Не тот год (СИ) - Баковец Михаил - Страница 22

Канистру я приспособил на ремне за спину, в руки взял по ведру. И быстро пошёл к воде. На рефлексах гнулся, стараясь сделать силуэт менее заметным. Тут же одёргивал себя, напоминая про заговор, но хватало самовнушения на пару секунд.

Сразу набирать воду не стал. Пришлось пройти с сотню метров вдоль берега, чтобы найти чистое от мёртвых тел место. О том, что в воде и без того хватает покойников и крови старался не думать.

'С канистрой промашка, блин, — с досадой подумал я, смотря на то, как вода медленно и с тихими бульками проходит через узкую горловину. — Лучше бы чайник взял.

С вёдрами всё вышло намного проще и быстрее.

Вернувшись обратно, я поставил свою ношу рядом с товарищами, захватил чайник с третьим ведром и ушёл незамеченным.

— Андрей, да твою ж мать, Андрей! Что за детские выкрутасы⁈ — услышал я яростный шёпот младшего лейтенанта, когда приблизился к укрытию товарищей. Полагаю, тот решил, что я с ним дурачусь, играю в прятки, демонстрируя свои способности матёрого разведчика.

Поставив свою ношу рядом с ранее наполненными ёмкостями, я достал из кармана несколько сложенных квадратиком листов бумаги и химический карандаш. Эти вещи я подобрал днём во время разведывательных вылазок. Но не суть. Оторвав клочок от одного листа, я быстро написал несколько слов, потом положил внутрь бумажки камешек, поднятый с земли, смял её и кинул в командира. Тот, почувствовав слабый удар, запнулся на середине слова и схватился за оружие. Взгляд его соскочил вниз, на белеющий на земле бумажный комочек. Наклонившись, он его поднял, развернул, вытряхнул камешек и быстро пробежался глазами по корявым строчкам, начерканных мной.

— Ну, Андрей, — покачал он головой. — Бойцы, берём воду и относим к нашим. Потом возвращаемся.

Я наполнил все ёмкости, которые люди сумели отыскать в казарме. Круглые котелки пришлось вешать на ручку от швабры по десятку за раз. А затем очень аккуратно нести две таких конструкции в каждой руке. Зато за каких-то полчаса я обеспечил весь наш немаленький отряд водой на пару дней. Разумеется, с учётом жёсткой экономии. Завтра, точнее уже сегодня немцы обязательно повторят штурм первого дня. Обстрелы из артиллерии серьёзно повредили укрепления, убили многих защитников и сильно ударили по боевому духу. Гитлеровцы это знают и потому будут рассчитывать на успех своей атаки.

«Хм, а если сбить им настрой?», — вдруг пришла мне в голову интересная мысль, когда я возвращался с очередной партией воды на импровизированных коромыслах. К слову сказать, заговор на невидимость проработал намного дольше, чем при штурме полкового клуба. Сейчас меня прикрывает уже второй. Правда, откат перед ним всё также был очень неприятным. Но я уже стал к этому состоянию привыкать.

К этому времени край неба окрасился едва заметной полоской будущего рассвета. Ещё час, а то и того меньше, и тьма отступит. С другой стороны, с учётом освещения, устроенного оккупантами, рассвет можно в расчёт не брать. Только как психологический момент и усталость врагов.

Главным минусом такого решения было малое время действия заговора. Я уже порядком потратился пока ходил за водой туда-сюда. А если рискнуть и ещё раз повторить заговор, не дожидаясь пока прекратят действовать текущие чары? Вот только не загнусь ли я потом от отката?

И всё же я решил рискнуть. Быстро отбарабанил знакомые строчки, прося Перуна отвести от меня чужое внимание, помочь слиться с окружающим миром. И всё сработало! Я почувствовал, как по телу прошла странная волна, которая одновременно морозила и обжигала.

«Ох, чую, что откат меня будет ждать тот ещё, — подумал я, нервно передёргивая плечами. — Теперь главное — это не свалится прямо в немецких окопах».

Следующим наговором стал тот, который увеличивал мои физические возможности. Как уже выяснил на собственной шкуре, он не только делал меня быстрее, сильнее, точнее и внимательнее, но и улучшал настроение с самочувствием.

Перед тем, как уйти, скажем так, в рейд за зипунами я написал очередную записку и кинул её Светлову. Тот, едва прочитав строчки, тут же принялся упрашивать, грозить и приказывать. Но мне было не до него. Да, с одной стороны я нарушал основу армейского существования — дисциплину и суть командования. Но с другой, только я знал все свои возможности и мог правильно ими распорядиться. За прошедшие два дня с начала войны я один уничтожил около сотни гитлеровцев. Подобным похвастаться не мог никто. Расскажи я всё командирам, и в лучшем случае они стали бы тянуть резину, решая как и где задействовать меня. Да и то стали бы действовать так, как привыкли. Метко стреляешь? Так иди на крышу с винтовкой и поработай снайпером.

ГЛАВА 10

Я без проблем перебрался на валы, где немцы успели обустроить себе хорошие позиции. Буквально на каждых ста пятидесяти метрах стояло по пулемёту. Некоторые находились на станках. Возле них стояли ящики с пулемётными лентами и снаряжённые «бубны», аккуратно лежали чехлы с запасными стволами и рядом толстые рукавицы, чтобы не думая об ожогах быстро их менять во время боя. Между пулемётчиками расположились стрелки с винтовками и совсем немного солдат с МП38/40. Чуть подальше я нашёл три позиции миномётчиков. Там стояли стандартные миномёты, то есть калибра восемь целых одна десятая сантиметра. От привычных мне в своём времени эти отличались чуть меньшей длиной ствола. Ну, и отсутствием предохранителя двойного заряжания.

'А ведь у наших то же самое, — внезапно вспомнил я. — Предохранитель придумают чуть ли не в середине или даже в самом конце войны. Хм, надо же, как всё само собой вспоминается. Были бы только подходящие ассоциации и примеры".

Все позиции были заняты немцами и это неудивительно. Даже во время обстрелов днём в некоторых точках крепости защитники несколько раз пытались прорваться наружу. Если сейчас красноармейцы решатся на такой ход, то фрицы умоются кровью, пока добегут до окопов и ячеек из палаток. Вот и сидят на боевых позициях.

Очень не хватало мин, которыми я развалил половину здания с немцами днём двадцать второго июня. Или хотя бы обычной взрывчатки. Сейчас бы парочку таких взорвал на позициях миномётчиков, а потом ударил бы по пулемётчикам и стрелкам, которые развернутся на шум. Я бы такую кровавую жатву собрал!

Хм, кстати про жатву. А не отдать ли мне должок пользуясь случаем?

В нескольких сотнях метров за позициями на валах под деревьями стояли две маленькие палатки и машина-кунг с кучей антенн. На её бортах белели оперативные знаки, в которых я не разбирался. Но сама по себе машина представляла очень аппетитную цель. Там или командир должен сидеть, или его заместитель. И обязательно радисты. Кто-то из них пойдёт на заклание, а кто-то станет «языком».

Первым делом я заглянул в палатки. В одной я нашёл только ящики с боеприпасами: патроны, гранаты, запалы для последних. Во второй спали всего двое человек. Один в нательном белье, другой в кителе и штанах без ремня и сапог. На столбике на гвозде висел китель спящего. И на нём серебрились погоны с ромбиком. Знаки различия немцев я всё ещё плохо знал. Но то, что погоны точно офицерские и не лейтенанта какого-то вшивого — это мгновенно понял. Впрочем, мне сгодится даже лейтенант. Спящий ещё и по телосложению был подходящей целью в качестве «языка». Был среднего роста и жилистым, худым. Если понадобится, то легко утащу его на себе.

Я достал из сапога трофейный немецкий нож, подошёл к спящему простому солдату и резко ударил его в сердце, одновременно зажав левой ладонью ему рот. В момент удара он широко раскрыл глаза, глухо промычал что-то, выгнулся и тут же обмяк. Как бы не был тих устроенный мной шум, но его хватило, чтобы офицер зашевелился.

— Альфред? — хрипло спросил он, приподняв голову над подушкой. — Хватит уже храпеть. Или отправишься на улицу. Я хочу отдохнуть, пока большевики притихли вместе с нашими пушками.

Я подскочил к нему и со всей силы ударил обухом рукояти в середину лба. Раздался глухой стук, и немец без сознания рухнул обратно на подушку. Проломить череп таким ударом я не боялся. Лоб и макушка — это самые крепкие кости на голове. Во время службы в органах я не раз был свидетелем драк с использованием бит, палок, бутылок и тому подобного. И эти палки с битами ломались о чужие лбы, оставляя на тех только шишки и редко рассечения. Бутылки, даже пустые, кололись с тем же результатом. Максимум что зарабатывали пострадавшие — лёгкое сотрясение мозга.