Кожедубов. Логистические трудности (СИ) - Деф Денис - Страница 30

— Не могу припомнить такого, простите, — растерянно развёл он руками.

— Что же, Валерий Никифорович, спасибо за вашу помощь, — протянув волшебнику руку, сказал я.

— Рад был помочь, — он улыбнулся.

Выйдя за дверь особняка Жуткого, я выдохнул и перевёл дух. Я был очень удивлён, когда узнал, что зашифрованная книга, которую я считал драгоценностью, оказалась всего лишь дневником мага. На сегодня с меня было достаточно приключений. Меня трижды чуть не убили различные психи с отклонениями в ту или иную сторону. Один вообще сознался в том, что систематически пытался убить человека. Так что, скинув последнюю информацию своему начальнику, я накинул куртку на плечи и поехал домой. Новая порция имперского ужина, ждавшая меня в магазине, и подсказка к шифру подгоняли мой мотоцикл, несущийся по объездной.

У меня уже была пара идей, каким может быть ключ для расшифровки, оставалось лишь взять пару листов бумаги и попробовать подобрать нужный ключ. Если вспомнить, что Важнов, умирая, лежал не так, как я его застал, а указывал на пустое место, где стояла книга, то, возможно, он хотел указать на книгу, которая являлась ключом. Значит, что-то в его дневнике, возможно, точно поможет отгадать тайну его смерти, иначе зачем ему тянуться к пустеющей полке.

— Дерьмо! — я отправила свое презрение к только что закрывшейся двери.

И что теперь делать? Снова бежать? Искать новое место, где смогу начать все сначала? Черт бы побрал этого Алексеева с его дружком, но все же интересно, почему на нем не сработало мое волшебство? И еще тысячи подобных вопросов роились в моей голове, пока я мешала тонизирующий напиток. Хотя какой в них смысл теперь наверняка он сдаст меня Изысканову и жизнь закончится.

— Дочка, всё хорошо? — спросила Маргорита Пертровна, отворив дверь.

— Нет… — выдохнув протяжно, опустошила колбу с намешенной жидкостью.

— Сбежишь?

— Мне некуда бежать… — смотря в пустоту перед собой, я понимала, что бежать действительно некуда, потому что дальше, чем эта дыра, места просто не существует.

— Прости, — виновато сказала старушка, садясь на стул.

— Я сама знала, на что иду, мне не в чем вас винить. — опустив голову на руки, пробубнила я.

Как могла я осмелиться бросить ей хоть тень упрёка, когда её помощь стала единственным якорем в моей разрушенной жизни? Она сделала для меня больше, чем кто-либо за все мои исковерканные судьбой годы.

Сначала была каторга. Три долгих года в промёрзлых бараках за украденную буханку хлеба. До сих пор помню, как ледяной ветер пробирался сквозь щели, как ноги немели от холода, а пальцы покрывались кровавыми трещинами. Но это оказалось лишь прелюдией.

Война всех против всех пришла следом, когда мир уже и так лежал в руинах. Люди, монстры и снова люди, бесконечный звон орудий и предсмертные крики. Я пряталась и бежала через три границы — в товарных вагонах, с поддельными бумагами, с пустым желудком. Однажды меня приютил незнакомец с добрыми глазами.

Старик в разбомблённом городке, что-то увидев во мне, взял в подмастерья. Его лаборатория ютилась в подвале с провалившимся потолком, но для меня это стало храмом и отдушиной, спасающей от звуков войны. Десятки больных и нуждающихся в помощи людей искали это полуразрушенное здание. Впервые в жизни я увидела нечто доброе и светлое. Он учил меня читать по магическим линиям, вываривать экстракт из кореньев, вытягивать эмульсии из остатков монстров. «Алхимия — это не ремесло, — хрипел он, помешивая булькающий мутный раствор с запахом серы. — Это язык, на котором мир шепчет свои секреты».

Я ловила каждое слово. Глотала знания, как голодный — хлеб. Казалось, что я уже обрела свое место, но война не оставляла шанса на счастье в этом разрушенном мире. Когда старика убили мародёры, я схватила его записи и бежала. Бежала, прижимая к груди потрёпанный фолиант с рецептами, которые могли и исцелять, и убивать. Снова границы, вагоны, голод, смерть и плач женщин с детьми.

Под конец, когда я уже почти сдалась предо мной появилась она. Та, что дала мне крышу над головой, когда все дороги вели в никуда. Она разглядела во мне то, что не видели другие. Не жалкую беженку, скрывшуюся на краю света, а алхимика. Её проницательный взгляд, или то была интуиция, сразу понял ценность моих навыков.

Поэтому, когда она предложила изготавливать препараты и продолжать обучение, я согласилась без колебаний. Платой же должны были стать не совсем законные зелья, которые было трудно достать и еще труднее создать. Многим солдатам, вернувшимся с войны, тогда требовались подобные эликсиры, которые почему-то были под запретом.

Наивно было думать, что всё останется без последствий. Алексеев как-то прознал о моем промысле и теперь, постоянно жонглируя перед носом компроматом, заставлял работать на себя и полицию. Как только этой скотине удалось все выведать и у кого? «Пугает постоянно своей папкой, чертова крыса, вот бы ее вовсе не было!» — пульсировало звенящей болью сокровенное желание свободы в голове.

— Тебя теперь арестуют? Что сказал тот парень? — бабулька теребила платок на своих коленях, не поднимая головы.

— Нет, наверное… — все же как Алексеев посадит в тюрьму свою любимую игрушку, из которой так приятно веревки вить. — Хотя, возможно, было бы не плохо… Детектив сказал, что он вообще счетовод и это не его обязанность.

Возможно, было бы действительно не плохо просто сесть в тюрьму и избавиться от всех этих проблем. Разом решить все и просто отсидеть свое. Я думаю, что смогла бы справится. В конце концов сколько мне грозило? Каких-то пару лет в шахтах? Для такой волшебницы как я это стало бы легкой прогулкой по сравнению с детством. С моим талантом я бы синтезировала приворотные зелья даже из грязной лужи, если бы было достаточно времени.

— Не говори так, дочка, — рассержено сказала старушка.

— Я просто устала дрожать и вечно прятаться, пусть будет что будет.

— Дофочка! Ты же так в шахты кристальные отправишься, если вертухай этот треклятый сдаст тебя! — ужаснулась моему решению она.

— Зато наконец-то буду свободной! — одинокая слеза от глубокой обиды скатилась по моей щеке.

— Ты же ни в чем не виновата! — не унималась старушка. — Может, изловим душегуба этого белобрысого? Может, сходим к отцу? — предложила она вариант. — Как же он магии твоей избежал-то, душегуб треклятый?

— Да не поддается он на туман, и даже снадобье наставника почуял! — стучала я кулаком по столу, не подымая головы.

Старушка удивленно хлопала глазами. Это был первый раз, когда кто-то смог избежать моей магии. Если бы он только принял бы то кислотное снадобье, то все его воспоминания за последний месяц стерло бы разом. Возможно, проблема была бы решена на какое-то время.

— Я что-нибудь придумаю, — подняв голову и улыбнувшись, наконец собравшись, ответила старушке.

— Ты только скажи, что надо, и мы с Валерой поможем чем сможем. — посмотрев на меня по-доброму, сказала старушка, после чего поднялась со стула и вышла.

Достав телефон, я отменила все назначенные на сегодня встречи, что вызвало шквал гневных сообщений, но мне было все равно. Пусть эти престарелые импотенты справляются самостоятельно или идут на черный рынок за пилюлями или чем посильнее. Я открыла ящик стола, на дне которого лежала потрепанная записная книжка. Вся жизнь моего наставника была записана на этих полуистлевших страницах его дневника. Аккуратно достав книжку и перелистывая листы, стараясь лишний раз не дышать на дряхлую бумагу, я нашла нужный раздел.

Боевая алхимия. «Ученик спросил учителя: зачем превращать исцеление в убийство? Но разве нож виноват, что им режут хлеб или глотки? Настоящий алхимик не создает зло — он лишь высвобождает то, что уже спит в веществах». Раздел, как всегда, начинался с наставления моего учителя. Я листала страницы в поисках чего-то, что могло помочь, хотелось найти что-то похожее на зелье забвения, которое этот счетовод принял за яд. Все же становиться убийцей мне не хотелось. Только вот то давно забытое чувство беспомощности сверлило мою голову и заставляло тело мелко дрожать.