Холодный март 14-го (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 5

Увидев, что дело дошло до мордобоя, Гепа сделал вид, что поддерживает антимайдан, и даже прислал митингующим полевую кухню в знак своей благосклонности. При этом он всеми силами пытался утащить народ с площади, подальше от администрации области, пообещал выделить отдельное уютное помещение, лишь бы с глаз долой - из сердца вон. Народ даже начал поддаваться на сладкоголосые миротворческие трели мэра, но тут словивший кураж Адольфович порешал, что он - мать Тереза, и решил усугубить. «Они, конечно, немножко фашисты,- сказал он о правосеках, - но мы с ними вчера сыграли в футбол. В общем-то с ними можно иметь дело». Народ вскипел и начал подтягиваться к Облсовету. Почувствовав, что облажался, Гепа резко сменил тему, объявив, что теперь перед народом выступит наша русская харьковская певица. Это было последней каплей. Народ взревел и пошел на штурм.

***

Бежать к областной администрации и прорывать оцепление полиции я не собирался. Эти эмоциональные качели, пережитые десять лет назад, в заваривающейся каше ничего интересного не предвещали. Захват ХОГА был шагом чисто символическим. Ни удержать его, ни тем более наладить хоть какое-то управление Харьковской народной республикой не было никакой возможности. Те, кто мог взять на себя этот груз, перестали выходить на связь, а искренняя народная массовка годилась только для разовых протестных акций. Я прекрасно помнил, как после штурма спустился во двор Облсовета, поговорил с ротой милиции, которая там сидела, пообщался с офицерами. Всё свелось к одному: «Мы двумя руками «за», мы против хунты, против путчистов, против бандеровцев, но пока нам не прикажут - никуда не пойдем».

А приказывать было некому. Не только милицейская верхушка, но и актив антимайдана неожиданно “вышел из чата” и предоставил возможность событиям развиваться самотёком. Считающиеся самыми боевитыми и по-хорошему отмороженными, харьковские афганцы и те проявили восьмидесятый уровень конформизма, а половина их вообще объявила о лояльности киевской хунте. Десять лет назад, прочувствовав всё очарование харьковского хатаскрайничества, я вернулся домой с такой физиономией, что жена спросила: «Что? Нас предали?». Коротко ответив “да”, я пошел спать, надеясь на чудо, которого так и не произошло.

Помня эти события, я совсем не рвался повторно поучаствовать в фестивале “пассионариев против силовиков” и разглядывал всё происходящее отстраненно, как зритель - документальный фильм, удивляясь всего одному обстоятельству - а где я? Меня самого - десятилетней давности - нигде видно не было. Это обескураживало и пугало…

После десятиминутной толкотни антимайдан прорвал внешний кордон, аккуратно оттеснил милиционеров от входа и стал просачиваться в здание администрации, как вода в воронку. Собравшиеся скандировали: «Милиция, спасибо!» и «Милиция - с народом!». Некоторые из милиционеров даже аплодировали, когда оцепление расступилось перед штурмующими, и те вошли в ХОГА.

Вот тут, на фоне зева распахнутых настежь дверей администрации, и мелькнул знакомый мне рюкзачок.

***

Я даже не понял, как очутился в длинном, узком коридоре администрации. Со всех сторон раздавались радостные крики активистов антимайдана. Кто-то увлеченно стучал кулаком и ногами в закрытую дверь, на сквозняке хлопали раскрытые окна, по воздуху летали невесть откуда взявшиеся хлопья пепла. Пахло порохом и сгоревшей бертолетовой солью - кто-то из осажденных неудачно решил попугать штурмующих фейерверком. Картину разгрома дополняло хрустящее под ногами стекло и шуршащая бумага, некогда бывшая документами. Всё было, как десять лет назад. Ничего необычного, выходящего за рамки известного мне сюжета, не намечалось. Можно было спокойно заняться поисками беглянки.

Сначала исследовал коридоры и лестничные переходы, обошёл фойе, гардеробы и туалеты - пусто. Народ беспорядочно слонялся по зданию администрации, но Доли нигде не было. Решил пройтись по кабинетам. Первая дверь - закрыто, вторая - пусто. За третьей слышался какой-то бубнёж. Разговаривали двое, с мягким чоканьем и жёстким русским “г”. Пришлось навострить уши, пытаясь одновременно выуживать из файлов памяти информацию десятилетней давности, был я тут “в прошлый раз” или нет.

-Нужно связаться с «гнездом» – сообщить, что у нас тут форс-мажор. Запросить помощь!

-Кому нужна помощь?

-Народу…

-Господи, какой же ты еще пацан…

-Что не так?

-Всё не так…

-Не томи.

-Ни с кем связываться не надо. Я получил исчерпывающие инструкции…

-Просветишь?

-Если коротко - мы никому помогать не будем…

-Не понял…

- А что тут непонятного?

-Всё непонятно! Мы с тобой месяц торчали на этом грёбаном майдане, видели, что там произошло и кто прорвался к власти. Мы оба с тобой догадываемся, что будет дальше… Я видел твои рапорты – после таких заключений “ядерку” расчехлять можно. А когда надо просто подставить плечо, ты мне тут…

-Что я? Что я?!! Слово “приказ” понимаешь?

-Свяжись с «гнездом»! Прямо сейчас… Расскажи… Заставь поверить! Ты убедительный, у тебя получится!

-Я умный. И даже пытаться не буду…

Вот такого разговора на моей памяти не было. Я переступил с ноги на ногу, случайно надавив на осколки стекла, рассыпанные по полу. Предательский хруст выдал моё присутствие. Пришлось открывать дверь, делая вид, что я именно сюда спецом и направлялся.

В небольшом кабинете, принадлежащем какому-то клерку средней руки, стояли двое парней. Про них можно было сказать - люди без внешности: абсолютно типичные джинсы с китайскими кроссовками, майки поло на спортивных, но не перекачанных телах, короткие стандартные для этого времени стрижки и незапоминающиеся черты лица - обычные губы, глаза, нос - никаких особенностей… У того, кто постарше, волосы были тёмными. Он полусидел, опершись на письменный стол. Младший, нависая над ним, был роскошно пепельно-русый. Гоголь назвал бы его “шантретом”, считая почему-то такой цвет волос признаком особой породистости.

“Двое из ларца, одинаковых с лица” одновременно обернулись ко мне, сверля двумя парами глаз - темными и светлыми.

-Народ расходится, - ляпнул я первое, что пришло на ум, - держать ОГА некому. Милиция соблюдает нейтралитет…

- А ты, стало быть, слышал наш семейный диспут? - старший не стал соблюдать политес. - Ну, может, и к лучшему. Хотя бы у одного не будет никаких иллюзий. Давай выводить людей из здания, нечего им тут шляться, дожидаясь приключений на свою голову.

Он легко поднялся, подошел, склонив голову набок, как ученая сова, и протянул руку.

-Макс. А это, - мотнул головой в сторону шантрета, - Ник, - и добавил после небольшой паузы: - Москва.

-Да я уже понял, что не Жмеринка, - усмехнулся я в ответ, пожав сухую, жесткую ладонь. - Раз у нас всё на британский манер, зовите меня Майкл.

-Идёт.

-Давайте, мужики, я тут пройдусь, мне человечка найти надо…

-Какого? Может я видел?

-Да девчоночку шуструю с приметным рюкзачком в виде совы.

-Ты видел? - обратился Макс к Нику.

-Нет.

-И я не видел. Николя ни одной девчонки не пропустил бы…

Пепельно-русый Ник закатил глаза, демонстрируя, как ему надоели подобные подколки.

-Все же посмотрю, - кивнул я в сторону пустого коридора.

-Мы тоже присмотримся. Пойдём, соберем народ, постараемся вытащить на свежий воздух, пока нас тут не накрыли коллеги…

Парни выскользнули из кабинета, и пока я прикрывал дверь, коридор уже был пуст, а передо мной оставалось еще целое неисследованное крыло здания и стремительно накатывающая усталость.

***

Южное солнце, дождавшись вечерней прохлады, стремительно падало за горизонт. Здание обладминистрации, пустое и неприкаянное, с высаженными дверями и выбитыми окнами, было похоже на загулявшего после получки боцмана с затонувшего корабля. Часть антимайдановцев поехала на захват телерадиотрансляционного центра возле телевышки, другие отправились в офис принадлежащей Авакову телекомпании АТН, которая, по мнению антимайдана, неделями тенденциозно показывала протесты харьковчан против государственного переворота. Большая часть отправилась по домам отдыхать после долгого дня, и лишь несколько десятков осталось в здании ХОГА, растворившись в нем практически бесследно. Пару раз по ходу моих поисков я пересекался с Максом и Ником. Мы обменивались кивками и снова расходились.