Отказная жена Феникса или Карьера дерзкой попаданки (СИ) - Циль Антонина - Страница 4

Дерси задернула плотные шторы, и я провалилась в сон.

… И проснулась... вздрогнув – на той же кровати, в темной комнате с зашторенными окнами. На прикроватной тумбочке сиял небольшой ночник, забавная вещица в виде стеклянного шара, в котором гибкий гипсовый змей обвивал башню замка. Стоило встряхнуть шарик, и внутри пошел снег.

В легком приятном полумраке я добралась до окна. Раздвинула шторы и ахнула. Такого сияющего звездного неба я не видела со времен студенческой практики в деревне. В городах такое зрелище обычно недоступно.

Тем временем сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди от волнения. Руки и ноги дрожали. Я ущипнула себя за предплечье и зашипела. Что происходит?

Боль, реальная боль. Может быть, как раз в этот момент, лежа в палате хосписа, я отлежала себе руку. Но это объяснение было притянуто за уши. В голове уже давно, еще до того, как я заснула в спальни Эвери, зрела совсем иная мысль.

Если я еще на больничной койке, то только телом. Моя душа освободилась от измученной болезнью оболочки. И эта душа... она почему-то оказалась здесь, в Зазеркалье или странном мире. Странном, но не выдуманном. Я, Вера Соколова, нахожусь в теле девушки по имени Эвери Фалькон Люминор, вредной особы, жены местного аристократа. Нет, не может быть!

Села на край кровати и сжала голову руками, ощущая холод пальцев и жар висков. Чувства, конечно, субъективны. Мозг можно обмануть. Но не до такой же степени! Я видела каждую завитушку на вышитом покрывале, золотистые носки парчовых домашних туфель, тонкие голубоватые жилки на ступнях женщины, в теле которой находилась.

Стоп, Вера, не паникуй. Ты умерла. Ты знала, что умрешь. Финита ля комедия. Но ты жива! Тут радоваться нужно. Сердце забилось еще чаще, но теперь от открывшихся передо мной перспектив.

Возможно, я зависла где-то в накопителе для душ и жду своей очереди на нормальное перерождение. А пока отрабатываю грехи. Но и на этот вариант я вполне согласна. Отработаю, что угодно. Удовлетворюсь малым. Извинюсь за все неудобства, доставленные лэньярой Фалькон отдельным индивидам. Вот прямо сейчас и начну.

В гостиной спала Дерси. Бедное дитя прикорнуло прямо в кресле. Я прошла мимо нее на цыпочках. Дорогу в роскошную гостиную с балконом и лисой я вполне себе помнила. Нужно только пройти через галерею, постараться не заглядываться на чудный пейзаж и звезды... и луны, целых две.

Ноги бодро понесли меня дальше, по коридору, увешанному полотнами с надменными дамами и кавалерами. Один из портретов был ужасно похож на лэна Гидеона. Та же высокомерная гримаса. На напудренном джентльмене красовался завитой парик. На спинке его кресла сидел сокол, а у ног развалилась роскошная рыжая лиса.

Соколы и лисы присутствовали и на других картинах, в разных ракурсах: у ног хозяев, на руках хозяев и даже на их головах. Очевидно, в семье Люминор было принято держать этих животных в качестве талисманов.

Лэн Фалькон был в гостиной. При моем появлении он вздрогнул, повернувшись от камина. Мне показалось, что за секунду до этого Гидеон гладил... огонь в очаге. И тот тянулся к его руке язычками пламени.

Эллис недовольно подняла голову с подстилки. Та часть ее морды, где я нашла кисту, была измазана какой-то темной мазью.

Я забыла о своей благородной миссии и с возгласом удивления бросилась к лисичке. Та укоризненно заворчала, как будто прекрасно знала, кто был инициатором ее страданий, но позволила себя осмотреть. Кисты не было. Кто-то удалил ее довольно аккуратно, шрам уже успел поджить. И тут магия?

— Вы вызывали ветеринара? — взволнованно спросила я у застывшего с гримасой недовольства мужчины.

— Лекаря фамильяров, — сухо поправил меня тот. — Он вылечил Эллис. Вы... угадали с диагнозом.

Так сказал, словно тяжесть уронил. Неприятно признавать чужую правоту, не так ли?

— Я не угадывала, — немного раздраженно кинула я в ответ. — Я не гадалка, чтобы строить предположения. Эллис ведь недавно рожала?

— Да. И вы об этом прекрасно знаете.

— Это был не вопрос, — выкрутилась я. — То есть... это был риторический вопрос. Гормональные изменения, стресс. Неудивительно, что вылезло воспаление.

— Лекарь сказал то же самое. Что с вами, Эвери? — покачал головой Феникс, почему-то упорно отводя взгляд. — Вы странно разговариваете сегодня. Словно на другом языке.

— Еще бы, — фыркнула я, поднимаясь с пола. — Не день, а сплошной вход в зону комфорта.

И только теперь осознала, что до сих пор одета в легкомысленную ночную сорочку.

Поднявшись, я оказалась лицом к лицу с лэном Фальконом. По комнате снова пронесся порыв странного ветра. Обнаженные плечи тут же озябли.

— Не знаю, что вы задумали? — Феникс смотрел мне прямо в глаза, пламя снова заиграло на его длинных волосах, и я завороженно на него уставилась, — но ничего не изменится. Идите спать, Эвери. Сразу после заключения договора вы отбудете в поместье Фаир-Глан. Вас довезут до портала, а за ним встретят. Попрощайтесь с домом, хотя я не уверен, что за четыре года вы сумели его полюбить.

А вот тут ты ошибаешься, феникс. Достаточно вспомнить, с каким старанием были обставлены покои лэньяры Люминор. Конечно, есть вероятность, что здесь тоже принято нанимать дизайнеров по интерьеру. Но что-то мне подсказывало, что Эвери понимала красоту и атмосферу Арх-Глана. Что же произошло? Почему я здесь вместо нее?

Феникс направился к двери. Поднявшись с подстилки и лениво полакав воды из миски, за ним потрусила лиса. На ее шерсти переливались бирюзовые искры, под ними подергивались мышцы на спине. Само животное выглядело спокойным, слегка вялым. Я предположила, что сполохи на мехе – признак использования какой-то местной анестезирующей магии. Мои зверюшки после наркоза вели себя примерно так же, только не светились.

Эллис остановилась у моих ног, выжидающе на меня глядя. Я погладила ее и заодно воровато проверила лимфоузлы. Все было в порядке. Зверь потопал дальше. А мне страстно захотелось увидеть лисий выводок.

Странно, но сейчас я отчетливо помнила время до замужества, когда работала в клинике. В голове всплывали названия ветеринарных лекарств и процедур. А вот лица Мити и Светы казались какими-то размытыми и далекими.

Я вернулась в свои покои. Дерси успела проснуться, но еще не успела запаниковать. Она с жадным любопытством поинтересовалась, не смягчился ли лэн Фалькон. Пришлось ее разочаровать. Тогда Дерси принесла мне ромашкового чая.

— Это все? — с недоумением спросила я, заглянув в чашку. — А что-нибудь посытнее? Ты смерти моей желаешь?

— Но вы же... никогда не едите после заката, — горничная привычно сжалась, опустив глаза и ожидая наказания.

Так, нужно прекращать выдавать остроты, девчонка их совершенно не понимает.

— Я просто хотела сказать, что с сегодняшнего дня меняю многие свои привычки, — напустив на себя высокомерный вид, скопированный с портретов аристократических предков Фальконов, соврала я. — Поведение мужа стало для меня травмой. Шоком. Огромным стрессом. Внутри все перевернулось... В общем, я теперь совсем другой человек. Прости, Дерси, но, оказалось, что в глубине моей души всегда прятался циник и бунтарь. И он ест после шести.

В ответ на объяснительную тираду горничная принялась истерически икать. Пришлось налить ей ромашкового чая. Не знаю, насколько он ее успокоил, но через несколько минут она вернулась с тарелкой крошечных пирожков.

— Как же я люблю, когда кто-то готовит для меня вместо меня, — простонала я, подвигая к себе блюдо. — Присядь, Дерси. Ты ужинала?

— Слуги ужинают на кухне после того, как хозяева заснут.

Пирожки оказались с нежным мясным фаршем.

— Это не офень здорофая прифычка, — проговорила я, наслаждаясь тающей во рту выпечкой. — Есть на ночь фредно.

Дерси проводила взглядом очередной пирожок, исчезнувший у меня во рту, и растерянно кивнула.

— Поэтому, — заключила я, — будем избавляться от нее вместе. Не от привычки. От той еды, которую можно было бы съесть позже, но мы съедим ее раньше. Поняла?