Стажер магического сыска 3 (СИ) - Гладкая Юлия Борисовна - Страница 38

— Ты уверен, что это тот пёс? — Глеб задумчиво постучал пальцами по сиденью.

— Глеб Яковлевич, вас умоляю! — Порфирий так взглянул на Буянова, что было видно: сейчас кот сомневается лишь в интеллекте друга.

— Вопрос снят. Так что, заедем туда завтра?

— А вдруг они от него избавятся? — запаниковал кот. — Иначе зачем скрывать?

— А зачем вести его в такую даль, чтоб избавляться? — в свою очередь спросила Анна.

— Что за дурной тон — отвечать вопросом на вопрос! — фыркнул кот. — Но как хотите. Я рассказал вам всё, что знал. Если собаки завтра не будет — сами объясняйте старушке, как вы её прошляпили.

Вздохнув, Анна вновь завела мотор, и машина помчалась по ночному Парагорску к дому Успенских.

На следующий день, когда все собрались в агентстве, кот устроился в кресле:

— Федора Устиновна была очень рада, что мы вернули ей питомца, — сообщил Глебу Порфирий. — Расчувствовалась старушка. Оно и понятно — он хоть и пёс, но любимый. Сказала, что всегда нам рада будет.

— А вот Успенские нас, пожалуй, и на порог не пустят, — хмыкнул Глеб, — после того как мы ночью явились к ним за псом.

— А нечего было нас за нос водить! — вступился Порфирий. — Вы их слышали? «Ах, нашли песика в яме, ах, решили увезти домой, отогреть и полечить»… А чего тогда врали?

— Но это же Ольга, а не её брат, — вступилась Анна.

— Анна Витольдовна, я вас умоляю, — кот махнул хвостом. — Так уж и не знал?

— Он мне сказал, что не знал, — упёрлась Воронцова.

— Странно. Потому что я понял, что они вдвоём были на развалинах замка Люмэ, — поддержал Порфирия Глеб. — Да и версия, будто Ольга изучает окрестности и любит руины, — всё это несколько странно. — Он глянул на часы. — А ещё странно, что куда бы мы ни сунулись — всюду всплывает этот Люмэ. Вот полвека о нём не вспоминали, а теперь на нём будто помешались. Я говорил, что Мартынов тоже упоминал его?

— Нет, не говорили, — Анна нахмурилась. — Вы знаете, мне кажется, что пока мы не разберёмся с его историей, то не поймём, что происходит.

— А по мне, так чего ворошить то, что быльём поросло, — Порфирий зевнул, блеснув клыками. — Вот вы даже отыскали убийцу Мартынова. Сообщать о ней станете?

— А смысл? — Глеб пожал плечами. — Считай, уже арестовали — посмертно. Так что загадочная брюнетка оказалась не такой уж и загадочной.

— И всё же, что за наследство получил Мартынов? Какая золотая жила? Неужели теперь не узнать? — Воронцова взглянула на коллег.

— Увы, некоторые тайны уносятся в могилу, и ответов на них нет, — важно объявил Порфирий Григорьевич и тут же уточнил: — А обед нынче планируется, или это тоже тайна?

— Марфа нас ждёт, — улыбнулась ему Воронцова, и кот заурчал в ответ.

— А куда это вы, Анна Витольдовна, такая красивая, собираетесь? — Порфирий Григорьевич сидел на подоконнике детективного агентства и разглядывал, как Воронцова уже третий раз поправляла новую шляпку, крепя её серебряной заколкой в волосах.

— У меня встреча с Павлом Евгеньевичем, — отозвалась Анна, глядясь в серебристую гладь зеркала. — Или у нас срочные дела имеются, и отказаться от них никак нельзя? — Она покосилась на кота.

— Отчего же нельзя? Очень даже можно, — великодушно разрешил тот. — Нечистого на руку дворецкого из дома Турбиных Глеб Яковлевич позавчера выявил, а украденное кольцо графини Строжиной я отыскал. Так что можете резвиться, сколько душе угодно. Хотя, честно сказать, я удивлён.

— Чему именно? — Воронцова обернулась к Порфирию. — Тому, что у нас закрыты все дела, или тому, что я, как вы выразились, имею желание «резвиться»?

— Тому, что господин Успенский после драматической сцены с собакой всё ещё готов с вами общаться, — пояснил кот. — Я, ей-богу, думал, он вас больше на порог не пустит. Ведь мы вломились к нему посреди ночи, упрекали в воровстве дворняги, стыдили за укрывательство и всё прочее. Нет, право слово, я бы точно от вас открестился после такого.

— Из чего делаем вывод, что Павел Евгеньевич человек куда более порядочный и приятный, чем вы: понимающий, внимательный, признающий свои ошибки и не пытающийся свалить всё на других. Вам бы у него поучиться, дорогой мой Порфирий Григорьевич.

— Ой, всё! Выставили меня в самом что ни на есть демоническом свете, а я лишь указал на удивительный факт вашего дальнейшего общения.

— Премного благодарна, — усмехнулась Анна.

Тут часы пробили половину шестого, и Воронцова заторопилась:

— Всё, я убегаю, буду завтра.

— Скажите хотя бы куда? — окликнул её кот. — А то мало ли что этот упырь в людском обличье удумал? Сначала собак чужих ворует, потом, глядишь, за дам возьмётся. Опять же, ваша манера выбирать себе кавалеров с изъяном известна нам обоим.

— Мы едем на аукцион, а прочее вам знать не обязательно. — Воронцова холодно взглянула на распоясавшегося Порфирия и выскользнула за дверь, хлопнув ею так, что кот прижал уши.

Меж тем Анна сбежала по ступенькам и, выпорхнув на крыльцо, огляделась. Как раз в этот момент во двор въехал паровик Успенского — как всегда сверкающий чистотой, словно грязь, снег и лужи для него не существовали. Он затормозил у ступеней. Павел Евгеньевич вышел из машины и, улыбнувшись, подал Анне руку:

— Рад, что вы смогли найти время среди ваших постоянных дел для вечера в моём обществе.

— Да, график плотный, — слукавила Воронцова. — Воровство, мошенничества, пропажи — всего хватает. Но надеюсь, один вечер без меня погоды не сделает. К тому же контора оставлена на Порфирия Григорьевича, а это кот, на которого смело можно положиться.

— Тут спорить не стану — отличный кот, хоть и наделал шума с тем псом. Мне до сих пор стыдно за Ольгу — не знаю, что на неё нашло. Тащить из Сосновки раненую собаку — это ещё понятно, но прятать её от меня… Нет, это решительно не укладывается в голове. — Павел вздохнул.

— Она так и не объяснилась? — удивилась Анна, подходя к машине.

— Куда там! — отмахнулся Успенский. — Назвала меня жестокосердым сухарем, и вся недолга. Впрочем, этот вечер не для семейных разборок, а для интересного времяпрепровождения. — Успенский открыл дверь. — Прошу вас, Анна Витольдовна, садитесь. Аукционный дом господина Табакова ждёт нас.

Воронцова заняла пассажирское сиденье, Павел закрыл за ней дверь и вернулся за руль.

Пока машина пробиралась по заснеженным улицам, Анна смотрела в окно. За два дня до Рождества Парагорск превратился в растрёпанный муравейник. Каждый житель спешил приобрести подарки для близких, купить снеди, чтобы накрыть праздничный стол. Кто-то, запоздав, тащил ёлку, дабы порадовать свою большую семью зимней красавицей, а кто-то одиноко глядел в окно, собираясь встретить праздник в одиночестве — если не считать службу в церкви.

Надо сказать, на аукционах Анна не бывала. Так уж сложилось: отец не тяготел к покупке с рук и не увлекался антиквариатом. Единственной его страстью были лошади, и, наверное, сейчас перед Рождеством он чувствовал себя в их компании лучше, чем если бы Воронцова вдруг решилась заявиться домой.

— Прибыли, — отозвался Успенский, припарковывая машину у неказистого здания, облицованного серым камнем. Узкое, зажатое между двух других таких же домов, оно напоминало корешок книги, сплющенный с обоих сторон томами, чудом уместившимися на полке.

К дому то и дело подъезжали паровики и экипажи, из которых выходили дамы и господа, прибывшие на торги. Некоторых из них, как заметила Анна, швейцар приветствовал не только поклоном, но и улыбкой — видимо, это были частые посетители. На других же служащий смотрел чутко, но без особых эмоций.

Привычно глянув магическим зрением, Анна поставила себе отлично за наблюдательность. Швейцар лишь выглядел обычным работником, на самом же деле он обладал магией и, по всей видимости, мог в любой момент пустить её в ход.

— Наверняка он каждого так же считывает на предмет ауры, — тихо произнесла Анна, но Успенский её услышал.