Наследник поневоле (СИ) - "Гоблин - MeXXanik" - Страница 7

Ответ прозвучал нелепо, но Волков принял его. Ну, или сделал вид, что принял.

— Дальняя родственница, — повторил он.

А затем решительно вышел из кабинета.

— Стоит предупреждать о таких гостях, Павел Филиппович, — прошипела появившаяся в кабинете Яблокова, как только посетитель вышел за порог. — Желательно за несколько часов, чтобы я успела покинуть дом и спрятаться на другом конце Петрограда.

— Простите, Людмила Федоровна, Волков позвонил мне за несколько минут до визита. Я очень переживал, что они с Плутом столкнутся в приемной. «Сыны» и «Кадеты» не являются друзьями.

— Они никогда не вели конкурирующий бизнес, — пояснила женщина. — Глава «Сынов» нагонял на врагов такой жути, что с ним старались не связываться.

— Странно, что в результате они сцепились с «Черной сотней», — произнес я.

— После смены лидера монархисты потеряли всякий страх, — пояснила женщина.

— Смены лидера? — удивленно уточнил я, но соседка резко отмахнулась и взглянула в окно. И тут же отпрянула.

— Вот же призраки прошлого, — пробормотала она. — Никак не отстанут.

Я посмотрел на улицу. Кадет все еще стоял во дворе и задумчиво рассматривал дом. Это длилось довольно долго, словно он пытался запомнить расположение кирпичей в кладке. Но я отчего-то был уверен, что Волков знает, что мы с Яблоковой сейчас находимся в моем кабинете. И просто наблюдает за движением силуэтов за шторой.

— И что бы это значило? — нервно отозвалась женщина. — Надо попросить Ярослава, чтобы пнул волчару…

Однако в этот момент мужчина развернулся и широкими шагами направился к припаркованной неподалеку машине.

— Не стоит использовать призраков как оружие, — мягко возразил я.

— Хороший он человек, — послышался за спиной голос Яблоковой, и я с удивлением обернулся.

— Однако мне показалось, что вы от него не в восторге.

— Он один из немногих, кто вполне может понять, кто перед ним. Я не против Волкова. Но он проницателен. И вовсе не так прост, как многие бандиты времен Смуты. Хоть он и шел большую часть жизни по кривой дорожке, но дураком никогда не был.

— Последний раз вы видели его во времена Смуты, — напомнил я, глядя в спину удаляющемуся кадету. — Люди меняются.

— Такие как Юрий не меняются, Павел Филиппович, — холодно возразила соседка. — Он человек со стержнем. Его не сломала даже каторга. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Многие возвращались другими — озлобленными и лютыми, ненавидящими всех, кто остался не обожженным каторгой. А у Волкова даже взгляд прежний. Он никогда не был тихоней. Но и жестокости в нем не было. Сколько помню, он всегда возвращал людям долги, не обижал слабых и не давал обещаний, которых не мог исполнить.

Я внимательно взглянул на соседку и уточнил:

— Хорошо его знали?

— Достаточно, — уклончиво ответила дама и отвела глаза. — Времена были страшными. Приходилось держаться надежных людей. Мы жили одним днем и порой… Впрочем, неважно, — она тряхнула головой. — Зачем он приходил?

— Новый начальник третьего отделения решил объявить войну крупным бандам, — ответил я.

Людмила Федоровна усмехнулась:

— А мир меняется. Во времена Смуты такой начальник не прожил бы и суток. Его бы попросту застрелили. Или назначили награду за голову. А теперь вчерашние хозяева города прячутся по норам.

— Зачем? — не понял я. И поспешно уточнил: — Назначать награду. Разве у крупных банд не было своих бойцов?

— Чтобы показать, кто на самом деле правит Петроградом, Павел Филиппович, — ответила женщина. — И в качестве издевки над жандармами. Мало просто убить, надо сделать из этого урок, пугалку для молодых и дерзких.

— И что? Это работало?

— Начальника мог убить кто-нибудь из подчиненных, — бесхитростно ответила Яблокова. — Или даже вчерашний друг. Семейный лекарь. Просто потому, что задолжал кому-то. Или потому, что не хватает денег. Находилось много еще всяких «или». Слабостей у людей всегда хватало.

Я покачал головой:

— Дикие времена. Никакой чести.

— И уважения к высокорожденным, — с усмешкой добавила Яблокова. — От Демидовых осталось большое наследство, которое делила вся Империя. Старые семьи, новые фамилии, крупные банды. Все хотели оторвать кусок пожирнее. И твой отец, Павел Филиппович, не просто работал в те времена в охранке. Он бросил вызов продажной системе и бандам, которые правили городом. Несмотря на то что у него была семья. Был юный наследник. Ему было что терять. Но он решил бороться за спокойствие подданных Империи. Если уж откровенно, это большое чудо, что ваш батюшка выжил. Что семейный особняк Чеховых не сгорел дотла вместе со своими обитателями.

— Никогда бы не подумал, что владелица ломбардов будет говорить о жандарме с таким уважением, — отметил я.

Людмила Федоровна вздохнула, и на секунду мне показалось, что ее щеки едва заметно покраснели. Она подошла к стене, на которой висела одна из ее любимых картин, и поправила раму.

— Чтобы там не говорили, но никому не хотелось жить по законам анархии, — глухо пробормотала женщина. — Все хотели пусть шаткого, но мира и уверенности в завтрашнем дне. И молодой начальник охранки тогда показался путевым. Я рада, что мы в нем не ошиблись.

— Мы? — спросил я, зацепившись за слово.

— Заговорил ты меня, Павел Филиппович! — резко воскликнула женщина, явно желая перевести беседу в другое русло. — А у меня, между прочим, еще много дел.

Она направилась прочь из кабинета, и я не стал задерживать соседку. Было ясно, что Яблокова не продолжит откровенничать, если уже решила, что с меня хватит информации. Стоило признать, что, несмотря на наши частые откровенные беседы, я преступно мало знал о Яблоковой. Она не собиралась делиться со мной некоторыми секретами своего прошлого. Давить на женщину я не хотел, искренне полагая, что каждый имеет право на приватность. Рано или поздно Людмила Федоровна захочет рассказать о себе. А если нет… что ж, пусть так все и останется. В конце концов, некоторые тайны стоит не вытаскивать на свет.

Есть вероятность, что Волков мог предположить, кого именно встретил в нашем доме. Но в то же время я понимал, что кадет не станет пытаться найти в этом знании выгоду. И дело вовсе не в его благородности, а в том, что он прекрасно понимал: бодаться с семьей Чеховых ему не стоит. Он был совсем не глуп.

Я вышел из кабинета и уточнил у Арины Родионовны:

— Вас не напугал наш гость?

— Странный он, Павел Филиппович, — смущенно произнесла девушка, поведя плечами.

— Что вас насторожило?

— Обычно люди реагируют на мой голос. Но этот…

— Волков, — подсказал я.

— Да, Волков. Он отмахнулся от меня, словно и не услышал.

— Вы говорили, что не воздействуете на людей, которые не желают делать то, что вам нужно.

— Но я добавила в голос силы, — нехотя призналась девушка.

— Юрий работает с людьми и много общается, — пояснил я. — Быть может, дело в том, что он часто спорит и не слушает собеседника?

— Есть такая вероятность, — нахмурилась Нечаева. — Просто непривычно ощущать себя обычной человечкой.

Я улыбнулся и покачал головой:

— Вы никогда не будете обычной.

Со второго этажа донесся грохот.

— Людмила Федоровна все еще пытаться пройти сквозь стены? — удивился я.

— Иногда случается, — подтвердила Арина Родионовна. — Особенно когда волнуется. Она начинает торопиться и забывает, что вновь обрела плоть и кровь.

— И что же ее так взволновало?

Нечаева посмотрела по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто нас. А затем, понизив голос, прошептала:

— Ей пришло письмо.

— От кого? — удивился я.

— На конверте стоял штамп банка. Вероятно, это выписка. Я не успела уточнить. К тому же наша Людмила Федоровна ужасно радуется любому обращению и даже рекламным листовкам. Она убежала наверх с конвертом.

— Надо оформить подписку газет на ее имя, — предложил я.