Фрэнк на вершине горы (СИ) - Алатова Тата - Страница 42

Джону очень не хватало могилы покойной жены, куда он привык приходить в любое время и рассказывать обо всех своих радостях и печалях. Но Тэсса сказала, что смытое морем кладбище — это хороший повод, чтобы смотреть вперед, а не назад, и так захотелось ей поверить. В то, что у него есть то самое будущее, на которое можно таращиться.

Решительно ковыляя по садовой дорожке, Джон поклялся себе, что заставит доктора Картера вылечить это чертово колено, хоть бы даже пришлось всю ночь прикладывать к нему волшебные целительские ладони. Стоило шагнуть за калитку, как призрачная дева в белой тряпке замельтешила вокруг, что-то лопоча о танцах.

— Изыди, бестолочь, — буркнул Джон, опираясь на трость из остролиста, которую Джеймс смастерил специально для него. — Все бы вам, нечисти, плясать да веселиться. Лучше бы сделали хоть что-то полезное, вон хотя бы грядки Бренде пропололи.

Дева не торопилась внять его наставлениям. Она все смеялась и пританцовывала, и прогонять ее было жалко — вон какая веселая. Нынешняя-то молодежь ничему не радуется, все им не так и все им не этак. А эта, древняя, улыбалась от уха до уха. И ведь не сказать, что сотни лет назад очень забавно было жить на этом свете, вот уж вряд ли.

Остановившись посреди улицы, Джон одобрительно кивал в такт ее прихлопываниям и притоптываниям. Босые пятки по сухой земле стучали звонко, как кастаньеты. Красота молодости и задора так и манили тоже пуститься в пляс. Когда-то Джон был чемпионом по быстрому фокстроту, и яркие юбки Джейн лихо закручивались вокруг его бедер.

— Я бы с тобой потанцевал, милая, — с сожалением сказал он, — да только видишь ли какое дело, совсем колени никуда не годятся. А ведь они мне нужны, как никогда.

Тут призрачная дева вдруг присела на корточки, подула на крепкие заплатки на штанах, которые прикрывали вышеупомянутые суставы, а потом хрустально-нежно засмеялась, вскочила и протянула руки Джону, снова приглашая его присоединиться к ней. Он недоверчиво поднял сначала одну ногу, потом другую, присел, привстал, а потом с величайшим сожалением замахнулся тростью, проявляя общечеловеческую неблагодарность.

Нечисть взвизгнула и унеслась прочь, а Джон легкой и юной походкой направился обратно к дому.

***

Проснувшись ночью от пронзительной волынки, Тэсса вдруг поняла, что ее дом остался единственным в Нью-Ньюлине, не защищенным остролистом.

Что же, сапожник всегда ходит без сапог.

Мысленно чертыхаясь, Тэсса осторожно выбралась из кровати и спустилась вниз, не тратя времени на одежду и обувь. Она нисколько не сомневалась в том, что холодно не будет.

Ночь встретила ее яркими крупными звездами, ароматом костра, дикой музыкой, в которой не было ни ритма, ни мелодичности, а одна только первобытная дикость. Эта музыка звучала как пульсирующая кровь, как крик, как стон. Девятнадцать танцующих дев выстроились кругом на поляне перед пансионом, и их одеяния трепетали как белое пламя.

Тэсса хрипло закричала, приветствуя своих сестер, и от их ответного крика вздрогнуло небо. Она побежала в их круг, ощущая, как все тело вибрирует от нетерпения, а сердце горит от невероятного возбуждения. Круглая луна подсвечивала ей дорогу, а ветер срывал лепестки цветов и бросал Тэссе под босые ноги.

Это была волшебная ночь, это была последняя ночь. С рассветом живая женщина займет свое место среди камней, и слепой скрипач будет вечно вести за собой волынку. Ожидание сводило Тэссу с ума сильнее, чем самый пылкий любовник. Ее прекрасный предсмертный танец станет самим совершенством, поэзией тела и исповедью тоже. Она успеет рассказать о себе этой ночи прежде, чем сгинуть навеки. Звезды ее услышат, сестры ее услышат, примут в свои объятия и окружат своей любовью.

Костер уже разгорался под ее ногами, скорость нарастала, ночь становилась гуще, плотнее, ложилась на плечи, прижималась к животу и груди. Тэсса ощущала, как начинают гореть ее пятки, как раскаляется воздух в легких. Смычок все быстрее терзал струны, и скрипка почти визжала от напряжения. Волынка не успевала за ней, звучала лирично, тоскливо, в ней не было страсти, а только печаль. Она разбивала сердце на мириады острых осколков, осыпающихся по телу кровавыми иголками.

Девятнадцать танцующих дев взялись за руки и встали в хоровод. Их песни закружились в ночи, и Тэсса слышала все сразу и каждую по отдельности. Разные и похожие истории о том, как люди украли чужую силу. Как похоронили чужую молодость. Как изуродовали чужую красоту. И обида перетекала в ненависть. И горе превращалось в злобу. И месть становилась единственной целью.

И Тэссе захотелось защитить каждую из своих сестер, спрятать их между ладоней, чтобы никто и никогда больше не коснулся, больше не обидел. Но они уже не нуждались в защите, а хотели насытиться новыми бедами, новыми страданиями. О, несколько лет назад Тэсса могла бы многое кинуть в этот костер, но сейчас в ней плескалась одна чистая, бескрайняя любовь. И оттого ее танец оставался одиноким, а девы обступали ее все плотнее и плотнее, и не было больше в их намерениях ничего доброго. Они призывали в свой круг союзницу и теперь злились из-за того, что ошиблись.

Тэсса остро ощутила, как изменилась атмосфера. Сказка разбилась о зловоние нечисти, а вечность обернулась пшиком. Вместо любящих объятий ее ждали оскаленные пасти и полуистлевшие мертецы. А скрипка все надрывалась, переходя в пронзительный зловещий скулеж.

Смерть, которая совсем недавно казалась такой заманчивой, такой утешительной, обнажила свою отвратительную и пугающую морду. И Тэсса впервые за много лет ощутила себя в ловушке, из которой ей ни в какую не вырваться. Беспомощность — забытая, непривычная, детская, — неожиданно обожгла ее вспышкой ледяной паники, а потом круг разомкнулся, и зловеще-сложная физиономия Фрэнка возникла прямо перед Тэссой.

— Пойдем домой, — широко зевая, сказал он, — чего ты тут вытворяешь босиком. Посмотри на свои ноги, все оцарапаны.

Она послушно посмотрела, чутко прислушиваясь к многоголосому шипению, сменившему пение. Да, стопы были в плачевном состоянии. Разозлившись на все пакости последних дней — мало ей лысой макушки — Тэсса ухватилась за Фрэнка, теплого, надежного как скала, твердо стоящего на этой земле, невозмутимо пришедшего за ней сквозь строй мертвецов, а потом и вовсе обняла его. Ведь самое безопасное место — в центре урагана, и чтобы сердце билось о сердце.

Энергия выплеснулась свободно, и скрипка задохнулась на высокой ноте, а волынка замолкла на низкой. Каменной пылью женские фигуры оседали на землю, и утром жители Нью-Ньюлина изрядно удивятся тому, как изменился ландшафт лужайки. Звезды на всякий случай торопливо попрятались за облаками, а вот любопытная луна наоборот опустилась ниже, подглядывая и подслушивая.

И снова запели птицы, и стал слышен прибой, и вместо приторного запаха крови вернулась соленая свежесть.

С наслаждением набрав целую грудь воздуха, Тэсса потянулась к Фрэнку, нагибая здоровяка к себе для поцелуя. Она так хотела его, что в глазах темнело. Жажда, которую пробудили танцующие девы, требовала своего.

Тэссу только что поманили, а потом отвергли, и теперь ей очень важно было снова ощутить себя желанной.

Надо было понимать, что такое Фрэнк Райт. Ни девы, обратившиеся в камень, ни то, что они находились посреди деревни, где всякий мог их увидеть, ни все еще тлеющая земля не могли его смутить, когда он целовал Тэссу Тарлтон.

Подхватив ее на руки, он легко, не прерывая поцелуя, вышагнул из каменного круга, отошел туда, где трава не дымилась, и осторожно опустился вниз, пристроив Тэссу у себя на коленях, чтобы ей не пришлось елозить по голой земле. Как любой, по-настоящему сильный человек, он легко передавал управление, не тревожась о том, что его брутальности хоть что-то угрожает, и она обожала Фрэнка за то, как много в нем всего было.

Стягивая с него майку, Тэсса даже заплакала от восторга — ее волшебная ночь все-таки состоялась, только вместо смертельной пляски она получит бездуховный секс, полный жизни, пота и всяких других жидкостей. На пижамных штанах Фрэнка не было ни ремней, ни молний, и ткань приятно легко сминалась под ее руками.