Тайны Калинова моста (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 24

Его рука невесомо прошлась по её волосам, окутав прохладой в натопленном доме. Елисей присел на край стола, с любопытством заглянул в раскрытую тетрадь и одобрительно заметил:

– Ты таки сумела приучить гуманитариев при решении стандартных задач следовать алгоритмам, а не порывам вдохновения, которые в математике подводят их сплошь и рядом.

– Они всё равно терпеть не могут стандартные задачи, – улыбнулась Василиса, обрадованная его приходом. – Всегда приходится адаптировать уроки под их литературно-театрально-творческие вкусы. Когда я замещала вас в физмат классах, мне, по крайней мере, не приходилось повторять перед этим легенды древней Греции и пьесы Шекспира. Ах да, мне завтра придётся отлететь на лекцию с последнего урока, но Виталик из вашего одиннадцатого класса вместо меня разберёт с детьми занимательные задачки из сборника Мерлина.

– Хорошо бы он не перепутал его со сборником нерешённых математических проблем под редакцией того же автора, – развеселился директор. – Виталик не всегда с ходу отличает простое от сложного и частенько путает первое со вторым.

– Я вместе с ним рассмотрела все задачи, отметила их закладками и проверила, чтобы он вложил в сборник заготовленные нами решения. – Василиса немного обиделась, что усомнились в её учительском профессионализме и заподозрили в намерении переложить урок на ребёнка без всякой на то подготовки. Она успела достаточно близко познакомиться с гениями математических классов, чтобы не допускать их без долгих консультаций к вдохновенным гуманитариям. Если позволить Виталику объяснить пример «дважды два – четыре» так, как он считает нужным, то парень начнёт с квадратных матриц, и погрузит поэтов-семиклассников в серьёзное стрессовое расстройство.

Она возмущённо посмотрела в чёрные глаза Елисея и ясно увидела, что он прекрасно читает по лицу все её мысли и искренне развлекается, лукаво поддев её профессиональную гордость. И Василису тоже затопило смехом и теплом, и такое же тепло она видела в полуночных очах того, кому полагалось сохранить в своём характере лишь непреклонное чувство справедливости, чести, долга и холодного благородства. Того благородства, что сейчас обязывало его быть полупрозрачным, просвечивая синим светом «светильников» Яги, и сидеть на столе, не сминая ни единой бумажки на нём. Да, могучий дух обязан напоминать глупо влюблённой в него девушке, что он всего лишь дух, даже если такие демонстрации требуют особой концентрации внимания и затраты сил. Девушке, в свою очередь, хотелось посоветовать не тратить усилий – она и так всё помнит и осознаёт, но, разумеется, она промолчала.

– Я посмотрю график твоих занятий в ОМИИ и внесу коррективы в школьное расписание. Так о чём же были твои смутные страхи?

– Ну, в том числе и о недостатке информации: я ничего не знаю толком ни о некромантах, ни о неживых. Ведь маги смерти занимаются не только тем, что поднимают и упокаивают зомби! И что там, за Калиновым мостом? Мы столкнёмся и с монстрами оттуда?

– Что там – неизвестно никому из существ мира яви, включая таких как я. Даже неупокоенные – обитатели мира живых, как бы странно это ни звучало. Мы возникаем разным образом и по разным причинам, но всё равно принадлежим к миру света – к миру, состоящему из живой и неживой природы, что бы в неё ни включалось. За мостом нет ни жизни, ни не-жизни, однако какое-то сознание там есть – оно проявляет себя в воздействиях на охранников Перехода. И эманациями Зла.

– Там притаился страшный демон? – изобразила смешок Василиса.

– Нет, демоны, бесы и даже их глава – отец небезызвестного тебе Дамиана – тоже обитатели яви. У них свой рацион и свои особенности, но для них сохранность тонкой грани между реальным и потусторонним миром столь же жизненно важна, как для всех нас. Что там – они тоже не знают, ты не одинока в этом своём неведении. А про некромантию и всяческую нежить тебе всё популярно расскажут.

– А вы не расскажете? – затаила дыхание Василиса.

– Если пригласят на замену временно отсутствующего преподавателя, как иногда бывает, то расскажу, – насмешливо сверкнул глазами Елисей. – Пока посоветую не расспрашивать одногруппников о том, как их угораздило стать некромантами. Ты исходя из собственного опыта можешь догадаться, что такой тип дара формируется не просто так и связан с трагическими событиями прошлого, с трагической гибелью близких людей. Чего ещё боимся? – спросил он, и оказалось удивительно легко признаться:

– Практик! Согласно институтской статистике, сколько студентов добираются до конца обучения?

– Процентов девяносто пять.

Повисло глухое молчание, и Василиса нервно хохотнула:

– Спорим, я войду в пять процентов отклонения? – Как не бояться при таких известиях? Боженьки, кладбище факультета некромантии тоже заселено студентами? Бывшими?

– С чего бы тебе в них войти? С твоей прилежностью у тебя вряд ли возникнут проблемы с изучением материала лекций, да и дурного поведения за тобой не замечалось, – возразил Елисей, показательно сосредоточенно сведя чёрные брови, но не удержал весёлого смешка. – Я ж говорю: любой недостаток информации ты восполняешь самыми ужасными домыслами!

– Вы нарочно дали мне поверить, что пять процентов съедаются нежитью! – ахнула Василиса.

– Протестую, это самовольный вывод, не опирающийся на реальные факты! Замечание неправомерное и дискредитирующее мою репутацию, – от души развлекался Елисей и внезапно посерьёзнел: – Ты правда полагала, что тебя спокойно отпустили в институт, зная, что там твоей жизни угрожает опасность? Отпустили без слова возражений...

«И без усиленной постоянной охраны в твоём лице?» – договорила про себя Василиса, когда директор оборвал фразу, и на душе стало легко. Не напомните: с чего она так распереживалась? Ведь действительно – не отпустил бы. «Сложись все иначе – я не искал бы другой жены, кроме тебя», – вспомнилась ей строка из единственного письма, написанного ей Елисеем. Да-да, ей надо вычеркнуть из памяти эту фразу, она уверена, что Елисей сам бы её вычеркнул по здравом размышлении, если бы взялся редактировать письмо. То письмо, что разумной девушке следовало бы сжечь, а не хранить под подушкой.

– Спи, – гипнотическим глубоким голосом велел Елисей, и на успокоившуюся Василису нахлынула необоримая сонливость. Директор рассеялся, а она доплелась до кровати и забралась под одеяло. Дотронулась кончиками пальцев до запрятанного письма и провалилась в сон.

Утром позвонил Игнат, спросить, когда её ждать в гости – вечером пятницы или в субботу – и услышал в ответ, что теперь у неё лишь один выходной день, поскольку она поступила на заочное обучение в... некий институт.

– Бабочек изучать будешь? – в осторожной намекающей форме уточнил Игнат. Василиса согласно угукнула, и он продолжил: – Хорошо, что к тебе в деревню теперь дозвониться можно – средство спецсвязи выдали, да? Значит, за свою держат и в обиду не дадут.

– Остаётся надеяться, что так оно и есть, – рассмеялась Василиса мудрым выводам старшего друга, поднявшегося в российском бизнесе в лихие девяностые годы. Набранный Игнатом опыт побуждал его в любых потенциально опасных телефонных беседах переходить на иносказания и выводы делать в стиле «Крёстного отца».

На крыльце лежали покрывшиеся инеем розы. Волчьи следы на снегу проясняли личность дарителя, как и приколотая к цветам карточка, написанная знакомым почерком: «Девушки-некроманты всегда казались мне страшно интригующими и загадочными. Особенно русоволосые красавицы с серыми глазами». Ян Вольфович давал понять, что жутковатая направленность её дара его не отвратила. Вздохнув, Василиса под скептическое фырчанье Баюна вернулась в дом и поставила цветы в воду. Любовь – сложная штука, когда она безответная.

– Я бы сказал, с точки зрения практической психологии у парня есть шансы на взаимность, – с важным видом проурчал кот, приглаживая усы. – Он умён и хорош собой, а, как известно, противоположности сходятся.