Девочка на лето - Кеннеди Эль - Страница 15

Наверное, пригласить его на свидание. Сделать ему предложение.

Сорвать с себя одежду и приказать ему перевернуть мой мир.

Ладно, может, не последнее. Но я вернулась в город уже неделю назад, и Тейт – единственный парень, который заставляет мое сердце биться чаще. Я чувствую, что пожалею, если хотя бы не попытаюсь перестать болтать и не попрошу его потусоваться вместе. И полагаю, лучшего времени, чем сегодняшний вечер, просто нет.

Близнецы Хартли живут в пляжном домике на сваях с огромным передним крыльцом, поблизости никаких соседей. Он совсем не похож на дом моих бабушки и дедушки, который был построен пару десятилетий назад и имел более современный вид. Этот дом выглядит так, словно принадлежал чьей-то семье лет сто. Старый, немного хаотичный и источающий очарование, свидетельство времени и грубой ласки стихий. Однако крыша выглядит новой, а крытое крыльцо явно недавно покрасили – очевидно, ребята делают ремонт.

Входная дверь громко скрипит, когда Маккензи открывает ее, чтобы впустить меня.

– Привет! – Похоже, она рада меня видеть. – Ты пришла!

– Спасибо, что пригласила. – Я неловко тереблю шлевки своих джинсовых шорт. Несмотря на упреки матери, на мне укороченная футболка, из-под которой видна полоска живота, и черные шлепанцы, которые Маккензи велит мне не снимать.

– Мы идем на задний двор, – говорит она, ведя меня через гостиную и кухню в стиле кантри к стеклянным раздвижным дверям.

На заднем дворе массивная терраса с видом на океан и винтовой деревянной лестницей, спускающейся прямо к песку. Один только вид стоит миллион долларов, и мои брови взлетают вверх, когда мы выходим на террасу.

– Ого, – замечаю я. – Вид просто офигеть. Я удивлена, что застройщики не попытались прибрать это место к рукам. И построить тут какой-нибудь кондоминиум или что-то в этом роде.

– О, они пытались, но мы никогда не продадим, – говорит Купер Хартли, появляясь позади нас. Он выходит из кухни без рубашки, босиком и в красных плавках. На обеих руках татуировки-рукава, пресс твердый, словно камень, и мои глаза загораются, едва я бросаю на него взгляд.

Затем я моргаю, и слева от меня на шаткой лестнице возникает второй Купер. Тоже без рубашки, только этот Купер мокрый, будто только что вылез из воды. Когда он поднимается, с его высокого, мускулистого тела на пол террасы стекает морская вода.

– О, вау. – Я смотрю на Купера, затем на его близнеца. – Вы, ребята, и правда одинаковые.

– Не-а, – говорит близнец. – Я выгляжу намного лучше.

– Чушь собачья, – возражает Купер.

Закатив глаза, Маккензи представляет меня Эвану, близнецу Купера, который одаривает меня сексуальной улыбкой, а после исчезает в доме.

– Пойдем, – говорит она, дотрагиваясь до моей руки. – Все уже на пляже.

Мы спускаемся к песку, вокруг ямы для костра беспорядочным кругом расставлены несколько шезлонгов и садовых кресел «Адирондак»[12]. Костер еще не разожжен, так как солнце пока не село, и на улице по-прежнему так жарко, что костер кажется почти лишним.

На одном из шезлонгов платиновая блондинка устроилась на коленях у парня, который, даже сидя, выглядит массивным. Ростом не меньше шести футов и пяти дюймов, с огромными мускулистыми руками, которые, вероятно, могли бы поднять любого из присутствующих. Великолепная брюнетка в черных бикини-стрингах развалилась на соседнем шезлонге, прокручивая ленту в своем телефоне, в то время как другая девушка с высоким конским хвостом и смуглым лицом стоит у пластикового столика, уставленного напитками, и наливает ликер в высокий пластиковый стаканчик.

Маккензи быстро представляет остальных.

Девушку за столиком зовут Стеф. Пара на шезлонге – Хайди и ее бойфренд Джей. Брюнетка – сестра Джея, Женевьева, которая также является невестой Эвана Хартли.

Это меня пугает.

– Вы, ребята, помолвлены?

– А то, – отвечает Женевьева. Она с вызовом прищуривает глаза, глядя на меня. – Вот только не надо про то, что мы слишком молоды. Я слышу это от своих братьев ежедневно.

– Вы слишком молоды, – ворчит ее брат, словно по команде.

– Я не собиралась это говорить, – уверяю я ее. – Просто так редко можно встретить людей, которые хотят пожениться в возрасте чуть за двадцать.

– Ну, нам бы завязать этот узел как можно скорее, если собираемся начать стругать детей. Мы решили, что хотим как минимум шесть. Не так ли, Хартли? – кричит она в сторону террасы.

Эван появляется у перил над нами.

– Семь, – кричит он в ответ. – Это мое счастливое число.

– Хочешь что-нибудь выпить? – Маккензи направляется к столику, где я приветствую Стеф неуверенной улыбкой.

– Давай-ка я приготовлю тебе то же, что и себе, – говорит Стеф, протягивая руку за другим пластиковым стаканчиком. – Я экспериментирую с новым рецептом. Беру немного водки со вкусом ванили и смешиваю ее с малиновым лимонадом. Это будет либо нечто сладкое, вызывающее рвоту, либо самое вкусное, что ты когда-либо пробовала.

– Скорей бы узнать, – говорю я со смешком.

Ожидая, пока она смешает напиток, я бросаю взгляд на террасу, где близнецы смеются над чем-то, стоя у перил. Кажется, Тейта здесь нет. Как и рыжеволосой девушки с вечеринки на прошлой неделе. Аланы. По какой-то причине это вызывает крошечный укол ревности. Что, если они оба не здесь, потому что снова встречаются?

Я игнорирую тугой узел в животе и беру напиток, который протягивает мне Стеф. Мне хочется пить, поэтому я делаю большой глоток и только после того, как проглатываю, понимаю, во что ввязалась. Жидкость прожигает огненный путь к моему желудку и вызывает приступ кашля.

– Слишком сладко? – переживает она.

Я смотрю на нее, разинув рот. Мои глаза наполняются слезами, и я снова кашляю.

– Я едва чувствую вкус лимонада, – выпаливаю я. – Тут же в составе примерно на девяносто процентов водка.

Стеф улыбается.

– И что?

– То, что я такого не ожидала. Божечки. В следующий раз предупреди.

Мы присоединяемся к остальным у незажженного кострища. Стеф устраивается в одном из кресел, в то время как мы с Маккензи делим шезлонг. Я делаю крошечный глоток своего крепкого коктейля. На этот раз я предчувствую ожог от водки и принимаю сознательное решение не торопиться. От одного стакана этого напитка я могу набраться до беспамятства.

Маккензи и ее друзья ненамного старше меня, но по какой-то причине рядом с ними я чувствую себя ребенком. Может, это потому, что они все такие великолепные. Женевьева, по сути, супермодель – длинные ноги, подтянутое тело, лоснящееся от масла для загара, солнцезащитные очки на дерзком носике. Маккензи, сидящая рядом со мной, выглядит так, словно сошла с дорогой яхты: полосатая футболка свисает с одного загорелого плеча, темные волосы распущены и каскадом ниспадают по спине.

Маккензи бросает взгляд на Женевьеву.

– Джен, прикинь, Кэсси – внучка Лидии Таннер.

– О, серьезно? – восклицает Джен. – Я была одержима твоей бабушкой, когда была подростком.

– Правда? – смеюсь я.

– О да. Раньше я постоянно видела ее в городе в этих больших солнечных очках и шелковых шарфах. Она всегда носила шарф, даже летом.

– И все еще носит. Это ее фирменный знак.

– Она была самой элегантной женщиной, которую я когда-либо видела в своей жизни, – задумчиво говорит Джен. – Я хотела быть на ее месте, когда вырасту. Моей мечтой было однажды поработать на нее в «Маяке». Сама напросилась. Теперь я застряла, работая на эту девчонку. – Она тычет большим пальцем в Маккензи, но по ее сверкающим глазам я понимаю, что она шутит.

– Ты работаешь в «Маяке»? – спрашиваю.

– Буду, когда мы откроемся в сентябре. На должности генерального менеджера.

– Ух ты. Это большая ответственность, – говорю я ей. – Я помню нашего старого менеджера, британца. Его звали Джеймс Де Врис. Бабушка привезла его самолетом из Лондона, после того как переманила из какого-то пятизвездочного отеля неподалеку от Букингемского дворца. Он всегда носил этот темно-синий блейзер с золотым…