Скованные одной цепью (СИ) - "allig_eri" - Страница 40

— Да, — кивнул Эдли.

— И эта компенсация была рассчитана, исходя из стоимости каждого слуги в деньгах? — брови коменданта опасно сблизились.

Дирас снова кивнул.

— Тогда забери слуг и заплати за них полную цену. Золотыми стандартами, — постановил Тольбус.

— Однако… — удивился Гаюс, — столько золота тяжеловато будет нести аристократам.

— Лучше им, чем нам, — процедил Логвуд.

Маутнер откашлялся.

— Деньги-то пойдут из солдатского жалованья, да? — проникновенно поинтересовался он.

— Нанв, расколотый или единый, всегда платит свои долги, — прорычал Логвуд.

В этом заявлении прозвучал отзвук будущих событий, и наступившее молчание подсказало, что не только я это понял.

«В полном соответствии с характером своих хозяев, сизианская пустынная собака — порода жестокая и непредсказуемая, небольшая, но сильная, однако более всего она славится своим упрямством и волей».

Стирвур Аскелес, «Жизнь покорённых».

Дахабские горы, взгляд со стороны

Даника со стоном перекатилась набок, но не открыла глаза. Девушка слишком устала, чтобы такая малость заставила её проснуться.

Ей снова снился кошмар. Чужая память — это не только полезные светлые или приятные воспоминания. Передавалось… многое. И кое-что превалировало.

Плевать, что преимущества были куда более весомы. То — дневные мечтания, которые превращались в пот, страх и холодный озноб, пробирающий ночью.

За всё приходиться платить.

Тёмное прошлое Серых Ворóн снова дало о себе знать. Как и память одного юнца, Хэдриуса, решившего пойти на поводу старейшин и подставившем своего вождя, Коннака, под последний кашмирский налёт.

Сизиан никогда не покорялся своим соседям. Правила игры изменил лишь Дэсарандес, но в тот год Кашмир был опасно близок. В тот год… полторы сотни лет назад.

И теперь Даника снова видела его воспоминания, которые даже в виде сна вызывали у неё острый приступ паники.

Талантливый юный маг Хэдриус, которому до появления Стигматов оставалось ещё более полугода, внезапно проснулся. Какой-то шум… Огонь в шатре потух. Кругом царила непроглядная тьма. Шкуры, которые обтягивали стены шатра, скребли сухие песчинки, поднятые сильным ветром.

Одна из трёх его жён застонала во сне и завозилась под одеялом. И тут Хэдриус услышал его снова. Стук в деревянный, оббитый кожей полог, прикрывавший вход.

— Борди? — хрипло прошептал он. Один из его старших сыновей ушёл накануне и не вернулся домой. Они решили, что мальчишку застал поднявшийся в пустыне самум и что он вернётся, когда переждёт его где-нибудь в укрытии. Борди уже не раз такое вытворял. Однако Хэдриус всё же беспокоился за него.

«Вечно он где-то шляется, этот мальчишка!» — мелькнула у парня короткая мысль, полностью уловленная Даникой.

— Борди?

Молчание. Снова стук. Хэдриус не то чтобы встревожился — ему скорее стало любопытно. Он вытащил ноги из-под одеяла и нагишом пробрался к своему рунному мечу. Он был уверен, что это просто Борди дурачился, однако для Серых Ворóн, после долгой войны с Кашмиром («Наш клан, совместно с остальными пустынниками, отбивал чужое вторжение. Война длилась больше десяти лет», — припомнила Даника), настали тяжёлые времена. Мужчин осталось мало. Даже маги, совсем ещё юнцы, взяли по несколько жён, пытаясь восстановить прежнюю численность племени.

Никто не знал, чего теперь ждать.

Сквозь щель в конической крыше шатра сверкнула пустынная молния. Такое бывает, сухая гроза, где капли дождя испарялись в воздухе, не успевая долететь до земли. Увы, но Сизиан не терпел влаги.

Сухие песчинки, поднятые ветром, снова зашелестели по стенке шатра, заскребли его, будто мёртвыми пальцами. Следом прогрохотал раскат грома, от которого зазвенело в ушах. И снова стук.

Хэдриус напрягся. Волшебник, удерживая в руках рунный меч, осторожно пробрался к выходу между своими детьми и жёнами, после чего немного помедлил и, наконец, вышел наружу.

Борди, конечно, мальчишка озорной — возможно, именно поэтому Хэдриус так над ним трясся, — но швыряться камнями в отцовский шатёр посреди ночи? Озорство ли это? Или злоба?

Колдун стиснул эфес меча и ввёл себя в состояние гнева, что получилось с трудом. Его пробирала дрожь. Снаружи, в полной темноте, дул песчаный ветер, осыпая его тело колючими крупинками.

Новая беззвучная вспышка, за которой последовал оглушительный гром. Ничего не было видно. Казалось, весь мир скрипел и кружил вокруг него, окутанный пеленой ветра, бьющего во все стороны. Этот звук напомнил ему столкновение армий, когда вся энергия на чары уже кончилась и люди крушили друг друга старой доброй сталью.

Молодой волшебник стиснул зубы, чтобы не стучали от холода пустынной ночи и могучего ветра, и сделал шаг вперёд. Под босую ногу попал камень.

Даника вздрогнула. Началось.

«Нет, не подбирай его!» — мысленно взмолила она, ведь знала, чем всё закончится. Знала и страшилась.

Но Хэдриус наклонился и зачем-то поднял этот камень, однако никак не мог разглядеть, что это. Понял только, что это не камень, а что-то мягкое: вроде куска вяленого мяса или рыбы… Новая молния. Сперва он только моргнул и зажмурился от слепящего света. Потом прогремел гром — и с ним пришло понимание. Кончик детского пальца… У него на ладони лежал отрубленный детский палец.

— Борди⁈

Хэдриус выругался, отшвырнул палец и принялся дико вглядываться в окружающую мглу. Гнев, горе и ужас — всё было поглощено неверием.

«Этого не может быть!»

Ослепительно-белый зигзаг расколол небо, и на миг Хэдриус увидел весь мир: и пустынный горизонт, и далёкие оазисы, и шатры его родичей вокруг, и одинокую фигуру человека, стоящего не более чем в десяти метрах и смотрящего на него…

— Убийца, — шепнул Хэдриус непослушными губами. — Убийца!

Он услышал скрип песка и приближающиеся шаги.

— Я нашёл твоего сына, он заблудился в барханах, — сказал ненавистный голос. — И я решил вернуть его тебе.

Хэдриуса ударило в грудь нечто вроде кочана капусты. Его охватила несвойственная ему паника.

— Т-ты жив, вождь! — выдавил маг. — К-какая радость! Это б-буд-дет такая радость для всех нас!

Новая молния — и Хэдриус увидел его: гигантский силуэт, такой же дикий и стихийный, как гроза и шторм.

— Есть вещи, — проскрежетал из тьмы хриплый голос, — которые, раз расколов, уже не склеишь!

Хэдриус взвыл и применил чары огня, освещая и сжигая всё вокруг. Даже песок, казалось, начал обращаться в стекло. Но силуэт даже не шелохнулся. Слеза защищала его.

Через миг стальные руки обхватили его. На лице Хэдриуса будто бы что-то взорвалось. Рунный меч, который он так и не использовал, выпал из обмякших пальцев. Чужая рука обвила его горло, и Хэдриус тщетно колотил и царапал каменное предплечье. Он почувствовал, как пальцы его ног взрыли сухой песок, забулькал и ощутил, как нечто острое описало дугу на уровне пупка. По ногам потекло жаркое и влажное, и волшебник ощутил странное, непривычное чувство, будто тело его опустошили и сделали полым. Он поскользнулся и плюхнулся в пыль, судорожно подбирая вывалившиеся кишки.

«Я умер», — мелькнула почти спокойная мысль.

Даника беззвучно закричала.

Короткая вспышка белого света — и Хэдриус увидел, склонившегося над ним человека, увидел безумные глаза и волчью ухмылку. А потом навалилась тьма.

— Кто я? — спросила тьма.

— К-к-коннак, — выдавил он. — Вождь Серых Ворóн…

Пощёчина, прилетевшая ему, была не сильной, но болезненной. Такую отвешивают рабам, плохо сделавшим свою работу.

— Нет. Я — твой конец. Я перережу всё твое семя у тебя на глазах, а потом точно также поступлю со старейшинами. Я разрублю твою тушу и скормлю её псам. А кости твои истолку в пыль и пущу эту пыль по ветру. Я стану убивать всех, кто осмелится произнести твоё имя или имя твоих отцов, пока слово «Хэдриус» не сделается таким же бессмысленным, как младенческий лепет. Я сотру тебя с лица земли, истреблю всякий твой след! Путь твоей жизни достиг меня, и дальше он не пойдёт. Я — твой конец, твоя гибель и забвение!