Аландский крест (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 42

— Ваша благосклонность лучшая награда…

— Кстати, о наградах, — пришлось остановить излияния журналиста. — Государь, к сожалению, на сей раз не проявил свойственной ему щедрости. Но из этого не следует, что заслуги сочтены не заслуживающими поощрения.

С этими словами я открыл шкатулку, из которой вынул пару золотых карманных часов работы Ревельского мастера Павла Карловича Буре. Как удалось выяснить, марка эта пока практически не известна, но я-то знаю, что со временем она станет очень престижной [2]. Так сказать, подарок с дальним прицелом.

— Не знаю даже, как вас благодарить, — ахнул глава РТА, отщелкнув крышку и увидев на ее дне миниатюру с моим изображением и надпись по кругу — «за известные его имп. высочеству услуги».

— Лучше всего верной службой.

— На это вы всегда можете рассчитывать, — нарушил молчание растроганный жандарм.

— Вот и славно. Теперь к делу. В ближайшее время я отбываю с официальным визитом за границу. Планирую посетить большинство европейских столиц, за исключением, разумеется, находящихся с нами в состоянии войны. Трубников отправится со мной.

— С восторгом-с!

— Возьмешь с собой пару человек побойчее. Желательно, чтобы не только говорили, но могли писать как по-немецки, так и по-французски. Надеюсь, это не проблема?

— Найдем. Кстати, нижайше прошу прощения за то, что перебиваю, но как знал, что пригодится…

— Что еще?

— Дело в том, что еще до отъезда в Петербург мы с Мишелем услышали о жестокой судьбе одного черкесского пленника.

— Это очень печально, но у них там рабы в каждом ауле.

— Это верно, но не все они являются иностранными подданными.

— А вот это уже интересно. Кто таков?

— Некто Жак Дюбуа.

— Француз.

— Бельгийский путешественник.

— Никогда не слышал.

— Немудрено, ибо в плен он попал почти двадцать лет назад. И совсем недавно сумел бежать…

— Я так понимаю, это еще не конец истории?

— Увы. Власти решили, что он беглый солдат и потому…

— Только не говори, что выписали ему шпицрутенов?

— До этого, слава Богу, дело не дошло, но следствие велось долго.

— Они там на кавказской линии совсем с ума посходили? Или же всерьез думают, что среди наших рекрутов много людей, говорящих по-французски⁈

— В том-то и дело, что не имея практики за двадцать лет плена он почти позабыл родной язык. Во всяком случае, стал говорить с таким ужасным акцентом, что его почти не понимали.

— Понятно. Но в любом случае, какой нам от него прок?

— Ну не скажите, Константин Николаевич. Будучи поданной под правильным соусом история господина Дюбуа может стать настоящей бомбой. Англичане ведь позиционируют себя как защитники свободы черкесов и неоднократно вели с ними торговлю? А наш беглец неоднократно выступал в качестве переводчика и потому многое знает об этих операциях.

— Иными словами, он может уличить Британию в покровительстве работорговле?

— Именно!

— Отлично. Займись этим. Только проверь все досконально. Найди его родственников и знакомых. Выясни, не имел ли прежде репутацию лжеца и все прочее. Но без излишней огласки. Бельгийский посол в курсе?

— Нет. Графу де Брийе пока не сообщали.

— Пожалуй, сейчас самое время уведомить и его. Он, к слову, и поможет. Все равно быстро паспорт этому Дюбуа никто не выправит. Бельгия для России если и не союзник, то вполне благожелательный нейтрал, так что эта история в любом случае нам на руку сыграет, а если у бывшего кавказского пленника еще и прошлое не замарано, то вырисовывается любопытная комбинация. Враждебную коалицию мы этим, конечно, не развалим, но у общественного мнения подгорит.

— С позволения вашего высочества, я мог бы заняться этим, — снова подал голос Беклемишев.

— Нет, брат. У меня для тебя совершенно иная задача, — покачал головой я, после чего бросил выразительный взгляд на Трубникова.

— С вашего позволения, — с убитым видом поклонился тот и направился к выходу.

Некоторое время мы молчали. Молодой жандарм невозмутимо ожидал приказ, я же просто тянул паузу, пытаясь четче сформулировать свою мысль.

— Три недели назад почил в бозе мой отец — император Николай Павлович. Тебе предстоит выяснить все обстоятельства его безвременной кончины. Опросишь всех слуг, придворных, лейб-медиков, после чего составишь докладную записку.

— Вы имеете основания полагать, что смерть государя императора не была естественной?

— Почти уверен.

— Каковы будут мои полномочия?

— Что, прости?

— Ваше императорское высочество, при моем невеликом чине и незавидном положении в обществе…

— Все верно. На тебя будут давить, и я хочу знать, кто эти люди? Что же до полномочий, — с этими словами я взял один из лежащих конвертов, — вот мое письмо генералу Дубельту. Кстати, ты с ним знаком?

— Виделись пару раз, после моего поступления в корпус, но не уверен, что он меня помнит. Кстати, а Леонтий Васильевич в курсе?

— Нет. И не должен. Письмо составлено в самых общих выражениях, что поручил тебе важное дело и настоятельно требую всяческой поддержки.

— Он может догадаться…

— Он обязательно догадается!

— Вы хотите знать, чью сторону он примет?

— Именно. И вообще, я хочу знать обо всех, кто так или иначе будут тебе угрожать или наоборот попытаются задобрить.

— Могу я обратиться к нему за поддержкой во время вашего отсутствия?

— Можешь. Но лучше к Липранди. Вот тебе второе письмо к Ивану Петровичу. Тоже в самых общих словах, но с ним я уже говорил, так что он в курсе.

— Понадобятся помощники…

— Конечно. Во-первых, я велел Лихачеву дать тебе парочку матросов посмышленее. Они же будут тебя охранять.

— Я могу сам о себе позаботиться, — спокойно заметил Беклемишев.

— Конечно. Но мне так будет спокойнее, и вообще не перебивай, я еще не закончил.

— Прошу прощения, ваше императорское высочество.

— Так-то лучше. Вот тебе третье письмо, к обер-полицмейстеру Галахову. В нем я прошу выделить тебе в помощь толкового чиновника из сыскной полиции. Что смотришь?

— Разумно ли посвящать в это дело полицейских? — пожал плечами жандарм.

— Нет, конечно. Он для другого. Я хочу, чтобы ты помимо всего прочего занялся семейством Анненковых и прежде всего коллежским секретарем Сергеем Петровичем Анненковым и его дочерью Марией.

— Фрейлины Александры Иосифовны?

— Я вижу, ты навел справки?

— Служба такая, ваше императорское высочество.

— Ну и молодец. Стало быть, знаешь, чем они мне досадили. В общем, найди способ убрать их подальше от меня и моей семьи. Это, к слову сказать, и будет твоим прикрытием. Пусть все думают, что они моя цель!

— Слушаюсь.

— Да, пока не забыл. Вот тебе вексель на оперативные расходы. До моего возвращения должно хватить, потом дам еще. Жизнь в Петербурге недешевая, поэтому остановишься у меня на третьем этаже в Служебном флигеле. Я слуг предупредил, они проводят. Обычно в этих комнатах останавливаются флигель-адъютанты и офицеры для особых поручений, но теперь почти никого нет. Там же будешь и столоваться. Все понял?

— Так точно! И благодарю за заботу!

— Пока особо не за что. И помни главное, дело, тебе порученное, весьма опасно. Запросто можно голову сложить, как говорят в народе — не за понюх табаку. Но коли справишься, за свою дальнейшую карьеру можешь быть спокоен!

Прежде чем отправиться в очередной вояж по европейским столицам, мне следовало все-таки дождаться нового министра и будущего канцлера империи Горчакова. Тот вроде бы должен поторапливаться, но беда в том, что сделать это по нынешним дорогам не так уж и просто. То есть из Вены до Варшавы можно добраться по железной дороге относительно быстро. А вот дальше…

Петербургско-Варшавская дорога пока дошла лишь до Гатчины, так что единственным доступным видом транспорта остается дилижанс или почтовые лошади. Впрочем, для генерала, а «тайный советник» — это 3-й класс, подменные лошади ни разу не проблема. Единственно, хотелось поговорить с будущим главой российской дипломатии первым, прежде чем он успеет добраться до столицы и узнает все новости.