Когда она влюбляется (ЛП) - Сэндс Габриэль - Страница 3

Лучше что бы он бил меня, а не Клео. Если бы он хоть раз поднял на нее руку, она бы отбивалась. Кто знает, как сильно он ее тогда покалечит? По крайней мере, я научилась управлять папой. Когда он злится, лучше всего заткнуться и соглашаться со всем, что он говорит. Это самый быстрый способ успокоить его.

Я роюсь в сумочке в поисках телефона. Зеркала у меня нет, поэтому приходится смотреть на свое отражение в камере, чтобы убедиться, что на лице нет явных следов, пока меня никто не видит.

Изображение включается.

Меня охватывает облегчение. Кажется, все в порядке.

Затем дверь открывается, и я бросаю телефон обратно в сумочку как раз в тот момент, когда появляется лицо Вэл. — Джем!

Я наклеиваю улыбку и вываливаюсь из машины прямо в ее объятия. Она смеется, обнимая меня за талию и прижимаясь поцелуями к моей щеке.

— Не могу поверить, что ты здесь, — восклицает она.

Ее знакомый запах почти разбудил меня. — Я знаю. Боже, как я скучала по тебе, Вэл.

Я крепче прижимаюсь к ней, какая-то часть меня все еще беспокоится о том, что она может найти, если слишком внимательно изучит мое лицо. Положив подбородок ей на плечо, я бросила взгляд на мужчин.

Папа здоровается с Дамиано. Они улыбаются друг другу с холодными глазами, и я уверена, что это рукопожатие может сокрушить несколько костей.

Муж моей сестры - дон Казалези, могущественного клана в Каморре. Он высок и внушителен, даже когда одет в рубашку и темные брюки.

Из уст папы вырывается сухая усмешка. — Дамиано Де Росси. Ты красивый парень, да? Теперь я понимаю, почему моя дочь так неравнодушна к вам. Вы же знаете женщин, их тянет к красивым вещам.

Улыбка Дамиано - резкая, кривая линия. — Интересно, что же тогда привлекло к тебе твою жену, Гарцоло?

Папа смеется, но это вынужденный смех. В Нью-Йорке именно так разговаривают между собой состоявшиеся мужчины - с шутками и колкостями. Все это весело, пока не нажмешь не ту кнопку и не вытащишь оружие.

— Дай-ка я на тебя посмотрю, — говорит Вэл, отталкивая меня. — У тебя волосы стали длиннее?

Я делаю шаг назад и позволяю своим волосам длиной до плеч упасть на лицо, как будто показываю ей свою стрижку. — Немного. Мой мочевой пузырь сейчас взорвется. Можно мне забежать в дом?

— О, конечно. Ты знаешь, где находится туалет.

Пробежав мимо нее, я забегаю в дом и закрываю за собой дверь.

Внутри прохладно, кондиционер работает на полную мощность. Это приятно для моей горящей щеки и перегретого тела.

Я спешу по просторным, наполненным светом комнатам к туалетной комнате, которую помню с прошлого визита.

Облегченный вздох вырывается из моих легких, как только я смотрю в круглое зеркало, висящее над туалетным столиком. Над правой щекой - небольшое розовое пятно. Я уже приготовила полдюжины оправданий на случай, если кто-нибудь спросит. Но синяк пройдет. У меня так легко появляются синяки, как у персика.

По крайней мере, я взяла с собой свой лучший консилер. Я достаю его и наношу немного на пятно. Клео сказала, что он будет слишком тяжелым для такого климата, но я все равно взяла его с собой. Вообще-то я не могу вспомнить, когда в последний раз не брала его с собой на всякий случай.

У меня заслезились глаза... и черт, черт, черт. Я не могу плакать.

Я не могу плакать, потому что мои глаза покраснеют, и все узнают.

Все поймут, что со мной не все в порядке.

Почему Папа должен был сделать это сейчас? Почему он не мог хотя бы подождать, пока мы приедем в пансион?

Мы с Клео живем в одной комнате. Мне придется надевать маску для сна, когда мы будем ложиться спать, чтобы она не увидела синяк.

Внутри меня поднимается разочарование. Я должна ненавидеть папу так же, как Клео и Вэл, но, несмотря на то, что он бьет только меня, я все равно люблю его.

Несмотря на все его недостатки, он мой отец. Человек, который научил меня читать и всегда позволял мне сидеть у него на коленях, когда я плакала в церкви, напуганная проповедью. Если бы он был весь из себя жестокий и злой, его было бы легко презирать, но это не так. Иногда он смотрит на меня, и в его взгляде появляется мягкость.

— Ты всегда была такой умной, Джем. Моя маленькая девочка. Ты единственная дочь, на которую я могу положиться.

Когда он говорит мне такие слова, я таю. Я ничего не могу с собой поделать. Его одобрение похоже на теплые объятия. Я чувствую себя в безопасности, любимой и желанной. Оно дает мне ощущение, что все, что сломалось, можно исправить.

Я заканчиваю наносить макияж и мою руки в раковине. В горле стоит ком, который никак не проходит.

Это не поможет.

На этой неделе я должна держать себя в руках, несмотря ни на что.

Поэтому я упираюсь ладонями в раковину и начинаю считать вдохи, заставляя себя отвлечься от мыслей о папе.

Раз Миссисипи.

Два Миссисипи.

Три …

Дверь в ванную распахивается.

Я думаю, что это мама, которая пришла узнать, почему я так долго не могу прийти.

Но это не так.

Это еще хуже.

Мой взгляд сужается на незваного гостя и его мускулистую фигуру, которую он умудрился втиснуть в брюки и серую рубашку на пуговицах. Его борода подстрижена, волосы убраны назад и завязаны на затылке, маленькая серебряная сережка сверкает на свету.

По позвоночнику пробегает холодная дрожь. Помню, как я смотрела на эту серьгу и думала, что сейчас умру.

Я выпрямляюсь и напоминаю себе, что, несмотря на ухмылку на его лице, это опасный человек.

Плохой человек.

И я, возможно, единственный здесь, кто это знает.

— Ты когда-нибудь стучишь, Рас?

ГЛАВА 2

РАС

Моя мама воспитывала меня джентльменом, но я всегда считал, что являю собой идеальный пример того, как природа побеждает воспитание. Как бы она ни старалась подавить мою дикую натуру, ей это никогда не удавалось.

Когда я был маленьким, ей хотелось выдрать себе волосы. Она говорила: "Иди налево", а я шел направо. В школе я постоянно попадал в неприятности. Она меня наказывала, но звонки от директора не прекращались. И я совершенно не любил носить маленькие аккуратные костюмчики, которые она заставляла меня надевать по каждому особому случаю. Я всегда их пачкал. Мама оттаскивала меня за ухо и требовала объяснить, почему я выгляжу так, будто повалялся в грязи.

С тех пор я стал лучше относиться к костюмам, но желание внести немного хаоса во что-то упорядоченное не покидает меня до сих пор. Став старше, я понял, что созданный хаос - это мощный инструмент, особенно в моем нынешнем положении младшего босса Казалези. Он не раз спасал мою задницу и задницу Дема.

Когда людей бросают в хаос, они делают то, что никогда бы не сделали в обычных условиях. Животный мозг берет верх. Снимаются фильтры. Люди открывают свои истинные желания, и иногда эти желания имеют много общего с тем, чтобы Дем или я были мертвы.

То, как Джемма Гарцоло смотрит на меня сейчас... Я бы отнес ее к этой категории.

Суженные серые глаза.

Поджатые губы.

Сердитый розовый румянец на щеках, который может стать моим новым любимым цветом.

— Ты когда-нибудь стучишь, Рас?

Она ставит кулаки на бедра и окидывает меня раздраженным взглядом. Этот взгляд мне хорошо знаком по двум нашим предыдущим встречам.

Первая была, когда мне поручили найти ее в Нью-Йорке, чтобы я мог дать ей телефон для разговора с сестрой. То, что должно было быть простой задачей, превратилось в целое дело, потому что Джемма решила, что я поджидаю ее в раздевалке ее студии пилатеса, чтобы убить ее.

Она увидела меня и открыла рот, чтобы закричать. Я набросился на нее, затолкал в шкаф и зажал ей рот ладонью, чтобы объяснить, что я здесь по приказу Валентины. Когда она затихла, я подумал, что наше недоразумение уже позади, но я жестоко ошибался.

Как только я убрал руку, она впилась своими удивительно острыми зубами в мое предплечье. Помню, как я смотрел в эти темно-серые глаза, когда она пускала кровь, и думал: — Черт, какая красивая женщина.