Холодный март 14-го (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 14

Я закрыл глаза, опершись затылком о стену, и ярко, с болью вспомнил прискорбное событие, которое сейчас, в ночь на 2 марта 2014 года, даже этому горячему историку невозможно себе представить, но которое куда уж наглядней подтвердит факт, только что им озвученный. Это случится 2 мая 2014 года, когда в прямом эфире мне доведётся смотреть стримы мразей, сжигавших людей заживо и добивавших раненых палками насмерть. Я тогда в оцепенелом состоянии смотрел, как уроды с моралью насекомых рубили топором наивных одесситов, думавших, что можно все решить мирно и что, запершись в Доме профсоюзов, можно спастись от злобы нелюдей, видел, как погибали совсем юные девочки и мальчики, забитые беснующимися кастрюлеголовыми выродками… 3 мая я был уже совсем другим человеком.

Помощник госсекретаря США Виктория Нуланд, раздававшая печеньки на евромайдане, публично признается позже, что США в ХХI веке вкачали в Украину пять миллиардов долларов на нужды «развития демократии и приобщения к западным ценностям» исключительно ради интересов транснациональных корпораций. Хотя на самом деле денег было вложено больше, и вкладывать их начали раньше. Западные спецслужбы активизировали работу на Украине с середины 1980-х. После развала СССР в 1991 году там вовсю развернулись некоммерческие организации, сидевшие на западных грантах. Они с помощью некоторых киевских политтехнологов занялись психоисторической перекодировкой сознания украинцев, в первую очередь - управленцев и интеллигенции, воспитывая эдаких орков, антирусских зомби, и в значительной степени преуспели. Не менее активны были натовские структуры, внедрившиеся даже в высшие учебные заведения Украины.

Киев — не галицийский город, но киевская интеллигенция на 90% стала, как оказалось, сторонницей антирусского галицийского проекта. Значит, с ней хорошо поработали. Воспитанные “нашими западными партнерами” щеневмерлики в феврале 2014 получили команду “фас” и уверение от своих западных кураторов, что ничего им за это не будет.

Впрочем, ничего нового. Основной постулат Гитлера в программном обращении к армии перед Drang nach Osten звучал так же: «Солдаты, я освобождаю вас от древней химеры, именуемой совестью, во славу Великого Рейха!».

Именно это обращение англосаксы вложили в кастрюлеголовых, украсив рюшечками про демократию и европейские ценности. А щеневмерлики с энтузиазмом приняли к исполнению и без оглядки погрузились в сатанинское веселье, расстреливая Донбасс. Авиационная атака по луганской администрации, расстрел детского пляжа в Зугрэсе, детский интернат осенью 2014 года, где потом откапывали погибших, переворачивая скользкие от детской крови камни. Стреляли по маршрутке в Луганске, пока она не загорелась с живыми людьми, а когда их пытались вытащить, кожа жертв вместе с джинсами слезала с ног… Не счесть преступлений киевской хунты.

Сейчас, весной 2014-го, распробовав кровь на майдане, они еще не знают, что уже проиграли войну. Проиграли 2 мая 2014-го в Одессе, 9 мая того же года - в Мариуполе, 26 мая - в Донецке… Мы не забудем этого и никогда не простим. Не простим им сотен погибших детей, как и тысяч детей, оставшихся без детства, без родителей, без любви и семейного уюта.

Сейчас ещё никто не знает и не поверит, что́ на самом деле ждет на войне затурканных пропагандой незалэжных хромадян, уверовавших, что они - новые ницшеанские сверхчеловеки, Übermenschen. А не будет никакой славы. Никакой романтики. Будет просто война. Просто пули, свистящие над головой. Снаряды и мины, достающие даже прячущихся в окопах. Пятидесятитонные танки, заживо хоронящие тех, кто выжил под пулями и осколками. Столбы огня вместо деревень и сёл. Кровь на стенах каменных и кирпичных домов, трупы людей вокруг всех воронок, на пути каждой десятой пули. Будут окровавленные калеки, зовущие на помощь, жаждущие всё равно скорейшего успокоения или смерти. Будут судьбы, срезанные серпом войны, как колосья. И бесконечные, тянущиеся за горизонт кладбища, украшенные жовто-блакитными прапорами…

Их ждут добровольческие батальоны рассерженных, суровых мужчин, едущих на Донбасс не наслаждаться жизнью, а дать последний бой, не отступать и не сдаваться. И это не героизм, а просто ярость. Ярость от содеянного нацистами.

Чувство долга - это ощущение, что кому-то должен. Это я должен тем ребятам, которые погибали с честью, тем, кто сопротивлялся украинскому криминальному нацизму в городах всей Украины, кто собой закрывал Донбасс, спасая незнакомых, но нуждающихся в защите обычных людей. Я им должен! А значит, буду делать то, что не успели доделать они. Им время - вечность, а у меня его мало, но оно пока есть.

Едва формирующуюся границу с Крымом поезд пересёк без каких-либо препятствий. Проезжая Джанкой, мы увидели из окна наших вежливых зелёных человечков, охранявших эшелон цистерн с топливом. Они же патрулировали периметр станции. При этом всё было абсолютно спокойно - никаких эксцессов, столпотворений, протестующих людей или чего-то ещё.

В Джанкое мы распрощались с профессором. Его встречал кортеж совсем непростых машин, порождая во мне еретические мысли насчет места историков в системе управления общественными процессами. Он вежливо предложил подвезти меня до Севастополя, я вежливо отказался, не имея возможности пояснить, с какой целью направляюсь даже не в Симферополь, а в крымскую глухомань. Так и тянуло сказать с английским акцентом: “Я - ученый энтомолог, следую на Суматру ловить бабочек.” С этим интереснейшим человеком хотелось бы обязательно еще повстречаться и поговорить. Надеюсь, что судьба будет ко мне благосклонна…

В Симферополе - снова полное дежавю: поезд встречали казаки и человек десять в штатском, разного пола и возраста, с красными повязками дружинников на руках, не вооруженные, но решительные, совершенно очевидно, что не военные. Досматривали, как правило, половозрелых мужчин, особенно с большими сумками. Меня никто не остановил. Видимо, я с небольшим рюкзачком им не показался подозрительным.

В первые дни марта 2014-го здесь ещё было в достатке украинской символики. Как старая шлюха, она назойливо лезла в глаза, требуя к себе внимания и любви, на которую сама никогда не была способна. Но её уже активно вытесняли российские атрибуты. Очень много русских триколоров украшали окна домов. Народное творчество уверенно забивало рекламные потуги лимитрофной хунты. Полуостров принял решение и демонстрировал его прямо и недвусмысленно.

В прошлый свой приезд - чуть не сказал: в прошлую свою реинкарнацию - прямо с вокзала я отправился в поселок Рыбачий, что находится на черноморском побережье между Севастополем и Феодосией.

До референдума оставалась неделя. Часть времени я посвятил его организации и сбору информации о настроениях крымчан в глубинке, вдали от шума городского. Подготовка к референдуму в Рыбачьем проходила очень своеобразно и совсем не так, как писали в нашей и в киевской прессе. Во-первых, в поселке не было никаких вежливых людей, как не было их и в остальных поселках, через которые я проезжал. Вежливые занимались блокированием военных баз, на которых сохранялось военное присутствие сил хунты. На большее их просто не хватало. Что касается таких поселков, там вообще ничьих резидентов не было - ни московских, ни киевских. В Рыбачьем не было даже милиции. Без всякой охраны местные жители спокойно и свободно собирались в доме культуры. Рядом с крымским флагом повесили российский триколор, составляли списки, уточняли их, выписывали приглашения на референдум, спокойно разносили по поселку. Меня интересовало отношение местных татар. С 2000-го, если не раньше, я по-своему достаточно хорошо знал, что на побережье существовало ополчение, называющее себя казаками, противодействующее самозахватам этих территорий татарами в течение полутора десятилетий. Так вот, пообщавшись с местными представителями татарской общины, никакой враждебности по отношению к казачьей дружине я не ощутил.