Ментальная Кухня 4 (СИ) - Злобин Максим - Страница 5

— Ну вы это там, — сказал я напутственное слово. — Давайте там чтобы ух. Ага?

— Ага, — кивнул Пацация.

И в тот же самый момент такси остановилось возле нашей гостиницы и-и-и… что я могу сказать? Дорого. Богато. Судя по одной лишь входной группе — вот прямо ништяк. Да, мы в каком-то смысле беженцы, но всё-таки беженцы при деньгах, — спасибо рыбинскому ретриту. Так что почему бы и не покутить?

— Начнём с во-о-о-он той пиццерии, — как будто бы продолжила мою мысль бабушка, выбираясь из такси на улицу. — А потом пойдём туда. А потом туда.

— Гхым, — ухмыльнулся я. — Ба, ты прямо такая голодная что ли?

— При чём тут голод? — спросила Зоя Афанасьевна, зависла на секундочку, а потом аж по лбу себя хлопнула. — Дурёха старая! Совсем забыла тебе рассказать!

— Про что, ба?

— Про пароль! Аранчини с барбарисом.

Аранчини… чо?

Помнится, одна из тётушек-поварих в прошлой моей жизни называла аранчини «жареными ёжиками». Что довольно далеко от правды, если уж разобраться.

Рисовые шарики с начинкой — вот так, пожалуй, будет лучше. И вкусно оно, не спорю. Но как и всё вкусное, аранчини максимально геморройны в приготовлении. И дело тут даже не в том, чтобы ухитриться закрыть в рис другой, зачастую жидковатый продукт, — этим профессионального повара не испугаешь. Дело в том, что дальше испортить блюдо как нехер-нахер.

Рис при жарке пьёт масло похлеще кабачка, и риск того, что у тебя получится жирный жир очень велика.

Так что я в свою очередь всегда старался аранчини запекать. А правильно оно или неправильно согласно канону… да кому какая разница, если по факту получается вкусно?

Что до начинок, то их, согласно традиционной сицилийской кухне, великое множество. Фарш, рублёнка, моцарелла, рикотта, пекорино, анчоусы, кальмары, иногда просто томатный соус, иногда песто, иногда даже зелёный горошек, но никогда… никогда, блин, я не слышал про аранчини с барбарисом. Оно даже на слух странно. Но! Таков был пароль, который Джордано Каннеллони оставил моей бабушке.

Романтик, ядрёна мать. Дедуля явно в своё время тайком зачитывался женской любовной прозой. И вместо того, чтобы поддержать контакт по переписке, придумал вот эту хрень. Мол, если будешь на Сицилии, найди заведение, в котором подают аранчини с барбарисом, и ты найдёшь меня.

И хоть бы, паскудник, район какой-то назвал! А ещё лучше улицу.

— Аранчини аль берберис? — на мытищинском диалекте итальянского спросил я у официантика, что вышел мне навстречу.

Высокий такой молодой парнишка. Черноокий, чернобровый, черноволосый, и волосы при этом конечно же зализаны назад. Зафиксированы лаком по самое не балуй, — как будто пластмассовая причёска у лего-человечка. Явно под армянина косит.

— Come? — переспросил официант, нахмурившись.

— Аранчини, — повторил я, даже не пытаясь попасть в местный акцент. — Аль берберис.

А тот в ответ скривился от отвращения и давай на меня орать:

— Che schifo! Hai un gusto orribile!

Все эти слова я уже слышал и кое-что даже научился понимать. Орал он сейчас что-то типа: какая гадость, у тебя отвратный вкус, это преступление против кулинарии, и всё такое прочее.

— Come ti è venuto in mente⁈

— Да пошёл ты в жопу, — отмахнулся я и зашагал дальше по улице.

— È una cosa immonda! — не отстал товарищ официант и притопил вслед за мной, активно жестикулируя ручонками: — Non si può mangiare!

— В жопу, говорю, иди.

— Ma questo è un crimine culinario! Vergogna!

— Пшёл нахер! — пришлось даже прикрикнуть, чтоб отстал. Увязался, зараза, чтобы фи своё выказать; чуть ли не полквартала за мной прошёл.

И так уже… в какой? В двадцатый раз? В тридцатый? Я уже право слово сбился. И наверняка потерялся бы в незнакомом городе, если бы не навигатор. А шёл я по нему в гордом одиночестве. С баб Зоей мы разошлись уже после пятого заведения. Как только осознали масштаб проблемы, решили что искать по одиночке будет быстрее.

Подключить бы ещё к поискам Гио с Сидельцевой, конечно, но вот же… уже пообещал не трогать их сегодня вечером, а потому эта парочка смылась на кинопробы. Что ж. Легко не будет. Но делать нечего, так что вперёд!

Карта повела меня прочь с широкой оживлённой улицы, обратно в плотную историческую застройку. Красиво. Атмосферно. Но и не без косяков: например, машины припаркованы в притирку к домам и потому тесно тут, как в кишке. Граффити пускай и красивые, но всё-таки граффити. На балконах неаппетитно сушится чьё-то бельишко, а ещё кое-где валяются горы мусора: аккуратные, не вонючие и видно, что организованные, но всё-таки горы. По ходу дела, о мусорных баках в некоторых районах Палермо не слышали. А оно и понятно: грузовик по этим улочкам точно не пройдёт.

Так… Это всё неважно. Чай, не видами любоваться пришёл. А интересовала меня здесь маленькая семейная кофейня на четыре столика с коротким меню пицца-паста-ньокки. «A Casa Mia», — название и адрес я скинул в нашу с баб Зоей переписку. Вели мы её, понятное дело, чтобы не повторяться и не потеряться.

Скинул, стало быть, и зашёл. И сразу же понял, что заведение это что называется «для своих». Ведь стоило войти внутрь, как на меня уставились все. Вот то есть абсолютно все; как персонал, так и посетители.

Пу-пу-пу… это что же, на меня сейчас толпой орать будут? Неприятно оно, конечно, но-о-о… чем чёрт не шутит?

— Аранчини аль берберис? — спросил я толком ни на что не надеясь.

— Come⁈ — и снова это восклицание, на сей раз от усатого мужичка лет сорока в заляпанном мукой длинном фартуке. Сука, сколько же в них всё-таки экспрессии. Достали.

— Ком, — передразнил я пицмейкера.

Не придумал на скорую руку матерную рифму, а потому просто развернулся и уже было дело двинулся на выход, но тут на моё плечо легла рука.

— Берберис? — шёпотом переспросил официант.

— Ага.

— Каннеллони? — прошептал он ещё тише.

— Ага! Канне…

— Ш-ш-ш! — испугано шикнул на меня мужичок.

Затем он воровато оглянулся назад, удостоверился что его гости вернулись к неспешной трапезе и поманил меня за собой. Через маленький зал, на открытую кухню с кирпичной пицце-печью, и дальше, в подсобное помещение и на лестницу, ведущую в подвал.

На лестнице мы ненадолго остановились. Случился короткий диалог, в ходе которого мы поняли, что нихрена не поняли. Ну то есть… зафиксировали незнание языка друг друга. Однако мужичок всё равно улыбнулся, похлопал меня по плечу, ещё раз сказал:

— Каннеллони, — и повёл меня дальше.

«Ну что это, если не зацепка?» — думал я до того, как оказался в сыром подвальном помещении, а за моей спиной лязгнул дверной засов.

«П***ц», — думал я после этого. М-м-м-м… да, вот как-то так. В один момент я слишком расслабился, не уследил, и усатый хрен запер меня в какой-то комнате; причём с совершенно непонятной целью. Теперь же он стоял по ту сторону двери, выкрикивал мою фамилию и почему-то ржал. Постепенно к нему подключились и другие голоса; все как один мужские. И теперь господа итальянцы о чём-то очень шумно спорили друг с другом.

К добру? Ой ли. Очевидно, что это ловушка. По всей видимости, в Палермо не все любят клан Каннеллони так, как люблю его я. Согласен, сперва надо было бы разобраться что и как в этом городе устроено, но… как⁈ Да и вообще! Косвенно я именно этим и занимался.

— С-с-сука, — выругался я и постарался потушить подкативший страх.

Потому что не надо. Потому что паникой делу явно не поможешь. Глубокий вдох, глубокий выдох, а теперь думаем. Фарш невозможно прокрутить назад и всё уже случилось. И пускай в деталях ситуация непонятна от и до, зато мне совершенно ясно что делать — просто-напросто выбраться отсюда, пока мои недоброжелатели не принялись недоброжелательствовать всерьёз.

Так. Первым делом я, конечно же, достал телефон и удостоверился, что связь в подвале не ловит. Снова выругался вслух, а затем вдруг дзен словил. Серьёзно! Так спокойно вдруг стало; так хорошо. Ведь раз уж я в Рыбинске творил бардак проездом и особо не переживал за последствия, то здесь, в чужой стране, да ещё и под угрозой расправы, наверное, сам бог велел.