавила она с жутковатым кудахтаньем, яростно размахивая руками.

Это правда. Плоская коробка такого же размера, как ящик с драгоценной утварью, – самое безопасное место в доме. Кто догадался бы заглянуть под коробку со столовым серебром?

Так вот где майор держал свои ценности.

Любопытно. Что может быть достойно хранения с такой дьявольской хитростью?

Я открыла крышку.

И отшатнулась, не то от удивления, не то от шока, не могу сказать точно.

На дне, в небольших, оббитых черным шелком углублениях лежали миниатюрные фигурки – куколки, сделанные из пустых катушек и выкрашенные в телесный цвет. Они были одеты в искусно сшитые костюмчики – платье и шапочка няни, кожаный передник обувщика, форма водителя лондонского омнибуса…

Я пересчитала их. Ровно тринадцать.

И на поникшей шее каждой фигурки была тщательно сплетенная веревочка из того, что могло быть только человеческим волосом.

– Он был палачом, – прошипела Ундина мне в ухо. – Палачом, Флавия!

Мысленно я была вне себя.

– Видишь? – вопила Ундина, пританцовывая на месте. – Видишь, Флавия?

– Вижу. – И я действительно видела.

Или так мне казалось. Но я также думала о том, что меня обскакали. Это маленькое чудовище влезло в мое расследование и обнаружило самую главную улику. Вся слава достанется ей.

Мне стало плохо.

– О чем ты думаешь? – спросила Ундина.

– Гм-м, – отозвалась я. – Небезынтересно, но не связано с убийством этого человека напрямую.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Ундина.

Я подобрала неубедительный аргумент. Может, она не догадается.

– Если бы это было важно, полиция или кто-то еще нашли бы эту штуку при обыске дома и унесли с собой, не так ли? Теперь, когда ты забрала улику, к нам в Букшоу могут прийти с собаками и фонарями и обвинить нас в пособничестве.

– Вздор! – возразила она с раздражающей ухмылкой.

– Что ж, в любом случае я прослежу, чтобы вся слава за ключевую находку, которую просмотрела полиция, досталась тебе. Им будет стыдно. Ну или они назовут праздник в твою часть. Трудно сказать.

– Я думала, ты обрадуешься, – сказала Ундина, и ее улыбка превратилась в гримасу.

– Я счастлива, – подтвердила я. – Просто это незаметно. Я тренировалась подавлять эмоции, и ты должна делать то же самое. Если будешь хорошо себя вести, я дам тебе пару советов. Оставь мне эту коробку, и я изучу ее на предмет отпечатков и тому подобного, а потом отдам инспектору Хьюитту. Он будет в ярости оттого, что его люди ее пропустили.

Не только я не додумалась поискать под ящиком со столовым серебром. Полицейским должно быть стыдно.

– А теперь брысь, – сказала я. – Мне нужно кое-что сделать.

Как только она ушла, я завернула коробку в лабораторный халат и понесла в оранжерею. Доггер будет потрясен.

– О боже, – сказал Доггер, когда я вручила ему коробку. Он открыл ее и заглянул внутрь. – Полиция это видела?

Я покачала головой.

– Мы должны вернуть ее как можно скорее. Нет смысла стирать отпечатки пальцев, здесь уже есть ваши и мои.

– И Ундины, – добавила я, готовая провалиться сквозь землю.

– Нужно наилучшим образом воспользоваться временем, которое у нас есть, – сказал Доггер. – Можем мы проследовать в вашу лабораторию?

Через минуту мы уже сидели друг напротив друга за лабораторным столом. Гибкая лампа бросала на коробку яркий свет. Доггер отложил увеличительное стекло.

– Никаких надписей, никаких гравировок, никаких потертостей или царапин.

– Что это значит? – поинтересовалась я.

– Что она довольно новая, – сказал он. – Со временем коробки деформируются. Их задача защищать содержимое. Сделана из красного дерева, что предполагает определенную важность. Недешевый материал. Кто-то настолько ценил содержимое, что заплатил за качество.

– А куколки внутри? – спросила я.

– Фетиш, – сказал Доггер. – Сувениры с ритуальным смыслом.

– Колдовство! – воскликнула я. Это не просто заурядное дело об убийстве.

– Любопытная идея, – заметил Доггер, приподнимая крышку металлическим крючком, который он достал откуда-то из кармана. – Но не думаю.