Опора трона (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 43

— Вы не можете просить несчастной Екатерине ее неблагодарности по отношению к вам. Отпустите свою обиду и поведайте мне все в подробностях…

Когда уставшая Дашкова вернулась к отцу и рассказала в деталях все перипетии разговора с Дидро, граф Роман удовлетворенно кивнул:

— Иди отдыхать, а я займусь составлением отчета.

Он приготовил перья, чернила. Задумался, какой язык ему выбрать. Лучше не русский, решил он. Неизвестно, в чьи руки может случайно попасть документ. Утром он ждал одного шведа, который заберет письмо и отправит в Россию по тайным каналам.

Лучше перестраховаться. И по возможности убрать личные детали. Даже опустить обращение.

'По прибытии в Польшу нашел положение шатким, а атмосферу — пахнущей войной. Король Август человек высоких достоинств, но народ ему достался беспокойный. Нет у него больше опоры на русские штыки, кто теперь поддержит его трон? Придется ему крутиться как белке в колесе, угождая всем направо и налево — и внутренней фронде, и алчным соседям. Допускаю, что поляки попытаются вернуть земли, потерянные два года назад — Витебск, Полоцк, Мстислав. И сдвинуть границу обратно, поближе к Смоленску. А Станислав допрежь рыцарем себя выставит пред всем миром — смотрите, я какой! За любовь свою отмстил!

По разумению моему, Вена еще не переварила такой кусок, как Червоная Русь. Неспокойно там, имел несчастье лично в том убедиться. Ждать от цесарцев активности в настоящее время не стоит, погибель Екатерины всех оставила равнодушными.

А вот Пруссия — иное дело. Фридрих явно что-то замыслил, и не думаю, что полезное для нашего Отечества. О задержании вашего посланника вы, наверное, в курсе, но все же решил уведомить. Акт сей не более чем театральная пьеска, ничего Волкову худого не причинят — разве что попеняют, что императрицу не уберегли. Настораживает, что Потсдам не ищет сближения, значит, недоброе вынашивает. Но Фридрих интерес к личности самодержца проявляет. Аттестовал в лучших выражениях при личной встрече. Следить за ним нужно пристально, из виду не выпускать. Изыскал возможность обратить внимание Вены на Берлин, чтобы тоже не зевали и вовремя вмешались.

Во Франции все спокойно. О Екатерине тут никто не тоскует, а известие о гибели Густава шведского все восприняли спокойно — чего на войне не бывает! Ожидаемое восшествие на престол его брата всех примирит с несчастьем. Король Людовик пассивен во внешних делах — финансы не позволяют. Посему я решил пойти несколько иным путем. Воздействовать на общественное мнение, от которого правительство сильно зависит. Представить в выгодном свете происходящее в России нахожу крайне полезным. Только действовать нужно не топорно, не через людей, не более чем сбока припека, а тонко и через тех, к кому прислушиваются. Дочь моя в сем сложном предприятии весьма преуспела и останавливаться на достигнутом не планирует. Было бы полезно ее наградить за старания, тем более что жизнь в Париже дорожает день ото дня по указанной выше причине — из-за большого государственного долга королевства. Я бы и сам не отказался, при условии достойной оплаты, занять пост здешнего министра, сменив князя Барятинского. Человек он трудный и неуступчивый. Толку от него как от козла молока.

За сим прощаюсь.

p.s. Довелось мне в Вене поприсутствовать при удивительной комедии, достойной пера Шекспира. Уж я-то знаю толк в театральных постановках! Обретение родственницы бывшим гетманом и ее разоблачение как самозванки в глазах всего австрийского двора. Потрясающе тонко все разыграно, просто великолепно. Таким актерам стоило бы и награду вручить в виде денежного вспомоществования'.

Прапорщик Сенька Пименов стоял в моем кабинете навытяжку и преданно поедал меня глазами. Нет, уже не прапорщик и знаменосец первой роты — секунд-майор и командир героического батальона егерского легиона. Лично вручил ему офицерский патент.

— Великий подвиг совершили егеря, и потери их считаю личной своей утратой. Награждаю тебя, Арсений Петрович, раз уж ты единственный уцелел, за всех офицеров, которые головы сложили в битве страшной, но честь русского солдата соблюли! Батальон ваш нужно обязательно сохранить. Как пример для всех и память о животы положивших, но чести не лишась! Берешься его восстановить?

Сенька бумагу от меня принял и растерялся. Губы затряслись.

— Да я… Почему только меня?..

— Не спорь с царем! И повышение в чине через несколько ступеней заслужил, и нужно мне всей армии пример подать. Пример отваги отчаянной, а не только царской благодарности. Негоже ставить на такую часть офицера со стороны.

— Слушаюсь!

— Будет и батальону от меня отдельная награда. Какая? Буду думать.

— Знамя нужно новое. Старое-то в негодность пришло, дырка на дырке, — неожиданно проявил инициативу новый секунд-майор.

— Знамя, говоришь? А это мысль! Подумаю.

Я зашагал по кабинету в раздумьях. Остановился напротив героя.

— А скажи-ка мне, друг ситный, не ты ли короля шведского на тот свет отправил?

— Не могу знать, Ваше Императорское Величество! — молодцевато гаркнул Пименов.

— Ты мне тут Ваньку не валяй! Говори как на духу: стрелял в группу шведских офицеров?

Сенька смутился.

— Было дело. Шагах в шестиста от баррикады гарцевали всадники в перьях. Ну и был промеж них один, с голубой лентой. Вот его я и взял на мушку. Карабин мне вы, государь, отменный подарили. Далече бьет…

— Значит, ты… Про это много не болтай. Не просто генерала ты пулей снял — монарха! Еще одного положишь, и впору на груди татуировку сделать: «Смерть тиранам!»

Судя по загоревшимся глазам моего секунд-майора я ему подал идею. Того гляди, и вправду наколет.

На моем столе были приготовлены награды — белый эмалевый крест Георгия Победоносца 2-й степени на длинной черно-оранжевой ленте и шитая золотая четырехугольная звезда из кожи, ткани и серебряной нити. У меня таких знаков отличия уже много, привезли с Петербургского Монетного двора. И не только крестов, но и прочих высших орденских отличий Империи — императорские ордена Святого апостола Андрея Первозванного, Святой Анны, Святого Благоверного князя Александра Невского. Последний сегодня получит Зарубин. Не обойду наградами и правительство, начиная с Перфильева.

— Секунд-майор Пименов! Благодарю тебя за верную службу! И за подвиг беспримерный! Произвожу тебя в георгиевские кавалеры! Носи крест и орден с гордостью. И чести, славы, отваги и мужества как первый мой офицер, награжденный мной сим отличием, никогда не теряй!

Я повесил ленту Сеньке через плечо так, чтобы крест оказался на бедре. Расправил. Приколол на левую сторону груди с помощью булавки звезду с надписью в центре «За службу и храбрость». Хлопнул секунд-майора по плечу.

— Что сказать надо?

— Эээ… Спасибо?

— Эх, ты! А еще героем прозываешься! Служу царю и Отечеству! Вот как следует отвечать!

— Служу царю и Отечеству!

— Вот это по-нашему! Молодец! А теперь ступай. У меня дел невпроворот.

Пименов ушел.

Я вздохнул, глянув на серую хмарь за окном. Меня ждали бумаги. Много бумаг. И сверху лежала депеша от генерал-губернатора Оноре Мирабо о происшествии в Москве. О том, что русский бунт, кровавый и беспощадный, еще не исчерпался, несмотря на все мои усилия.

Генерал-аншеф Долгоруков вышел из ханского дворца в Бахчисарае, пребывая в крайней степени раздражения.

Тяжелым вышел разговор с Сахиб-Гереем II, чуть до ареста хана дело не дошло. Он хоть и глава крымцев, впервые за двести лет выбранный племенами, но по сути русский заложник. После восстания, накануне которого хан пытался объявить о своем отречении и заперся во дворце, после карательных экспедиций русских против мятежных аулов, после гибели Девлет-Герея в Алуште, остался Сахиб-Герей один. При избрании его поддержали самые сильные племена — ширин и мансур. Ширинский бей теперь присягнул на верность русской императрице, степные мансуры ушли воевать ногаев вместе с Шехин-Гереем, младшим братом хана и главным его соперником. При дворе сложились прорусская и тайная проосманская партии, не было только ханской. В ближайших к Бахчисараю аулах урусы поизвели самых буйных, а знать так запугали, что та поспешила сбежать в Порту.