Щука - Макгоуэн Энтони - Страница 2

— На монстров, — повторил за мной Кенни.

Тина поглядывала на меня на бегу — казалось, она тоже слушает мой рассказ.

— Один парень рассказывал мне, — продолжил я развлекать своих слушателей, — как он кормил на пруду уток, и вместе с утками к нему поплыл лебедь, такой большой и белый. Плыл себе этот лебедь, и вдруг — раз! — его нету. Тот парень клялся, что видел, как из воды высунулась огромная пасть, схватила красавца за голову, утянула под воду, и всё — даже пёрышка не осталось.

— Даже пёрышка не осталось, — прошептал Кенни.

— Такие монстры могли вымахать в пруду только благодаря негодному мясу с фабрики. Им-то они и отъедались — завонявшим фаршем, тухлой колбасой и беконом. Изредка такая громадная рыбина всё-таки попадалась на крючок, но ни один рыбак не смог её вытащить: у кого леска рвалась, у кого удочка ломалась, как зубочистка.

Кенни крякнул, изобразив, как ломается удочка.

— Короче, был пруд и в нём щуки, — сказал я. — А ещё были мальчишки, которые обожают всё делать на спор. Один из них поспорил, что переплывёт Беконный пруд. Даже если бы не щуки, делать это было глупо. На пруду есть места, где до дна при всём желании не донырнуть. А утонуть — запросто.

— Ни за что не полезу в него плавать, — сказал Кенни.

Я ненадолго отвлёкся от рассказа, чтобы его похвалить:

— Молодец, Кенни. Правильно.

Плавать Кенни умел, но плавал он суетливо, по-собачьи, высоко задрав голову.

— Глубина — это ещё не самое опасное, — продолжил я. — В других местах можно с концами запутаться в водорослях. А ещё в пруд выкидывали всякую дрянь: дохлых собак и кошек, тележки из супермаркетов и детские коляски. Где-то на дне валялась пара автомобилей, которые мальчишки-угонщики подожгли и столкнули в воду.

Кенни замахал руками и, приговаривая «пшшииишш, пшшииишш…», принялся изображать клубы дыма над пылающей машиной.

— За остов горелой машины или за тележку можно зацепиться так, что уже не отцепишься. Будешь долго барахтаться и утонешь, когда истратишь все силы. А потом угри слопают твои глаза и выедят твой мозг, а щуки обкусают с тебя всё мясо, и в конце концов останутся только голые кости, зубы и волосы.

Это место рассказа было у Кенни самым любимым — слушая его, он не производил никакого шума и не делал лишних движений.

Хотя нет. Это место было просто любимым. До самого любимого я ещё не дошёл.

— То есть ты понял, что спор был глупым, — сказал я. — Но мальчишки вообще глупые. А среди них был один совсем дурной, его звали Винни Так. Этот Винни Так был гроза нашего городка. Он крал из магазинов, бил стёкла, доставал девчонок и хватал их за всякое, за что они не хотели, чтобы он их хватал. У него были вечные проблемы с полицией, но всё ему сходило с рук, потому что у его папаши было полно денег и он каждый раз отмазывал Винни, как это умеют делать богатые.

Винни хвастался, что ему переплыть Беконный пруд — как два пальца об асфальт. И обещал сделать это голышом, вообще без ничего. А больные на голову приятели только сильнее Винни подначивали. Ну вот он и раздевается до трусов, а после и их снимает, а друганы знай подбадривают, типа «давай, давай!». Дело происходило весной, в марте или апреле, да к тому же ещё рано утром, так что было довольно холодно, и от этого его штуковина напоминала посиневший жёлудь.

Винни Так бросился в пруд. На мелкоте он бежал, когда вода стала по пояс, перешёл на шаг, а потом поплыл. Надо сказать, плавал Винни здорово, этого у него не отнять. Он быстро и чётко грёб руками и даже, как положено, опускал лицо в воду, хотя и был без очков.

Но, как я уже сказал, вода была холодная. От холода у него начали неметь руки-ноги. А потом его накрыл страх — и Винни растерялся. Грёб он уже не так уверенно и приятелей почти не слышал. Ему в уши заливалась противная грязная вода.

И тут он почувствовал, как вдоль его ноги скользнуло нечто длинное. Оно его даже не коснулось — просто обдало ногу струйкой потревоженной воды. Но и этого хватило, чтобы Винни перестал грести и осмотрелся.

Вроде ничего такого.

Он снова поплыл, изо всех сил работая руками. Но грёб он теперь яростно и суетливо. Во второй раз то самое нечто его точно коснулось. Никаких сомнений — он почувствовал прикосновение, хотя тело у него и онемело от холода. Это как у зубного: тебе уже поставили пломбу, и болеть уже ничего не должно, а всё равно больно.

Оно, это прикосновение, было одновременно гладким и шершавым. Гладким — потому что все рыбы покрыты слизью, а шершавым — из-за чешуи. Что-то длинное скользнуло ему под живот, а потом протащилось между ног, как ремень, когда его вытаскивают из петелек на брюках.

Но Винни останавливаться не стал, а рванул вперёд, ещё яростнее работая руками. Но на этот раз он опустил лицо в едкую, маслянистую воду и заставил себя открыть глаза. И увидел их. Не одного монстра, а десятки. Щуки самых разных размеров преследовали его, лениво кружа на небольшой глубине. Винни закричал, поперхнулся, закашлялся и опять закричал. Его приятели — они ещё до этого побежали вокруг пруда, чтобы встретить его на противоположном берегу, — поняли, что происходит что-то ужасное.

В следующее мгновение Винни страшно пожалел, что на нём нет трусов. Даже с большого перепугу он не думал, что щука может, как акула, утащить его под воду и там сожрать. Но сейчас вдруг представил себе, как здоровенная щука замечает его штуковину, которая болтается в воде навроде опарыша или червячка. Представил, как она разевает пасть, полную острых как иголки зубов. Как смыкает свои челюсти на его…

Винни почти доплыл. Он попытался встать и даже коснулся пальцами вязкого от гниющих водорослей дна. Ещё пара гребков — и он в безопасности. Винни ринулся вперёд, как без пяти минут чемпион Олимпийских игр, и уже занёс руку, чтобы финишировать мощным, красивым гребком, как вдруг…

«ААААААААААААААААААААА!!!!!»

Боль, мучительная боль.

Пламя.

Лёд.

Снова пламя.

Его штуковина! Её стискивали, пронзали и терзали щучьи зубы. Здоровенные челюсти мотали её, как крокодил под водой мотает, расчленяя, тушу зебры.

Наконец ноги Винни нащупали дно. Он сделал шаг, споткнулся, упал, опять споткнулся и, подняв фонтан брызг, плюхнулся на живот. При этом он непрерывно орал, переходя с утробного воя на пронзительный визг и обратно. От дикого страха Винни всё не решался опустить глаза и посмотреть, что там у него.

Но тут он увидел физиономии своих друганов. Они ржали как сумасшедшие. И показывали пальцами. Их так и крючило от смеха, а один натуральным образом повалился на землю и катался в грязи.

Собравшись с духом, Винни всё-таки посмотрел вниз. И увидел того, кто намертво вцепился в его штуковину. Это был крохотный щурёнок длиной со сломанный карандаш с тоненькими, почти прозрачными зубками. По ногам Винни струйками сбегала кровь, мешаясь с зелёной водой и облепившими его ноги тиной и ряской.

Его приятели при виде малюсенькой рыбёшки страшно развеселились, но самому Винни было не до смеха. Он совсем рехнулся от боли и стал метаться по берегу, не смея дотронуться до щурёнка. Последнее, что запомнилось его приятелям, — это то, как он, сверкая бледной задницей, с пронзительным визгом нёсся по просёлку в сторону городка.

В городке видели, как он голым бежал по улицам. Кто-то решил, что Винни ему просто причудился, а кто-то — что померещился спьяну. Большинство же сошлось на том, что сам Винни был пьяный или под кайфом. Рыбёшки между тем никто не видел. Непонятно, то ли она успела отвалиться, то ли была настолько похожа на штуковину Винни, что зеваки не обратили на неё внимания. Пробежав через городок, Винни растворился в полях, сверкнув на прощание своей бледной голой задницей.

— А что с ним было потом? — спросил Кенни. Его буйный смех утих так же внезапно, как утихает летний ливень.

— Никто не знает, — ответил я. — Рассказывают, что он живёт где-то неподалёку в лесу и у него на штуковине по-прежнему болтается щурёнок. Я даже слыхал, будто щурёнок подрос и, как минога, сосёт у Винни кровь и вообще всячески им помыкает. Ещё, правда, говорят, что Винни просто уехал к матери в Лидс.