Беглый (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 17

— Засада! — гаркнул я, соскакивая с лошади и утаскивая ее за ближайший валун. — К бою!

Поднялась суматоха. Наши погонщики-монголы испуганно загомонили. Мы же рассредоточились, хватаясь за оружие.

«Видимо, продал нас кто… или следили!» — обожгла меня быстрая мысль.

И тут из-за спин бандитов выехал еще один всадник. Высокий, худощавый, в знакомой европейской одежде. Владислав Тарановский! Лицо поляка было искажено злобой, в одной руке он сжимал нагайку, ругая лежала на рукояти седельного пистолета.

— Стойте, русские собаки! — крикнул он, голос его дрожал от ярости. — Приехали, мошенники! Ваша афера с шахтой и векселем раскрыта! Мистер Тэкклби не из тех, кого можно безнаказанно обманывать!

Мы замерли.

— Что все это значит, пан Тарановский⁈ — крикнул Левицкий, бледный от гнева. — Вы с ума сошли? Натравить бандитов! Где ваша шляхетская честь?

Поляк зло рассмеялся.

— Честь? С вами, мужланами и аферистами? Вы обманули меня, обманули моего нанимателя, мистера Тэкклби, подсунув ему байку про несуществующую шахту и выманив вексель на шесть тысяч фунтов! Думали, он не разберется? Он сразу заподозрил неладное! А когда ваш Очир проболтался хозяину ганзы, что вы на все деньги с векселя чая накупили и спешно отбыли на север, мистер Тэкклби тут же все понял и, перепроверив, тотчас послал меня за вами! Но теперь, пся крев, вы за все заплатите! Отдавайте чай, отдавайте деньги, что получили с векселя, и все ценное, и, может быть, — он осклабился, — мои люди оставят вас в живых! Хотя ты, — он вперил ненавидящий взгляд в меня, — ты, предводитель этой шайки, ответишь мне лично! Я вызываю тебя! За оскорбление чести моего хозяина! Я тебя лично убью!

«Вот оно как, — с ледяным спокойствием подумал я. — Значит, Тэкклби действительно быстро смекнул. И послал этого пса по наши души. А полячишку, судя по всему, заела жаба: зависть и жажда вернуть деньги хозяина, а заодно и поживиться. А вызов на поединок — дешевый спектакль».

— Слушай сюда, ты, дерьмо краковское, — спокойно, но так, чтобы каждое слово резало, ответил я, выходя из-за валуна. — Твой хозяин, англичанин, годами травил людей опиумом. Вы оба давно вычеркнули себя из рядов порядочных людей. Вы обманывали людей сотнями, а мы лишь вернули часть того, что такие, как вы, отняли у других. Что бы я сейчас с тобой ни сделал, это будет лишь малой долей воздаяния. А теперь ты умрешь. И не надейся на своих головорезов — каждый из моих людей стоит пятерых твоих!

Произнося все это, я медленно приближался к поляку.

Лицо Тарановского исказилось от ярости. В бешенстве он спрыгнул с коня, выдергивая из седельной кобуры пистолет. Черт… это револьвер!

И в этот момент я бросился вперед, на ходу выдергивая из ножен солдатский тесак.

Время как будто замедлилось. И мои товарищи, и хунхузы Тарановского словно застыли на месте, наблюдая за поединком.

Мы сошлись на небольшой ровной площадке. Тарановский вскинул револьвер, но я не дал ему прицелиться. Резким рывком сократив дистанцию, вильнул в право, потом влево, да еще и маятник начал телом качать, уходя с линии огня. Поляк от неожиданности отступил, пытаясь выцелить меня. Я воспользовался его замешательством. Бросок, другой — и вот я уже рядом!

Короткий финт, откинувший дуло в сторону, и быстрый выпад. Тесак вошел ему под ребра, глубоко и точно. Затем — еще и еще: я наносил удары один за другим, не забывая проворачивать клинок в ране. Тарановский вскрикнул, выронил оружие и осел на землю. В глазах его застыло удивление и боль. Через мгновение он затих.

Все произошло так быстро, что хунхузы даже не успели среагировать. Но когда они увидели своего европейского «командира» мертвым, раздался яростный рев, и они бросились на нас.

Мы были в меньшинстве, но лучше вооружены и организованы. Софрон и Левицкий начали стрелять. Тит орудовал дубиной, Сафар молниеносно работал ножом. Очир не отставая работал тесаком, как мясник на бойне, да и немногие оставшиеся с нами монголы тоже яростно отбивались. Я же, вырвав из ослабевших пальцев поляка револьвер, открыл огонь, стараясь, чтобы ни одна пуля не ушла даром. Возможно, это и решило дело. Хунхузы, потеряв нескольких человек и лишившись предводителя, не выдержали нашего напора и обратились в бегство, побросав оружие и раненых. Мы не стали их преследовать.

Когда все стихло, я подошел к телу Тарановского.

«Вот и конец тебе вместе со всей твоей шляхетской честью», — с холодной злостью подумал я, тщательно обыскивая его карманы. Улов был невелик — несколько монет, нож и — самое главное — его документы.

Паспорт, похоже, был выдан в Англии. Я передал его Левицкому и он нам перевел:

— Владислав Антонович Тарановский, дворянин из Кракова, Австрийская империя.

«Хорошая вещь, — усмехнулся я про себя. — Очень может пригодиться».

Затем мой взгляд упал на револьвер, сыгравший в нашем спасении столь важную роль. Длинный, тяжелый шестизарядный кольт с какой-то гравировкой на барабане. Ценный трофей!

— Что это за штуковина? — спросил подошедший Софрон.

— Револьвер системы «Кольт», — ответил я. — Новенький совсем, только глянь!

Увы, дальнейшее изучение оружия вскрыло одну неприятную вещь: это ранняя модель. Разрядив барабан, надо было затем по одному снаряжать его каморы, как у обычного дульнозарядного ружья, а затем вставлять в них брандтрубки! Впрочем, в седельных сумках коня Тарановского я обнаружил пятьдесят брандтрубок, с две дюжины готовых пуль россыпью и небольшую пулелейку к его стволу.

Мы похоронили Тарановского тут же, у дороги. Собрали трофейное оружие хунхузов, раненых бандитов оставили на волю судьбы, и наш караван двинулся дальше. Что ж, мы отбились, победили, разжились трофеями. Особенно радовал меня паспорт поляка: какой-никакой, а документ. Ну а пока — путь в Россию продолжался…

Глава 10

Пыль монгольских дорог еще скрипела на зубах. Мы двигались на север, к Кяхте, и каждый пройденный перегон приближал нас к границе, за которой лежала Россия.

Стычка с Тарановским и его хунхузами, столь благополучно разрешившаяся, оставила, однако, горький привкус. Несколько наших наемных погонщиков-монголов были ранены. Но главное — мы опять «наследили», и слухи о дерзких «урусах», не брезгующих ничем и не признающих никакой власти, могли опередить нас.

— Вот что, братцы, — начал я, когда мы вечером собрались у костра и тени от пламени плясали на наших обветренных лицах. — Товар товаром, а как мы через кордон пойдем? Спросят, кто такие, откуда, куда. Бумаги потребуют. А у нас что?

Софрон, всегда прямой и немногословный, хмыкнул:

— Да уж, и чего делать-то?..

И тут я достал из-за пазухи трофей — паспорт Тарановского, дворянина из Кракова, подданного Австрийской империи.

Я уже не раз перечитывал его при свете костра. Фотографии в таких документах еще не было, только довольно общее словесное описание.

— Вот, — сказал я, протягивая бумагу Левицкому. — Есть у нас возможность. Рискованная, но…

Левицкий взял паспорт, внимательно изучил каллиграфически выведенные строки.

— Использовать его документы? Серж, ты понимаешь, что это… опасно! Да и позорно, как ни посмотри!

— А что нам терять-то, ваше благородие? — вмешался Захар. — У нас и так дорога одна — либо пан, либо пропал. Если есть хоть малейшая надежда границу спокойно перейти, а не по кустам прятаться, так надо за нее цепляться!

Началось обсуждение. Кто сможет сыграть роль австрийского дворянина?

Левицкий, несмотря на очевидные плюсы: происхождение, манеры, знание французского, — отвел свою кандидатуру.

— Господа, — сказал он, и в голосе его звучала неприкрытая горечь, — я ценю ваше доверие, но боюсь, я не гожусь для этой роли. Одно дело — разделять с вами тяготы пути, другое — хладнокровно лгать под пристальным взглядом. Я… я не уверен, что смогу не выдать себя за другого. Нервы ни к черту стали. Да и акцент… Тарановский был поляком из австрийских владений, его русский сильно отличался от моего.