Переход II (СИ) - Номен Квинтус - Страница 50

— И долго он будет разбираться? У него что, других занятий нет?

— Ну не знаю, я человек маленький, но думаю, что за два-три месяца…

— Дом сдается в конце мая, и уже в июне все квартиры должны быть распределены, так что три месяца для девочек вообще не вариант. Но если ты мне одолжишь на пару дней твой ТТ…

— У тебя же Люгер наградной, но это тоже не вариант. А вот если ты придешь в это управление со свежей медалью Сталинского лауреата, эти жулики могут и засомневаться в том, что они останутся на воле после твоей жалобы.

— А ты знаешь, мне твоя идея нравится. Ты не в курсе, они по воскресеньям работают?

— Нет, я это точно знаю. Но по субботам, как все советские люди, они точно работают. А то, что у них в субботу неприемный день… ты же имеешь право без очереди обслуживаться? А девочки твои… ну, пропустят один день в институтах, Марьяну ты отмажешь, а Яну… тоже ты.

— Вот умеешь ты правильные мысли выдавать! Я отдельно попрошу Сону для тебя что-то вкусненькое сготовить.

Тридцатого апреля Алексей усадил девушек в машину и поехал с ними в кооперативное управление. Погода была хорошая, температура уже в девять утра поднялась градусов до четырнадцати, солнышко светило. Но на рассвете было еще довольно прохладно, так что девушки и не удивились особо тому, что парень поверх костюма еще и куртку парусиновую надел. Доехали быстро, там Алексей с девушками поднялся на второй этаж и, не обращая внимания на предупреждающие окрики сотрудниц управления, подошел к столу заведующей управления, сел, закинул ногу на ногу и поинтересовался:

— Я бы хотел узнать, на каком основании ваше управление не утверждает вот уже почти месяц решение общего собрания жилкооператива МАИ.

— А вы, молодой человек, по какому праву вообще сюда пришли? У нас сегодня неприемный день, а вы ввалились как к себе домой, и даже уличную куртку снять…

— Да, извините, я сейчас сниму. Так вот, я хочу узнать, по какой причине ваше управление вот уже почти месяц отказывается утверждать решение собрания кооператива МАИ о принятии в кооператив двух дочерей лауреата Сталинской премии Марии Петрович. Мне кажется, что кто-то у вас явно нарушает закон…

— Это… это какая-то ошибка, я сейчас проверю, но думаю, что вас просто неверно проинформировали. Одну минуточку… да, неверно: решение собрания утверждено, и вам… этим дочерям лауреата осталось только ордера получить.

— И когда они их могут получить?

— Вообще-то в любой приемный день, но поскольку они члены семьи лауреата… вы можете подождать пятнадцать минут? Мы им сейчас их и выпишем…

Когда они вышли и уже садились в машину, слегка ошалевшая Яна тихим голосом спросила:

— Лёш, а почему ты никогда свои награды не носишь? У тебя же Звезд больше чем у Кожедуба и Покрышкина! Я ты даже нам не говорил…

— Во-первых, не больше, Героев Союза у меня только две звезды, а две — это Соцтруда и одна вообще Героя Кореи. А во-вторых, они мне для хвастовства выдавались, так что и вы об этом на каждом углу не рассказывайте. Потому что в правительстве о моих наградах кто надо знает, Сона в курсе, теперь вы еще — а больше о них знать никому не надо.

— Но теперь эти, в управлении, тоже знают.

— Они тоже никому не расскажут: уже завтра товарищ Жданов будет новых сотрудников в управление искать.

— Ты на них куда-то нажаловался?

— Нет, я просто кое-кому сегодня скажу, что эти мымры мои звезды видели. И этот кое-кто позаботится, чтобы они об увиденном никому не рассказали.

— А это кое-кто — от кто?

— Я же не хочу, чтобы и вы никому не смогли кое-что о кое-ком кое-кому рассказать. Так что… даже матери не говорите! Пока не говорите, а когда можно будет рассказать, то я сам ей скажу.

Лаврентий Павлович после обеда позвонил Виктору Семеновичу:

— Тут наш партизан во всей красе при орденах и медалях в кооперативное управление Москвы был вынужден зайти: там вроде бюрократы махинации с кооперативными квартирами творят. А если они махинаторы, то, думаю, не стоит им про нашего партизана и его награды где угодно… да, можешь использовать эликсир правды, даже обязательно его используй: нам все же лучше знать, на кого они там работают, у самих из просто денег не хватит… а если хватит, то хорошо бы выяснить, откуда у них столько. Да, прямо сегодня же, прямо с рабочего места… и держи меня в курсе.

А повесив трубку, он недовольно пробурчал про себя:

— Все он делает не по-людски… но и тут он прав: по-людски с этими тварями и нельзя. Но все же хитрец: без этой выходки Виктор с ними еще бы пару месяцев валандался… Надо будет поговорить со Сталиным… да, именно с ним!

Берия снял трубку телефона, сообщил секретарю о разговоре, а через несколько мнут, когда Сталин ему перезвонил, вкратце ввел его в курс дела и спросил:

— Может его уже и рассекретить пора? Все равно жена его про награды знает, а за что… Последнюю Сталинскую он за архитектуру получил, думаю, несложно и по остальным наградам легенды хорошие…

— А две высших награды Кореи он получил за то, что раненых хорошо перевязывал?

— Но сами-то корейцы знают за что…

— Да, за выдающийся подвиг. Товарищ Абакумов пока позаботится, чтобы… и вообще, что мы, няньки этому партизану Херову? Пусть сам решает, когда ему награды носить и где, он уже достаточно взрослый. И человек вроде неглупый.

— Да уж, неглупый. Он ко мне давеча с новым изобретением… то есть пока еще проектом зашел, прочил выделить на разработку миллионов пять-десять.

— Даже не буду спрашивать, на что, и уверен, что ты уже деньги ему выдал.

— Да не ему, но он буквально пальцем показал на людей, которые все это сделают, причем до конца текущего года. Но да, я выделение средств подписал, потому что проект очень интересный. И, думаю, что товарища Шалимову с ее кафедрой в МЭИ мы переводить не будем. Как бы она этого не просила.

— Она вроде и не просила…

— Другие просили… я на днях… в воскресенье заеду в Кунцево, все в подробностях расскажу.

— Интригуешь? Интриган! Ладно, подожду до воскресенья. Но если интрига твоя будет не интересной…

— Это не моя, а Воронова! А у него неинтересных интриг вообще не бывает…

Когда обед закончился и на веранде остались только двое, Иосиф Виссарионович с любопытством посмотрел на Лаврентия Павловича:

— Ты вроде мне обещал интригу раскрыть…

— Ну да, а тебе как, с подробностями техническими или в общих словах рассказывать?

— С подробностями, пожалуй, поинтереснее будет, да мы и не спешим вроде никуда.

— Ну с подробностями, так с подробностями. На кафедре товарища Шалимовой в МИФИ разработали два интересных кристалла, под названием ЦАП и АЦП, то есть цифро-аналоговый преобразователь и аналого-цифровой. Которые из цифрового сигнала делают аналоговый и наоборот.

— Ну, об этом я уже слышал, это для магнитных дисков вроде делалось.

— Ну да, и работают эти кристаллы с предельной скоростью до десяти мегагерц, а оба вместе они изготавливаются в одном корпусе весом в четверть грамма.

— И что?

— Партизан предложил АЦП вставить в обычный телефон… не совсем обычный, но об этом позже, и речь преобразовывать в цифровой сигнал с частотой дискретизации в восемь всего килогерц. Это, между прочим, частота, с которой звук воспроизводят лучшие радиоприемники.

— Интересно, а дальше что?

— А дальше он предложил этот уже цифровой сигнал передавать по цифровой линии связи, работающей на частоте в десять мегагерц. Причем порциями по пятьсот двенадцать цифр… восьмибитных слов.

— И зачем?

— Затем, что по одному такому каналу можно передавать до тысячи сигналов с разных передатчиков практически одновременно. Там хитрость какая: берется порция звука с телефона длительностью в десятую долю секунды, переводится в цифру, затем эта порция на бешеной скорости передается пор линии к телефону-приемнику, там преобразуется обратно в аналоговый сигнал и уже в нормальном темпе речи с опозданием на десятую секунды звук подается на динамик.