Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов (СИ) - Михайловский Александр Борисович - Страница 22

— Нет, — ответил я, — мы хотим, чтобы вы были как Алиев — суровый, но справедливый. А еще требуется, чтобы разные окраинные царьки, дела которых вы будете разбирать, не видели в вас великодержавного шовиниста вроде товарища Соломенцева. Русский народ, он, конечно, самый старший из всех братьев, но пренебрежение младшими еще ни одну большую семью до добра не доводило. Если младший ошибся, ты его поправь, если надо, накажи, но и наказание не должно нести в себе ни оскорбления, ни унижения. Сохранение великой страны — это общий труд, от ее разрушения станет плохо всем, хотя сейчас некоторые по этому поводу имеют самые радужные ожидания. Мол, скинем русско-советское иго, и заживем как сыр в масле. Заграница нам поможет. А в результате — войны, кровь и нищета, как у помойной кошки, потому что все нажитое непосильным трудом ушло той самой загранице за помощь.

— Хорошо, товарищ Серегин, — кивнул Гейдар Алиев, — я понял ваше напутствие, и должен сказать, что полностью с ним согласен.

Товарищ Соломенцев хотел было что-то сказать в пику моему упреку за пренебрежение меньшими братьями, но Григорий Романов, все больше и больше вживающийся в роль генсека, за неимением спикерского молотка одернул его хлопком ладони по столу.

— Вообще-то, — сказал он, — мы тут собрались, чтобы заслушать товарища Серегина по афгано-пакистанскому вопросу, ибо ни черта не понятно, что там творится с самого утра. Из посольства докладывают, что рано утром Исламабад одномоментно был разбомблен дотла. Сейчас в городе бесчинствуют разъяренные толпы, пылают пожары, повсюду в небо поднимаются столбы черного дыма, и наши товарищи опасаются погромов и поджогов в посольском квартале*…

Примечание авторов:* в Исламабаде, городе, специально построенном в качестве столицы, все посольства компактно находятся в одном месте.

— Пусть ваши товарищи не переживают, — сказал я, — на тот случай, если погромщики попробуют двинуться в направлении посольского квартала, у меня наготове два эскадрона ударных атмосферных штурмовиков и несколько батальонов штурмовой пехоты. Если дело дойдет до применения вооруженной силы, то мои люди будут убивать погромщиков без всякой пощады, пока те не обратятся в бегство, спасая свои жизни. Вот такая простая арифметика усмирения дикарских инстинктов толпы: громить, грабить и жечь.

— А не слишком ли это жестоко? — спросил товарищ Кунаев.

— Нет, не слишком, — ответил я, — последствия погромов обходятся гораздо дороже. И к тому же, если проявить твердость в одном месте, беспощадно подавив беспорядки, то на протяжении определенного времени вы можете не опасаться рецидивов в других местах своей страны, ибо все поймут, что это чревато. В противном случае, стоит вам один раз проявить мягкотелость и нерешительность, подобные мятежи начнут вспыхивать повсеместно. Однако лучше всего, если ваша власть, кроме твердости и решительности, будет в полном объеме проявлять справедливость и заботу о людях, и тогда вероятность стихийных погромов и мятежей упадет до нуля, и за каждым таким случаем надо будет искать людей, которые заплатили погромщикам денег, дали им водки или наркотиков, привезли к местам сбора толп камни и заточенную арматуру… В Средней Азии и Казахстане в период распада СССР и некоторое время после подобные явления имели место сплошь и рядом. Борьба кланов за власть как она есть. Праздник непослушания в Исламабаде имеет совсем другую природу. Люди в доступной им форме празднуют освобождение от военной диктатуры. Ведь этот поганый хмырь Зия-Уль-Хак не просто сверг законно избранного президента. Он казнил его по надуманному обвинению, разогнал парламент и, наплевав на мнение народа, правил единолично, опираясь только на армейские штыки и поддержку посольства Соединенных Штатов. По сути, это обыкновенный бандит в генеральском мундире, силой дорвавшийся до власти, а вы, товарищи, держали при этом бабуине свое дипломатическое представительство, да еще вели с ним переговоры, когда он заехал в Москву по случаю смерти Брежнева. Скажите, Андрей Андреевич, вам по этому поводу не стыдно?

— Вообще после ваших слов стыдно, — смущенно произнес Громыко, — тем более что и толку от тех переговоров был один пшик. Но то было решение Юрия Владимировича, а с Генеральными секретарями у нас не спорят.

— Спорят, и еще как, — шепнула мне энергооболочка, — это товарищ Громыко сейчас не хочет признаваться, что тогда и сам был знатный дурак.

— Ладно, проехали, — мысленно ответил я энергооболочке, а вслух сказал: — Обстановка в Пакистане сейчас такая, что там теперь нет ни диктатора Зия-Уль-Хака, ни высшего генералитета, ни самой армии, ни даже гражданских министерств и ведомств, которые при военной диктатуре являются таковыми лишь номинально. Разгром полный, ибо по-другому я воевать не умею. Пусть теперь самые дерзкие, планировавшие войну против СССР, примеряют эту ситуацию на себя. Андрей Андреевич, ваша задача сейчас — вразумить руководство Индии в том смысле, что не надо идти завоевывать лежащего на лопатках соседа, а лучше протянуть ему руку гуманитарной помощи, и не более того. Хоть немного снизится накал ярости между индусами и мусульманами, и то хлеб. Что касается афганского направления, то там обстановка похожая. Базы боевиков и тренировочные лагеря в окрестностях Пешавара разгромлены ударами с воздуха и до белых костей зачищены высаженными с больших десантных челноков частями штурмовой пехоты. Можно сказать, что ни одного вооруженного боевика в живых на территории Пакистана не осталось, и невооруженного тоже. Такие имена, как Гульбеддин Хекматиар и Бурхануддин Раббани, теперь остались в прошлом, нет таких больше нигде. Семьи боевиков, женщин и детей, мои солдаты не тронули, но так как эти люди теперь оказались никому не нужны, я забираю их себе — для расселения в одном из своих владений и последующей ассимиляции. Когда эти люди поймут, что с ними произошло, они мне еще спасибо скажут. Также ударом из космоса уничтожена укрепленная база Ахмад-шаха Масуда в Панджшерском ущелье. В эпицентре удара расплавились даже сами горы. В настоящий момент части моего корпуса штурмовой пехоты и авиакрыла «Неумолимого» проводят вторую фазу операции «День гнева», занимаясь перехватом караванов и уничтожением банд, окопавшихся в кишлаках на территории самого Афганистана. При моем уровне разведки и боевого оснащения со всем этим в общих чертах можно будет покончить примерно за неделю, после чего вооруженное сопротивление правительству в Кабуле будет подавлено. Однако если кабульские деятели продолжат проводить политику, противоречащую представлениям их собственного населения о прекрасном, то этот успех окажется временным, и через некоторое время все начнется сначала. С первобытной дикостью нужно бороться, а не с религией, ибо одно совсем не означает другого.

— Мы вас поняли, — сказал Григорий Романов, — и передадим ваши рекомендации в Кабул.

— Это пока не рекомендации, а предупреждение, — ответил я. — Конкретные советы я дам чуть позже. И еще. Подготовьте для передачи моей медицинской службе всех ветеранов и инвалидов войн, начиная с Великой Отечественной и заканчивая Афганской. Всем им я верну здоровье, а если потребуется, и молодость. И присутствующих товарищей это тоже касается, только лечение от старости и последствий ранений, у кого они были, вы будете проходить без отрыва от производства.

Тысяча сорок первый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу

С первыми проблесками рассвета, когда дорога уже видна, но лица людей различить еще нельзя, крепкий старик в белом полотняном одеянии паломника-хаджи подошел к воротам запретного города Ниц. Не увидев привратной стражи (а это место как минимум должна была охранять парочка плюющихся огнем ифритов), паломник покачал головой, потом умыл руки и лицо из установленного перед вратами фонтанчика, расстелил свой молитвенный коврик и совершил первый за день намаз. Во время своих первых жизней он не был так набожен, однако неопределенное время существования в Садах Джанны приучило его к заведенному там распорядку. Раз воин за правое дело попал в рай соизволением Аллаха, то должен вести себя там как любой праведник, проводивший дни в благочестивых размышлениях и молитвах. И такие тоже угодны Богу, хотя бы тем, что просто не творят зла. Закончив читать молитвы, паломник поднялся на ноги, убрал свой молитвенный коврик в походную суму и с первыми лучами восходящего солнца вошел в Ершалаим, тьфу ты, в запретный город Ниц.