Кожедубов. Логистические трудности (СИ) - Деф Денис - Страница 19

Гнусова в слегка помятом виде привезли после обеда с подпаленной сединой. Петр Федорович вызвался сам провести дознание, дабы показать мне пример правильного допроса. Он оставил меня в комнате за стеклом, а сам вошел к подозреваемому, который с выпученными глазами в домашнем халате сидел прикованный к столу. Антимагический ошейник светился всеми цветами радуги, работая на пределе. Волшебник был настолько силен, что камня едва хватало для сдерживания его силы. Чего он хотел добиться, пытаясь вырваться в центре участка, я не понимал. Где-то тут есть целый отдел матерых боевых волшебников, которые и мокрого места от него бы не оставили, сделай он что-то непоправимое.

— Не надо так злиться, — положив папку перед волшебником, начал Петр Федорович.

— Какое право вы имеете меня задерживать! Я ни в чем не виноват! Я никого не убивал! Где мой адвокат! — завизжал волшебник.

— И не нужно так орать, — прочистив ухо пальцем, спокойно сказал Петр. — Если вы никого не убивали, то вам нечего бояться, ведь я прав? А крича так громко, вы только создаете большее подозрение, вы так не считаете? — лукаво улыбаясь, посмотрел он на волшебника.

— Я знаю все ваши штучки, я ни на что отвечать без адвоката не намерен! Так и знайте! — продолжал орать волшебник.

— А я вас пока ни о чем и не спрашивал, — пожал плечами Петр, смотря на волшебника. — Я хочу просто поговорить с вами как с другом. Может, поможем друг другу, а, Федр Фесович? Давайте я пока просто расскажу вам, а вы молча послушаете, хорошо?

— А это всё зачем тогда, если вы просто хотите поговорить? — немного успокоившись, волшебник брякнул наручниками, показывая на ошейник.

— Поймите, вы очень сильный и могущественный человек, это просто наша предосторожность, — отвесил комплимент волшебнику капитан, так что тот аж поплыл, когда его силу и величие признали.

— Ну хорошо, рассказывайте, что хотели, я выслушаю. Но без адвоката все равно отвечать на вопросы отказываюсь! — уже более спокойным тоном, но увеличив собственную громкость, ответил волшебник.

— Спасибо, Федр Фесович, за вашу помощь, и так, начнем, — постучав листами по столу, приготовился Петр. — Чуть более двух суток назад, предположительно в первом часу ночи, господин Важный Демитр Ефстафьевич трагически скончался. — капитан сделал паузу, смотря на волшебника. — Отравленный довольно редким ядом. В ходе следствия было выяснено, что уважаемый всеми волшебник, — на этом месте глаз у Гнусова немного дернулся, — работал над заклинанием уменьшения массы груза. Также в ходе следствия были получены показания свидетелей, которые утверждают, что незадолго до кончины к нему в гости пожаловал человек в плаще с желтым пятном на капюшоне. Плащ, похожий на описанный, был найден при обыске в вашем доме. Вот фотографии улики номер один, посмотрите, — он выложил две фотографии плаща перед Гнусовым. — Далее в ходе медицинско-алхимического исследования было установлено, что убитый был отравлен довольно специфическим ядом из довольно редких составляющих. Следуя показаниям гражданина, который работает торговцем на нижнем рынке, было установлено, что составляющие для яда были приобретены незадолго до убийства человеком в красной маске. Маска, найденная в вашем доме, была им также опознана. Вот фотография маски, — он положил новые две фотографии перед волшебником, у которого уже стучали зубы. — Также в присутствии понятых в вашем доме был найден сам яд, которым был отравлен господин Важнов. Фото колб с ядом также прилагаю. — Он выложил последние две фотографии перед бледным как мел волшебником. — Принимая во внимание отсутствие у вас алиби на момент убийства и подтвержденную коллегами конфронтацию, вам выдвигается обвинение в убийстве первой степени. Вам все понятно, гражданин Гнусов Федор Фесович? — вколачивая последние слова в крышку гроба в сознании волшебника, закончил свой монолог Петр Федорович.

— Д-д-д-да, в-в-в-ваша ч-ч-ч-честь, — перепутав следователя с судьей, стуча зубами, сказал едва дышащий волшебник.

— Теперь вы понимаете, что нам неважно, заговорите вы или нет, всё, что у нас есть, более чем достаточно, чтобы вас упечь на пожизненное в кристальные шахты, — откинувшись на спинку стула, с довольным видом Петр Федорович смотрел на практически уничтоженного обвинением волшебника.

— Д-да… Могу я попросить о последнем желании? — не сопротивляясь обвинению, спросил волшебник.

— Что же, если это в моих силах, то валяйте, — развел руками Петр.

— Приводите моего сына, я хочу попрощаться, — опустив голову, попросил Федор.

— Как вам будет угодно, на этом всё. Дежурный! Увести. — приказал вошедшему полицейскому Петр Федорович.

Полицейский отцепил волшебника от стола и вывел из комнаты допроса. Петр Федорович собрал документы обратно в папочку и вошел в мою комнату, откуда я наблюдал за допросом.

— Ну как тебе? — спросил он, подмигнув.

— Вы знаете, ужасно жестоко, — сказал я правду.

— Иначе никак, этот еще просто ошибившийся и совершивший глупость из зависти, а бывают такие людоеды, что желание пристрелить на месте просто непреодолимо, — развел он руками, давая понять, что бывает гораздо хуже.

— Понимаю, — согласился я с ним, но на душе все равно скребли кошки. — И что теперь с ним будет?

— Ну, обвинение мы выдвинули, и прокурор счел, что найденных тобой сведений со свидетелями более чем достаточно. Так что теперь будут работать дознаватели, если и они сочтут, что он виновен, разобрав его эмоции и память по кирпичикам, то колотить ему кристаллы до конца дней своих.

— А если не найдут? — поинтересовался я.

— Ну что же, и такое бывает в крайне редких случаях. Тогда тебя будет ждать титаническое море бумажной писанины с объяснительными, и расследование, возможно, продолжится.

Вручив папку, Петр Федорович отправил меня писать отчет о проделанной работе, который тут называли рапортом. Так что, пихнув папку под мышку, я отправился за свой рабочий стол. Где, взяв ручку и лист бумаги, начал строчить первый в своей жизни рапорт в качестве следователя. Расписать все произошедшее за последние пару дней оказалось той еще задачкой. Мысли путались и упорно не хотели ложиться на бумагу. Так что закончил я уже глубоким вечером. Передав все секретарю для подшития в дело и передачи в архив, я наконец выдохнул. Вечерняя планерка была отменена ввиду того, что все были на заданиях. Так что довольный собой, я отправился домой на отдых. От меня уже начинало попахивать потом и табачным дымом, который витал в офисе. Этот кисловато-горьковатый запах сводил с ума, и хотелось побыстрее принять душ и лечь спать.

По пути домой я размышлял над тем, как яд мог попасть в организм волшебника, ведь с момента попадания до момента смерти должно пройти около двенадцати часов. Получается, что Гнусов мог отравить Важнова, только когда они пересекались в гильдии, но вот времени, когда это произошло, я не знал. Да и как бы он это сделал? Вряд ли бы Важнов что-то взял от своего врага, но вероятность все равно оставалась. Впрочем, это уже работа дознавателей: формально возможность у него была, а как он это сделал, они выяснят. Среди моих бывших знакомых ходили разные слухи об этих ребятах с вечно суровыми лицами. Говорили, что их архивы знают больше тайн, чем вся тайная полиция вместе взятая со всеми разведками и прочим. И если ты попал в их руки, то это крышка, отвертеться не удастся. Тебя накачают препаратами, воткнув в мозг кристалл. Затем просто перепотрошат всю память в поисках истины. От этих мыслей меня передернуло, и я даже слегка потерял управление мотоциклом. Кажется, теперь я понял, почему капитан так разозлился на мой глупый вопрос, почему бы не отправить всех на эти разжижающие мозг процедуры.

Заехав по пути в ночной магазин, я купил себе готовый ужин. Кажется, если так продолжится дело, то этот путь станет для меня обыденным. Открыв дверь конторы, я уже привычным маршрутом направился на кухню, чтобы разогреть свой ужин. Вывалив продукты на стол, я снял обертку с очередного «имперского ужина» и запихнул его в микроволновую печь. Все те же макароны, но уже не столь жухлые, весело крутились на подставке. Впервые за долгое время я смог почувствовать себя в безопасности, лишившись ощущения преследования и притаившейся необходимости бежать. Забытое чувство свободного человека вновь пробилось сквозь барьер страхов и сожалений.