Деревенщина в Пекине 3 (СИ) - Форд Крис - Страница 29

Вызванный Сяо Ши лифт останавливается на их этаже, и его двери медленно раскрываются, обнажая еще одну группу соседей. Их любопытные взгляды жадно впиваются в разворачивающуюся семейную драму.

— Я ехала сюда с единственным побуждением, — продолжает гостья, не обращая внимания на новых свидетелей, её голос звучит с неожиданным достоинством. — Ребенок, неважно чей, ни в чем не виноват. И он имеет право, чтобы о его существовании знали оба родителя, какими бы они ни были. Я по своей деревенской старомодности, по своим прошловековым принципам искренне считала, что ребенок для любого человека — важнейшее событие в жизни. И для мужчины в том числе, пусть его роль минимальна, а обязательств он может и не нести.

Соседи в лифте буквально впитывают каждое слово. Хоу Усянь мысленно умоляет высшие силы, чтобы эти десять секунд, пока двери остаются открытыми, прошли как можно быстрее и без дополнительных разоблачений. Он выставляет ладони перед собой, пытаясь жестами привлечь внимание Сяо Ши, умоляя её замолчать хотя бы на короткое время.

— Я всегда осознавала, что у нас с вашим сыном ничего серьезного не получится, — продолжает она, игнорируя его отчаянные сигналы. — И пришла сюда исключительно для того, чтобы поставить его в известность. У меня даже мысли не возникало о каких-то просьбах или требованиях. Да, ситуация непростая, но замуж насильно никто никого женить не собирается. У нас с вашим сыном все было по обоюдному согласию!

Взгляды соседей синхронно перемещаются на побледневшего Хоу Гана, который словно съёживается под этим коллективным вниманием. Налоговик чувствует, как от стыда горят уши. Он жалеет, что вообще открыл дверь, что не проигнорировал звонок, что не уехал из дома раньше. Теперь соседи за его спиной будут шептаться о внебрачном внуке, распространяя самые нелепые сплетни.

Наконец, двери лифта закрываются, отсекая любопытные взгляды.

— Сейчас я по его лицу вижу, — подводит итог Сяо Ши, — что шанс я реализовала. Вот только вашему сыну это безразлично и неинтересно.

Хоу Ган, не дожидаясь реакции отца, делает шаг вперед:

— Я восхищен твоей способностью к дистанционному анализу. Жаль, что ты не всегда была настолько проницательна. Например, когда принимала решение явиться сюда.

— Так, быстро зашли в квартиру или немедленно перенесите эту сцену на улицу! — взрывается Хоу Усянь, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на мат. — Это мой дом, меня здесь все знают и уважают!

Его голос понижается до напряженного шепота:

— Ты женишься и уедешь, твоя… знакомая вообще здесь, скорее всего, в последний раз, а мне здесь жить! Про вашу личную жизнь второй лифт с соседями уже наслушался, если вы останетесь в коридоре еще на несколько минут, боюсь представить, сколько ещё людей узнает подробности!

— Хорошо, — соглашается гостья после напряженной паузы, скрещивая руки на груди. — Но дальше прихожей я не пойду.

Сначала в квартиру входит сын налоговика, его плечи напряжены, спина прямая, как струна. Следом за ним проскальзывает Сяо Ши. Как только входная дверь закрывается, отсекая их от внешнего мира, Хоу Ган резко поворачивается, грубо отстраняя отца рукой:

— Так что ты хотела? — бросает он, его голос звучит холодно и отчужденно.

— Чтобы ты знал, что я оставлю ребенка, — отвечает Сяо Ши, продолжая держаться с достоинством. — Я писала тебе в вичате, но ты заблокировал меня везде. До тебя ни дописаться, ни дозвониться. Если бы не эта ситуация, я бы никогда к тебе не приехала.

Она отводит взгляд в сторону, словно собираясь с мыслями:

— Ты ведь не думаешь, что мои родители в восторге от этой новости? Я до последнего момента хотела попросить у тебя помощи, может быть, даже пристыдить, заставить почувствовать ответственность, — её губы искривляются в горькой усмешке. — Как у женщины, которая ждет от тебя ребенка, в рамках нашего законодательства есть множество инструментов воздействия. Я могла бы заставить тебя жениться на мне, а не на той, с кем ты собрался.

— Откуда ты?!. — восклицает Хоу Ган.

— Твой отец уже все сказал, — пожимает плечами Сяо Ши. — Впрочем, это уже не имеет значения. Неважно, что я планировала или хотела. Сейчас я стою здесь и думаю: да идите вы к черту! Как-нибудь справлюсь без твоей помощи. Мне больше нечего сказать. Пока.

— Вот и хорошо, — отвечает Хоу Ган с наигранным равнодушием. — Цели видеться со мной у тебя больше нет. Не вмешивайся в мою жизнь. Если твое последнее слово — что ты справишься сама, я могу только выразить признательность.

Сяо Ши решительно кивает.

— Если смогу, буду периодически перечислять средства на счет, — добавляет сын чиновника, его тон становится деловым, почти отстраненным. — Только если этот ребенок действительно мой. Но я тебя предупреждаю — это односторонняя связь. Не звони, не пиши. Я люблю другого человека, а с тобой просто развлекался. Не создавай иллюзий. Я сразу сказал — один раз и все. А ты смеялась и говорила, что иногда в убогом курятнике можно вырастить феникса. Расти своего феникса сама, без меня. Чем смогу — помогу, но на расстоянии.

— Без проблем, — спокойно отвечает Сяо Ши, её лицо становится непроницаемой маской, за которой невозможно прочесть эмоции. — Мы всё сказали друг другу.

Не дожидаясь продолжения разговора, она решительно поворачивается, открывает дверь и выходит из квартиры. Её шаги стремительно направляются к лифту.

Хоу Ган бросает виноватый взгляд на отца. В его глазах читается смесь стыда, страха и надежды на понимание. Ему хочется оправдаться, сказать, что, возможно, ребенок не его, что Сяо Ши могла быть с кем-то еще, но стоит ему открыть рот, как отец поднимает руку в предупреждающем жесте:

— Твои дела меня не касаются, — произносит Хоу Усянь. — Учись вести взрослую жизнь и нести ответственность за свои поступки. Цени, что я сейчас не поднимаю на тебя руку за такую подставу, хотя желание есть, — его взгляд становится жёстким. — Из любой плохой ситуации нужно делать хорошие выводы. Очень надеюсь, что эта история чему-то тебя научит. Хотя, кому я это говорю. Всё, оставь меня в покое.

Сын не спорит, не возражает, понимая, что сейчас любые слова только усугубят ситуацию. Он произносит единственное, что кажется уместным:

— Спасибо.

Как только дверь в комнату отца захлопывается, Хоу Ган тяжело вздыхает и запускает пальцы в волосы. Хорошо, что матери не было дома. Она бы просто так не успокоилась.

Как ни крути, но отец прав — пора учиться быть взрослым. Возможно, это означает финансовую помощь Сяо Ши и ребенку при сохранении дистанции. Возможно, придется рассказать Ван Япин, предпочтя горькую правду сладкой лжи. Хотя, зная Япин, она не простит. Возможно, лучше всё отрицать и надеяться, что проблема каким-то образом решится сама собой. Всё-таки ребёнок может быть чей угодно. И его в том числе.

Сколько бы Хоу Ган не прокручивал ситуацию в голове, идеального решения не существует. Каждый вариант требует жертв и компромиссов. Именно так и выглядит переход от беззаботной юности к взрослой жизни — серия трудных решений с непредсказуемыми последствиями.

Быть одинокой беременной женщиной в Китае — трудное испытание. С тиканьем часов Хоу Ган осознаёт, что скорее всего для родителей Сяо Ши стала позором, её явно склоняли к аборту. Несмотря на свою ярость и растерянность, он не может не испытывать к ней уважения. По крайней мере, она нашла в себе смелость прийти и сказать правду.

Выхожу на широкое крыльцо университетского корпуса после завершения последней пары и поворачиваю воротник, защищаясь от осеннего ветра. С минуты на минуту закончатся языковые курсы До Тхи Чанг, так что можно подождать. Вокруг кружат опавшие листья, золотисто-багряным ковром устилая дорожки университетского парка. Серое небо нависает над головой, предвещая скорый дождь.

Достаю из кармана вибрирующий телефон и вижу сообщение от Ли Миньюэ — она уже занимается бронированием билетов в Японию. В этот момент меня пронзает осознание критического упущения. Хлопаю себя ладонью по лбу с досадой и немедленно набираю её номер: