Чудесные рецепты крестьянки-самозванки (СИ) - Мельницкая Василиса - Страница 1

Матушка умерла неожиданно. Я не видела ее около трех лет, а горничная Маняша, регулярно навещающая нас с Митей, на вопрос о здоровье графини неизменно заверяла меня, что оно в полном порядке, и дела идут хорошо.

Мне лгали. Подозреваю, то был приказ матушки. Она считала, что у меня хватает забот и без треволнений о ее здоровье.

Известие о смерти матушки принесла все та же Маняша. Иной связи со Свиридовыми у меня не было.

С тех пор, как отец отрекся от дочери, опозорившей семью, только матушка поддерживала со мной отношения, и то через Маняшу. С ней она передавала короткие письма, подарки для Мити, немного денег для меня и пожертвования скиту, где мы с сыном нашли приют.

Благодаря этим пожертвованиям меня терпели, не привлекая к обязанностям жрицы. Жили мы в маленьком, в одну комнату, но отдельном домике. Я помогала на кухне, и ели мы с общего стола, а зимой нам выделяли дрова для печки.

Маняша приезжала в скит богини Лели каждый месяц. Ее поездки ни у кого не вызывали подозрения, она неизменно совершала их в течение тех пятнадцати лет, что служила у матушки. Маняша и предложила поселить меня с сыном в скиту. Онрасполагался достаточно далеко от поместья отца, и риск, что здесь появится кто-то из знакомых семьи Свиридовых, был невелик.

Неладное я заподозрила, когда Маняша не появилась в обычное время. Никаких писем на мое имя не приходило, и я предположила, что она могла заболеть, и приедет позже. Однако, когда я увидела ее в черном платье на крыльце нашего с Митей дома, то как-то сразу поняла, что стало причиной траура.

— Мама? — спросила я, едва шевеля онемевшими губами.

— Ирина Олеговна скончалась, — подтвердила мою догадку Маняша. — Ульяна Алексеевна, примите мои искренние соболезнования.

— Почему? Что случилось? — выдохнула я, с трудом веря в произошедшее.

— Она… болела, — с запинкой призналась Маняша. — Сердце.

— Я успею… попрощаться?

Она отрицательно качнула головой.

— Обряд проведен. Урна с прахом вашей матушки захоронена в семейном кургане.

Мне не позволили попрощаться с мамой. Я поняла, что по-настоящему осиротела.

Маняша осталась, чтобы помочь мне провести обряд поминовения. А потом сказала, что будет приезжать в скит, как обычно, но денег и пожертвований больше не будет. Она и сама хотела сюда перебраться, но отец попросил ее остаться в доме, чтобы помогать с подрастающей внучкой.

Мне и поплакать толком не удалось. Митя чувствовал мое настроение, крутился рядом, а если видел слезы на моем лице, то сам начинал плакать.

Вскоре меня пригласили к матушке Ираиде, настоятельнице скита.

— Сочувствую твоему горю, Ульяна, — сказала она. — Как ты собираешься жить дальше?

— Остаться здесь вы не позволите? — спросила я.

— Отчего же, оставайся. Станешь жрицей, а Митя — нашим воспитанником. Его переведут в мужской скит, когда ему исполнится пять. Или плати за жилье. Работа на кухне не покрывает ваше с сыном содержание.

Большую часть тех денег, что присылала мне мама, я откладывала. Нельзя всю жизнь прятать Митю в скиту. Ему нужно учиться, и не на жреца, а в нормальной школе, в городе. Но если отдам деньги настоятельнице, то останусь ни с чем. Лучше уехать сейчас, найти нормальную работу. Я умею неплохо готовить, управляться с малышами, могу обучать девочек музыке или хорошим манерам. И ехать надо в Москву, там у отца нет знакомых, а город большой, авось, найдется работа и для женщины с ребенком.

Однако уехать, не посетив семейный курган, я не смогла. Поместье графа Свиридова располагалось неподалеку от Нижнего Новгорода. Туда я и отправилась вместе с Митей и небольшим чемоданом, уместившем все наши вещи.

В городе я остановилась в недорогой гостинице, расположенной далеко от центра. И сразу же надела шляпку с густой вуалью, хотя можно было не опасаться, что меня узнают. Полная женщина в простом черном платье из дешевой ткани не имела ничего общего с юной элегантной барышней, одной из первых красавиц города.

Ехать в дом отца было нельзя, и я придумала такой план: добраться до ближайшей к поместью деревни, а оттуда, через лес, пешком дойти до кургана. Я хорошо знала окрестности, и Митя легко справится с дорогой. Он был сильным и крепким для своих трех с половиной лет, благодаря жизни в скиту.

Митя спрашивал меня, куда мы едем, а я не могла ничего объяснить, глаза тут же наполнялись слезами. Я просто пообещала ему конфет, если он будет хорошим мальчиком.

До деревни ехали часа два, а дорога через лес заняла всего полчаса. Вознице я велела ждать, намереваясь этим же днем вернуться в город.

Девочкой я облазила все поместье, и теперь семейный курган нашла без труда. Достала из корзинки скромные дары, расставила их там, где положено, положила венок из цветов на табличку с именем мамы. И опустилась на колени, мысленно обращаясь к ранее ушедшим родственникам и высшим силам, чтобы они позаботились о маме. Митя тихонько стоял рядом.

— Так и знал, что ты явишься! Дрянь!

Громкий мужской голос заставил меня вздрогнуть. Митя испуганно бросился в мои объятия. Я обернулась, прижимая к себе сына. Позади стояли два моих брата: старший Андрей и младший Юрий.

— Пошла вон отсюда! — грозно сказал Андрей. — Вон! И как только совести хватило… Да о чем это я! У тебя ее вовсе нет!

— Я попрощаюсь с мамой и уйду, — тихо ответила я.

— Да она умерла из-за тебя! Из-за тебя, дрянь!

Он шагнул ко мне. Митя взвизгнул от страха. И, возможно, поэтому Андрей не ударил. Только схватил меня за плечи, рывком поставил на ноги и прорычал в лицо:

— Хватит того, что мамы нет! Хочешь всех нас погубить?

— Разве я могу? — едва слышно прошептала я. Слезы градом текли по лицу. — Для всех я умерла еще четыре года назад.

— Именно! Скончалась от чахотки в Пскове! И что будет, если тебя здесь кто-нибудь увидит⁈

— Не увидит. И не услышит, если ты не будешь так кричать. Позволь мне попрощаться с мамой.

— Нет! — отрезал Андрей. — Убирайся. Немедленно!

— Андрей, ты пугаешь мальчика. — К нам подошел Юрий. — Он-то в чем виноват? Не кричи, я провожу Ульяну.

Неприятно осознавать, что меня ждали для того, чтобы прогнать. Время не смягчило моих братьев. И ведь догадались, что я приеду. И знали, какой путь выберу. И караулили. Не лично, разумеется. Наверняка, кто-то из деревни добежал до поместья и доложил, что приехала женщина с ребенком и отправилась в сторону поместья, оставив коляску.

Митя отказался идти на руки к Юрию. Тот предлагал понести его, но малыш упрямо замотал головой и спрятался за меня.

— Уля, не обижайся, — попросил Юрий, когда мы шли через лес. — Мама сдала, когда отец выгнал тебя из дома, но сердце у нее и раньше болело. При иных обстоятельствах… Я не считаю твой поступок преступлением. Вина лежит на мужчине.

— Только папе не говори, — нервно хмыкнула я. — Он и тебя выгонит.

— Он не прав. Но он должен выдать замуж Лизу и Аню, и если репутация семьи будет испорчена…

— Не стоит, — перебила я брата. — Я все это слышала. Я сделала свой выбор. Отец — свой.

Узнав, что я беременна, отец отослал меня из дома. Он хотел, чтобы я родила и оставила малыша в скитах, а я наотрез отказалась расставаться с сыном. Тогда меня и выгнали из семьи. Похоронили. Только мама тайком поддерживала меня все эти годы.

— Юра… — Я не хотела просить, но, заметив, что младший брат не пылает гневом, как старший, рискнула. — Я знаю, что ни на что не имею права. Но мне бы какую-нибудь безделицу… на память о маме. Гребешок, лоскуток ее платья… Что угодно… Ты не мог бы… помочь? Мы уезжаем завтра, вечерним поездом.

— Не уверен, что получится, — ответил Юрий.

Однако узнал адрес гостиницы, где мы остановились.

— Это кто? — спросил Митя, когда коляска покатила в сторону города.

— Никто, — вздохнула я. — Забудь, хорошо? Сюда мы больше не вернемся.