Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина - Страница 19

— Ну, конечно, — саркастично сказала, присаживаясь на сундук у окна. — Небось, ночи не спишь, думаешь обо мне?

— Эту не спал, думал, ты права, — Тиром не помедлил с ответом, чуть улыбнулся, но сразу нахмурился. — Обижает тебя Таор?

Вопрос был сложным, а ответ — неоднозначным.

— Да нет... — соврала, независимо отведя глаза. С ответом я почти не запнулась, но мужчина все равно сильнее сдвинул брови и с досадой выдохнул:

— Врешь же, обижает. Вряд ли сладко, лютый он волк. Небось и не заботится, зверь... Да не бойся, не буду я тебя просить выходить, — добавил с горечью в голосе. — Если не хочешь, не высовывайся. Знаю, что Таор заставляет дома сидеть, а ты слушаешься... Наивная ты, Аса... Хоть понимаешь, почему он не хочет, чтобы ты выходила?

— Потому что уволочь могут, — с намеком, уверенно ответила.

«Такие как ты».

Тиром покачал русой головой.

— Не уволочь, а ему помешать. Не может тебя никто забрать просто так без согласия. Это у людей преступления просто скрыть, а мы все чуем. Таор тебя держит, потому что не хочет, чтобы его планы нарушили. Ты ведь не знаешь... Он — преступник, насильник, — последнее он сказал твердо.

Изобразив на лице неподдельный скептицизм, подняла брови.

— Насильник?

— Да. Все знают.

— Так уж и все.

Нет, я не верила.

— Да, все. Кого хочешь спрашивай. Думаешь, почему он отдельно от всех живёт? С ним никто общаться не хочет, — он зло сплюнул. — Специально тебя пугает, что мы все тебе враги, насильники, охотники. Сказал, чтобы ты во всем его слушалась, иначе снасильничают, да?

Сглотнула, кивать не стала, но мысленно не могла не сказать: «Было...»

Тиром сделал паузу.

— Нарочно пугает, ждёт, хочет, чтобы ты всего боялась. Он присвоить тебя хочет, потому что ни одна Волчица за него не идет. Да из-за таких... люди нормальным Волкам не верят, боятся. Хочешь, вместе в город сходим, спросим любую женщину, кого угодно? Каждая скажет, за что его осудили.

Говорил он так уверенно, что моя уверенность невольно поколебалась. Разве можно так врать без запинки? В груди вдруг стало тяжело и неприятно, будто укололи до крови в живое и сжали. Вслух я язвительно заметила:

— А ты не такой? Порядочный?

— Не святой, — согласился. — Но меня насильником не называют.

Фыркнула, складывая руки на груди.

— И что предлагаешь? Бежать?

— От Волка не убежать, — усмехнувшись, он сразу посерьезнел. — Если сейчас обратишься в управу, пожалуешься, тебе другого назначат...

— Прекрати, — твердо произнесла, обрывая его. — Ничего Таор от меня не хочет. Мне нечего говорить в управе.

Тиром помолчал.

— Прости, если напугал. Думать не могу, что ты с ним тут, что он может... Главное, не соглашайся. Не сдавайся ему, он следы оставлять не захочет, боится, что в управе узнают. Старейшины к земле его живо пригнут.

Вот тебе и великородные! Один одного называет насильником, другой — другого. Кого слушать? Отвечать было нечего. Я отсела от окна, прижавшись спиной к стене, и закрыла глаза, ожидая, когда сложный разговор закончится.

— Аса... — позвал совсем близко и так трепетно произнес мое имя, что я повернулась. — Как увидел тебя, так забыть не могу, понимаешь? Не знал даже, что так бывает...

Осторожно выглянув наружу, обнаружила, что Тиром подошел к избе, прислонился спиной к стене у окна, говоря совсем тихо, глядя куда-то в небо.

— Только глаза закрою, тебя вижу, глаза вспоминаю, запах твоих волос чувствую. С первого взгляда, Аса... Не знаю, как доказать, чтобы поверила.

Я тоже не знала. Доверительные слова молодого Волка проникали через мою защиту, поднимая со дна души сомнения, мутя воду. Окончательно запутавшись в намерениях Тирома, Таора и всех великородных, я нервно накрутила на палец выпавший волос, выкинула его на пол и опять выглянула в окно.

Тиром глянул на меня светлыми глазами и улыбнулся, показав ямочки на загорелых щеках.

— Понимаю, ты меня совсем не знаешь... Прими.

Рукой он потянулся к окошку и я отпрянула. Но Тиром всего лишь аккуратно положил на деревянную раму что-то завернутое в широкий зеленый лист и перевязанное травинкой. Я дотрагиваться не стала.

А Тиром начал говорить. Рассказал про себя, мать, отца, упомянул, что у него хороший дом, что братьев и сестер нет. Со смущенной улыбкой упомянул, что по молодости бесчинствовал, но уже остепенился, на шалости не тянет. Поведал, что кожей любит заниматься: ремни, ножны, ботинки сам мастерит. Мне предложил ботинки смастерить, я, конечно, тактично отказалась, хоть мои и прохудились. Слушая, я больше помалкивала, но и путалась все больше. Складывалось впечатление, что Таор предупреждал меня о каком-то другом Тироме. Молодой Волк казался абсолютно честным и действительно... заинтересованным.

Бывает же так — с первого взгляда? У меня не случалось, но слышала, что бывает. Об этом в песнях поют, в сказках тоже постоянно... Даже мысленная матушка, озадаченно слушавшая молодого Волка, не придумала, что мне толком посоветовать, кроме традиционной осмотрительности.

— ...пора мне. Завтра приду, жди, — сказал Тиром примерно через час. — Ты знай, что не одна здесь. Если примешь помощь, я помогу.

Что на это сказать, я не знала, но Тиром ответа и не ждал. Качнувшись, оттолкнулся от стены избы, ловко прыгнул на волка и быстро умчался прочь.

Я осталась в недоумении у открытого окна, на котором лежало все еще нетронутое подношение.

— И как это толковать? — спросила я вслух, начиная осознавать, что ничего не понимаю в волках.

Как только гость совершенно скрылся, перед домом тут же показался Бояр, который навострил черные уши и грозно тявкнул уехавшему гостю вслед, дескать «я все видел и следил, а сейчас вовремя вышел». Скептически посмотрела на материализовавшегося щенка. До защитника ему еще матереть и матереть.

— Что думаешь, Бояр? — спросила вслух. — Ты же волк. Должен понимать.

Волчонок в ответ воинственно чихнул и с приземленной откровенностью покосился на раму. С опаской развернула дар и ахнула — на окне лежали два румяных печеных пирожка.

Слюна затопила рот мгновенно. Щенок с надеждой облизнулся. Тиром не мог принести ничего более соблазнительного для меня, терзавшейся на мясной диете второй день. В точку попал. Пирожки подмигивали и так отчаянно пахли, будто их только что достали из печи.

— Их есть нельзя, — вымолвила я себе и Бояру, не отрывая голодного взгляда от пирожков. Принимать подарок чревато — означает некое согласие, поощрение. Волчонок быстро поднялся на задние лапы, как бы сообщая, что это мне нельзя, а ему — очень даже можно.

— Мое!

Мгновенно перехватила добычу.

«В конце концов, как он узнает, приняла я пирожки или не приняла? Он же уехал».

— Не говори никому, — я бросила Бояру половину пирожка, и сама умяла оставшееся еще быстрее чем он. Сладкие... Ничего вкуснее не ела.

***

Как ни старались, от Змея больше ничего толковее «красителя для еды» не добились. Отпускать нарушителя, конечно, не планировали. Сдав «лесную ласточку» в управу, Арей отдельно отметил, что гость прилетел к ним уже симметрично побитым, а затем схватился с дежурным, не проникшимся ролью симметрии в окружающем мире. Вдоволь почесав кулаки во имя красоты, Волки удовлетворенно разошлись.

Дрей увязался с Таором до дома. Рассудив, что нюх высшего волка лишним не будет, Таор препятствовать не стал.

— Гости были, — потянув носом воздух, подтвердил Дрей, еще за тысячу шагов до дома. Напрягшись, прибавили шагу. Скоро Таор и сам почуял гостей, гулявших рядом с его домом, понятно по какой причине.

Грудь сжало нехорошее предчувствие. Представилось сразу много. Испуганные серые глаза Асы, и Тиром зажимающий ее в углу. Синяя юбка на голове. Писк, который никто не слушает.

Когда увидели дом, понеслись рысью. Ставни были распахнуты. Мельком глянув на бегу в окно, Таор никого не обнаружил.

«Вышла, безмозглая! Попалась!»

Лая и подвывая их встретил Бояр, добавляя тоски. Топоча мужчины влетели на крыльцо, вввалились в приоткрытую дверь и оцепенели.