Бесшабашный. Книга 3. Золотая пряжа. История, найденная и записанная Корнелией Функе и Лионелем Вигр - Функе Корнелия - Страница 18

Сердце Уилла забилось до смешного быстро.

Гоил вытащил из-под ящеричной рубашки амулет – кусочек нефрита.

– На твоем месте я бы тоже хотел ее вернуть. Какой дурак променяет священный камень на мягкую кожу?

– Да-да, так и есть, – сказал Уилл. – Ты угадал. И вернуть ее мне может только Фея.

Ложь… Уилл машинально поднял глаза на голову единорога. Джекоб наплел ему много небылиц о шрамах на спине, пока наконец Уилл не узнал, что их оставили единороги. Поверил бы ему Джекоб, что он хочет вернуть себе нефритовую кожу?

– Думаю, мы договорились. – Гоил вновь спрятал амулет под рубашку. – А в придачу покажешь мне зеркало, через которое ты сюда пришел. – Он улыбнулся. – Дай угадаю. Оно ведь совсем рядом, да? Ты только взгляни на свою одежду. В Шванштайне так не одеваются.

Уилл заставил себя не смотреть в сторону холма с руинами. Гоил в том, другом мире… И кто следующий – ведьма-деткоежка? Острозуб, который набросился на него, когда он впервые прошел через зеркало? Он чуть было не поддался искушению спросить Бастарда о незнакомце, передавшем ему бездонный кисет с арбалетом, но побоялся ответа.

– Что за зеркало? – спросил он. – Не понимаю, о чем ты. Значит, договорились?

Гоил оглянулся на корчму.

– Конечно! – сказал он. – Почему бы и нет?

Люди. Они были повсюду. Как комариные личинки в пруду. Неминуемость смерти вынуждала плодиться и быть деятельными. Поля, города, дороги… Мир, заново сотворенный по их, смертных, вкусу, прилизанный, выпрямленный, подстриженный и прирученный. Испытывала ли она к ним такую же неприязнь до того, как Кмен предпочел ей женщину из людей? Темная Фея не хотела воспоминать. Она хотела дать волю гневу, ненависти, отвращению. Если бы только это вымыло из ее сердца и любовь.

Фея не старалась избегать людских поселений. Пусть знают, что она их не боится, даже если они бросают ей вслед камни и сжигают изображающие ее соломенные чучела. Она видела, как они стоят за шторами, когда Хитира гнал лошадей мимо их домов. Она слышала, как они шушукаются: «Вон она, чертова фея… Она убила ребенка своего неверного любовника. У нее нет сердца».

Как много деревень. Как много городов. Они как грибы и бактерии, что поддерживают круговорот жизни смертных. И у каждого из этих смертных лицо Амалии.

Иногда она велела мотылькам сплести сеть, под которой спала в дневное время где придется – у какой-нибудь из их церквей, рядом с каким-нибудь памятником или перед ратушей. Но после того как в Доннерсмарка стреляли, потому что он стерег ее сон, она стала останавливаться на отдых в лесах. Еще не все бессмысленно загубили они в своих печах и на фабриках.

Иногда Доннерсмарк верхом добирался до ближайшего поселения разузнать, что происходит в Виенне. Он рассказал, что рубины, обещанные Амалией за поимку Темной, уже стоили жизни шести женщинам, которых по ошибке приняли за нее. Горбун и Морж публично объявили о том, что Альбион и Лотарингия предоставляют ей убежище… Какой же дурой они ее считают? Неужели они думают, что она продаст свою колдовскую силу тому, кто больше предложит, или ищет очередного коронованного любовника?! Кто из них сравнится с королем гоилов? Она любила лучшего из них, и он ее предал.

Доннерсмарк сообщал ей и о Кмене. Он старался произносить это имя так небрежно, словно оно было лишь одним из многих. Темную трогало его желание защитить ее – от боли, вызванной предательством возлюбленного, от продолжающихся оскорблений, которые означали, что Кмен до сих пор ни словом за нее не заступился. Он заключил мир с повстанцами на севере и вел переговоры с мятежными человекогоилами. Кмен настолько превосходил противников, вероятно, потому, что те воевали только ради обогащения. Солдаты неохотно умирают за золото в офицерских карманах, зато из мести сражаются со всей страстью. Кмен вел войну только из мести. Он был лисом, который напал на тех, кто на него охотился.

Да. Она все еще была на его стороне.

Хитира правил лошадьми по ночным дорогам, проложенным когда-то солдатами Кмена, а в ее бессердечной груди печаль и гнев сменяли друг друга, как приливы и отливы. Как бы ни гнал лошадей ее мертвый кучер, воспоминания следовали за ней, яркие, словно они и есть настоящее, куда более реальное, чем все, что проплывало за окнами.

Станет ли она когда-нибудь вновь такой, какой была до Кмена? Хочет ли стать?

Она ехала только ночами, и все же время от времени ее карете преграждали дорогу группы мужчин, набравшихся в каком-нибудь кабаке достаточно смелости, чтобы заработать назначенное Амалией вознаграждение. Обычно Доннерсмарк прогонял их в одиночку, даже если они поджидали с серпами и топорами в руках или прятались за горящими бочками. Иногда хватало того, что Хитира у них на глазах менял облик. Но когда однажды ночью среди застрельщиков оказалась женщина, Фея выпустила своих мотыльков, представляя, что на дороге с криками корчится Амалия.

Разумеется, она уже задавалась вопросом, не ищет ли ее и Кмен. На четвертый день после побега из Виенны в одном лесу дорогу карете заступили шестеро гоильских солдат. Они промолчали, когда Доннерсмарк спросил, не король ли их послал, и поспешно потупили взгляд, когда из кареты вышла Темная. «Не смотрите на нее, на эту чертову ведьму». Так наставлял их Хентцау. Но Фея заставила их взглянуть на нее и отравиться ее красотой.

Они еще долго, спотыкаясь, брели за каретой. Хитира не обращал на них внимания, но Доннерсмарк то и дело оглядывался, а когда солдаты наконец исчезли в ночи, Фея впервые увидела в его глазах опасение – и дерзкое предупреждение не проверять свои чары на нем.

Лаяли собаки. Едва ли какой-нибудь другой звук страшил Джекоба больше, с тех пор как жизнь лисицы стала ему дороже собственной. Он хотел остановиться, повернуть назад, но Сильвен тянул его дальше. Ослепшие от серебра глаза Джекоба видели только его широкоплечий силуэт. Мир теперь состоял лишь из теней и серебра, которое нащупывали его пальцы, и из собачьего лая.

Как долго он еще собирался позволять ей спасать его… Ни за что нельзя было приводить ее в этот мир… Бесполезные мысли. Лиса всегда лучше умела гнать их от себя.

Он снова остановился.

Выстрелы. Единственный звук, который еще хуже лая.

Сильвен тащил его дальше, ругаясь по-французски, нет, на квебекском. За зеркалом эта часть Канады все еще принадлежала Лотарингии, но Джекоб там пока не бывал.

Дальше.

Не знай Джекоб, что находится в своем мире, густой подлесок навел бы его на мысль, что он заплутал в Черном лесу. Даже кирпичные стены, мимо которых они крались, на ощупь казались такими же обветшалыми, как стены ведьминого дома. Эльф чересчур сблизил оба его мира. Все было намного проще, пока общим у них было только зеркало.

Сильвен открыл ворота и быстро втолкнул его внутрь. За воротами оказалось так темно, что случайный помощник Джекоба двигался так же неловко и наугад, как и он сам. Джекоб нащупал ящики. И стекло – и невольно отдернул руку.

– Где мы? – спросил он.

– Там, куда я должен был тебя привести. На одном из их складов. Bout de ciarge! Твоя прелестная подружка сумасшедшая. Нужно было пытаться уйти через реку.

– И для чего этот склад?

– Для их зеркал, для чего же еще? Maudit Tabarnak’Ostie d’Câlisse! Ciboire! – Запас бранных слов у Сильвена был неисчерпаем, как запасы соленой воды в природе. Сильвен Калеб Фаулер мог бы одержать победу в пресловутых соревнованиях по сквернословию, какие устраивают карлики.

Джекоб прислонился к ящикам. Когда он закрывал глаза, голова болела немного меньше. Если слепота не пройдет, с охотой за сокровищами покончено. Зато рука была как новенькая. Возможно, булавка воздействовала и благотворно. Человек, воткнувший ее Джекобу в висок, выглядел так, будто эльф вылепил его из глины. Возможно, дешевый вариант Шестнадцатой и Семнадцатого. Они по-прежнему стояли у Джекоба перед глазами: с его собственным лицом, с лицом Клары и его отца. «Твоя мать так ничего и не заметила». Мужчина, гулявший с ним и с Уиллом в парке, мужчина, целовавший мать на кухне… Какие из его воспоминаний об отце – на самом деле об Игроке? «В этом мире мы можем иметь детей от смертных женщин». Джекоб часто желал себе другого отца, но уж точно не такого. Прекрати, Джекоб. Он не твой отец, не твой и не Уилла. Но как же можно быть в этом уверенным?