Новые приключения князя Андрея в России 1806 (СИ) - Ангелов Августин - Страница 2

— Совсем ты взрослый стал и суровый. Даже родного отца обнять не хочешь. Поди, хлебнул на войне лиха? — пробормотал старик, разглядывая сына.

А тот просто подошел и сгреб старика в объятия, ни слова не говоря.

— Ну все, пожалей мои старые кости, — проворчал Николай Андреевич.

И, дождавшись, когда сын отпустит его, добавил:

— Знаю я, что такое война, еще с князем Потемкиным служил. Думаешь, что просто до генерал-аншефа дослужиться мне было? Совсем непросто. Много солдатской каши для этого съесть пришлось. Так что, садись, сынок, и рассказывай, как же так вы при Аустерлице пролюбили все хорошие шансы на победу?

— Да и рассказывать особо нечего. Австрийский генерал Вейротер подсунул нашему императору Александру негодный план. И государь этот план по своей неопытности утвердил, проигнорировав мнение Кутузова. Мы из центра начали атаковать по флангам, растянув войска. А Наполеон дождался, когда основные наши силы начнут фланговые атаки, покинув центральную позицию на Праценских высотах, и французы заняли ее, захватив наши пушки. Ну, а дальше уже начался разгром, поскольку господствующая высота и преимущество в артиллерии оказались у супостатов, — сообщил князь Андрей.

Старый князь покачал головой, потом проговорил:

— А Кутузов сейчас в опале. Я давно уже не видел его. Гораздо дольше, чем тебя. По слухам, он все лечит свою раненую щеку где-то на юге, на водах. И говорят, что губернаторствовать в Киеве его вот-вот назначат. Не знаю точно. Он мне писем больше не слал. Хотя, если он знал, что ты все-таки жив остался, то мог бы и написать старому сослуживцу.

Князь Андрей сказал:

— Кутузов, наверное, подумал, что кто-то выдает себя за меня. Я в Моравии в такую историю попал, что сообщение ему мне удалось только посредством голубиной почты отправить. А для этого письмо сначала зашифровывали, а потом расшифровывали. И почерк, разумеется, получился совсем не мой. Хотя ответ он все-таки прислал. Тоже с почтовым голубем. Вот только, написал, что ничем помочь не может ни мне, ни тем людям, с которыми я тогда находился.

— В плену у французов был? А раз помощь просил, значит, побег задумывал вместе с другими пленными, так, что ли? — спросил Николай Андреевич.

Князь Андрей проговорил:

— В плену оказался после контузии. Мне рану зашили, но оставили умирать, думали, что не выживу. А я выжил и к нашему отряду прибился, который отстал при отступлении от основных сил…

— Но выжил же! Слава Богу! — воскликнул отец и уже вполне искренне сам обнял сына и даже чмокнул в щеку с той стороны, где розовел шрам от французской пули.

И он не замечал в сыне никакой особенной перемены до того момента, как тот сказал, еще раз внимательно осматриваясь в мастерской:

— Да у вас тут, папаша, станков прибавилось, пока меня не было. Самое время начинать уже не табакерки мастерить, а оружие новое изготавливать, нарезное и казнозарядное.

Старик уставился на молодого князя своими холодными серыми глазами, блестящими непримиримой сталью из-под кустистых бровей. За этот недобрый взгляд его давно наградили в высшем обществе прозвищем «Прусский король», хотя к пруссакам его род отношения не имел. Одновременно его жилистые руки сжались в кулаки, а лицо исказила гримаса, напоминающая кривую хищную ухмылку, обнажившую оскал пожелтевших, но все еще крепких зубов. Он топнул ногой, обутой в сапог из мягкой кожи, расшитый серебряными узорами, и тряхнул головой, на которой, вместо шапки громоздился напудренный парик с косичкой, маскирующий лысину, внезапно закричав:

— Да что ты себе позволяешь? Что за манеры у тебя, Андрей! Да разве так надобно разговаривать со своим отцом? Что еще за «папаша»? Такое слово говорят старшим только мужики сиволапые! Или ты уже в мужика превратился из князей, пока служил? Какой позор на мою старую голову, что вырастил такого неучтивого сына!

К старости генерал-аншеф в отставке сделался натурой вспыльчивой и даже истерической. Вот только, князь Андрей совсем об этом забыл. После контузии в его теле жил абсолютно другой человек, тоже по имени Андрей, но вовсе не князь, а лейтенант из будущего. Сознание заместилось и перезагрузилось, пока лежал в коме после тяжелого ранения, а остатки памяти сохранили лишь хорошие моменты из детства прежнего князя Андрея. Потому нынешний молодой князь совсем не был готов к подобному повороту в настроении родителя.

— Ну, вы чего, папенька? Успокойтесь уже. Я даже не предполагал, что одно какое-то неосторожное слово способно вас так сильно из равновесия вывести… — попытался смягчить родительский гнев князь Андрей.

— Пошел вон, невежа! Не желаю тебя сегодня видеть! — крикнул старый князь, указав сыну на дверь сухоньким пальцем.

Князь Андрей, обескураженный резкостью отца, несколько секунд постоял в дверях в нерешительности. Внутри у него бушевали эмоции, но он понимал, что в этот момент, когда старик впал в истерику, слова едва ли помогут. Возможно, если он станет возражать, то будет еще хуже. Потому Андрей развернулся и вышел в коридор, где холодный воздух огромного непрогретого дома обнял его, словно старый друг детства. Воспоминания об этой сырости большой усадьбы в Лысых Горах у него сохранились. Прикрыв за собой дверь в отцовскую мастерскую, он сделал шаг, затем другой, и вскоре, вспомнив все-таки, в какую сторону надлежит идти, оказался в своей комнате, которую так давно покинул, отправившись на войну.

Взгляд его первым делом упал на высокое окно, за которым стояли голые еще деревья, только что пережившие зиму. Они качали ветвями под ветром, создавая шум, словно шептали друг другу о чем-то. С трудом продираясь сквозь пелену памяти прежнего князя Андрея, нынешний Андрей вспомнил о том, как любил тот прежний человек, живший раньше в этом теле до него, гулять в этом старом парке в детстве. Ему тогда весь мир казался добрым и радостным, а отношения с отцом-тираном виделись вполне нормальными, поскольку маленький мальчик еще мало что понимал в жизни, а мать его умерла слишком рано, и сравнить отсутствие душевного тепла было просто не с чем. Но теперь Андрей ощущал на себе в полной мере весь тот неуютный холод, в который в этом огромном доме давно уже превратились отношения детей с истеричным отцом.

И все же, Андрей был сильно удивлен и расстроен, совсем забыв о тяжелом характере Николая Андреевича и не ожидая с его стороны подобного подвоха. «Почему отец так со мной? — размышлял молодой князь. — Я ведь только что вернулся домой с войны и хотел заинтересовать его новым делом перевооружения армии. Я рассчитывал на то, что, как отставной генерал, он поддержит мою идею во благо Отечества. И вместе мы наладим настоящий оружейный завод, чтобы начать выпускать нормальное оружие вместо этих его дурацких табакерок. И, помимо пользы для страны, это поможет вернуть нашу семью к богатой жизни, в конце концов. Но, я никак не думал, что вместо здравого обсуждения всех деталей проекта семейного оружейного предприятия, стану выслушивать какие-то глупые претензии и придирки, что, мол, не так сказал и не так посмотрел. Вот только, для старика, похоже, именно это самое главное. Ведь он даже не выслушал меня и не обратил никакого внимания на мои слова про изготовление нового типа оружия! Вот тебе и генерал-аншеф! И где же у него государственное мышление, спрашивается?»

Мысли раздосадованного молодого князя прервали звуки музыки, доносящиеся откуда-то изнутри дома через дверь, которую он не прикрыл за собой. Выйдя из своей комнаты, он прошел в диванную, где его сестра сидела за клавишным музыкальным инструментом и старательно разучивала какую-то сонату, внимательно вглядываясь в напечатанные нотные листы, вырванные из какого-то нотного сборника и поставленные на узкую подставку прямо перед ней. А слушала ее музицирование одна лишь старая няня, продолжая вязать очередной шерстяной носок.

— О, Савишна! Как же я рад тебя снова видеть! — сказал князь Андрей пожилой женщине, подойдя к ней и обняв.

Старушка даже прослезилась от умиления, а княжна Марья перестала играть и выглядела не менее удивленной. Она произнесла по-французски, стараясь скрыть волнение: