Лед Апокалипсиса 3 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar" - Страница 4

— Но ведь они будут нести потери, с каждым новым городом их должно становиться меньше.

— Да, это своего рода война, их убивают, но в новых местах среди пленников они находят таких же отмороженных тварей. То же самое касается техники, оружия и боеприпасов. Словом, это мобильная группа злобных ублюдков, условно относящихся к хомо сапиенс, которые появились на нашем горизонте.

— И далеко?

— Уже нет.

— Странно, что я задаю тебе этот вопрос… Но, почему никто не знает об этом? Например, в нашей колонии?

— Иваныч знает, Хан, я и Климентий, правда он-то не человек.

— А остальные?

— Слушай, Кипп, не мороси, ты считаешь, что у остальных не поплывут мозги от такой информации?

— А кто наделил тебя, Странник, правом решать, что люди могут знать, а что нет?

— Я сам и наделил. И мне плевать, если кто-то против.

Кипп открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но не стал. Было странно, что в споре он пытался апеллировать к аргументам добра, справедливости и разумности.

— Короче, — устало выдал я. — Смерть всегда рядом, проблемы есть каждую секунду. И если колония не помрёт от вируса Татуировщик, если не придёт Орда и не повесит всех мужиков на крючьях, чтобы насиловать женщин… Которых тоже подвесит, только позже, то всё равно нарисуется ещё какая-то очередная беда. Так было и так будет.

Мы наматывали километр за километром, постепенно приближаясь к цели.

— А почему они всё ещё не добрались до нас? Карты-то сохранились?

— Ты отстал от жизни. Он же отстал от жизни, Климентий? — я скосил взгляд на планшет.

Монитор планшета мигнул, но промолчал.

— О чём ты, Странник?

— Ну, пока ты развлекался, истребляя крыс и хороня покойников, за прошедший год часть спутников сошли с орбиты. В принципе ничего критичного, но раньше их орбиты требовали корректировки всякими НАСА и ЦУПами, а навигаторы перепрошивали, чтобы уточнить геопозиционирование.

— А сейчас из-за смещения части спутников данные исказились, и аппаратура врёт?

— Точно. Забудь о навигаторах. Погрешность в пару сотен километров и точка всё время пляшет. Даже карт не осталось, кругом же ледяная пустошь. Они буквально двигаются вслепую.

Он молча показал на планшет, где без всяких фокусов работал навигатор, намекая на точное позиционирование.

— О! Это только для тех, кто дружит с добрым искусственным интеллектом Климентием. Он способен провести проверки и перепрошить устройства. Правда за это он подслушивает и подсматривает за нами. Но… Мне плевать. У вояк тоже есть приблуды, которые работают. Может быть, где-то выжили вундеркинды, способные исправить искажения, откалибровать. Вообще это не важно, главное, что ордынцы пользуются сотовыми, они буквально возят с собой мощные сервера и две автономные соты. И это часть моего плана.

— И что в этом плане?

— Переговоры, — сказав это, я умолк, чтобы сберечь силы.

Где-то впереди горизонт стал чуточку светлее. Наш колёсный ледокол двигался, оставляя отчетливый след и наличие это следа, как и «соты», тоже часть моего слегка недоброго плана.

— Возможен прямой радиоконтакт посредством рации грейдера. Мне совершить радиоигру? — оживился Климентий в планшете.

— Да, Климентий, жги, но выведи на планшет переговоры, хочу послушать.

Планшет ожил.

Первый голос, брутальный и на мой взгляд легко узнаваемый, потому что это был голос, мать его, Сергея Чонишвили, известного, например, по сериалу из девяностых «Петербургские тайны», актёра. И этот чертовски красивый голос, мастерски смоделированный Климентием, говорил от имени лагеря выживших со странным названием «отряд сто двенадцать».

— Барс, это отряд сто двенадцать. Это Игорь Игоревич, директор.

— Здарова, Игорюня. Чё такое? — ответил грубоватый и отталкивающий мужской голос.

Мы слушали, затаив дыхание. Ну, то есть я знал, что Климентий ведёт радиоигру с Ордой уже больше десяти дней, но одно дело знать, а другое слышать разговор двоих, не первый, надо сказать, разговор.

— Я послал к вам своего человека на переговоры.

— Игорёк, ты уже предупреждал об этом, как это, как его… загодя. О, слово какое. Короче, давай по существу. Ну послал и чё?

— Барс, ему осталось где-то полчаса до вас. Вы там предупредите посты, чтобы мой человек мог спокойно проехать.

— Посты, ха… От кого нам ставить посты, Игоревич? Зацени, все ссут нас. Да чё там, ты тоже нас ссышь.

— У меня есть двое выживших, — красивым и уверенным голосом вещал ненастоящий актёр Чонишвили, и то, что собеседник его не узнавал, было своего рода злой иронией со стороны Климентия, — которые дали красочное описание того, что вы сделали в Болдино.

— Ты не суети. На то там были причины! Вышла заруба, то есть этот, как его, конфликт! Там нет нашей вины… — сказал один из тех, кто вырезал всё, буквально всё (как убеждал меня Климентий и у меня не было причин ему не верить) население выживших села Болдино.

— Барс, я тебе не судья, — веско возразил голос номер один, наш голос. — Смысл в том, что у меня есть реальная причина с тобой договориться.

— Да мы вообще всегда за мирный диалог, ты чё?

— Вот мой человек и подъедет к вам. Куда ему ехать, где тебя искать?

— С какой стороны он припрёт?

— Наша база для вас, получается, с юго-запада. Мы же можем друг другу доверять? — вещал голос Чоношвили.

— Конечно, пацанский базар! Ну, мы с той стороны вышлем сопровождение. А если они промахнутся, то… Там есть три больших здания, незанесённых, не спутают. Пусть подруливают и скажут охране. Я предупредю… предупрежу. Короче, я им скажу. Через сколько он будет?

— Полчаса, я же говорил.

— Лады. Пусть скажет, что от тебя. Хотя о чём я, у нас тут не бывает гостей. А чё он у тебя в такую рань?

— Мы ответственно подходим к нашей ситуации.

— Ну молодцы, молодцы. Попробуем добазариться.

Длинный писк означал, что переговоры закончены.

— Переговоры записаны и переданы на основной сервер, — сообщил нам Климентий обычным своим голосом. По лицу Киппа было видна работа мысли и осознание того, что вообще-то Климентий способен общаться как человек, ещё и мастерски модулируя голос.

— Климентий, а ты любой голос можешь повторить? — обратился Кипп к планшету.

— Нет, не любой, — ответил ему планшет голосом самого Киппа.

Штрафник чертыхнулся.

— Клим Ворошилов, сколько нам до точки? — задал я практический вопрос.

— Три с половиной километра.

— Может стоит уже оставить белый модуль?

— Да, пожалуй, что расстояния будет достаточно.

Я плавно остановил грейдер. Руки трясутся, а лицо покрывает пот. Но это вирус, болезнь… мать её.

Открыв дверь, я неловко выбрался на улицу. Под утро ветер утих, а снег крупными кристаллами хрустел под ногами.

Снег, который стал настолько привычен. Снег, для которого у эскимосов была дюжина слов и все разные. Как я вас понимаю, товарищи эскимосы.

Я откинул кожух. Мог позвать Киппа, но стиснув зубы, делал всё сам.

Под кожухом грузовой отсек, в котором массивный, на пятнадцать килограмм, свёрток в белой ткани и пластике, заклеенный белым же скотчем.

Я поднял его плавно и так же аккуратно положил на снег, в десяти шагах от трассы, которую оставлял мой грейдер. Потом тронул наушник гарнитуры в ухе. Само собой, там у меня тоже был Климентий, клонированный на мой айфон.

— Есть связь, аппаратура работает?

— Да, Антоний, всё штатно.

— Теперь большая часть работы на тебе. Если что, поступай так, как умеешь.

Климентий не ответил. Иногда его молчание было более красноречивым, чем глупые слова.

Забираться в кабину я не спешил, смотрел и смотрел в горизонт. Светало и белое небо сливалось с белой же землёй.

Хлопнула дверь, ко мне подошёл Кипп.

— Начинается утро, товарищ Кипп.

— Что за философия? И что делать мне?

— Тебе? Рюкзак нести, конечно. Да, если возникнет шухер, то есть, критическая ситуация, плавно опускай его на пол.