Скованные одной цепью (СИ) - "allig_eri" - Страница 24

— Тихо, — сурово сказал Маутнер. — Изен, ты самый сильный колдун из всех, кого я знаю. Я видел тебя в деле и могу доверять твоему боевому опыту, касательно оценки своих сил. Скажи, мы сумеем быстро смять защитников Зарни и его самого? У ублюдка наверняка полно амулетов.

— Как-то ведь планировали убить командира его кавалерии, того военного вождя, что так активно нас достаёт? — приподнял я бровь. — У него тоже, уверен, будут защитные амулеты.

— Смесь магии и оружия, — ответил капитан. — У ребят взрывчатка. Сильная. Плюс колдовство. Этого должно хватить, чтобы достать практически любого, кроме, разве что, имперского инсурия, зачарованного со всех сторон — а там где не зачарованного, прикрытого тремя миллиметрами чистой стали.

Я обернулся и посмотрел на шатёр. Возле него стояло несколько солдат, внутри, наверняка, тоже есть охрана. Даника сказала, что вошло четверо и среди них был Пилекс Зарни… Выходит, там сам малый воевода, командир кавалерии, возможно какие-то его люди — не сидит же он там один? — и ещё трое. Кто? Советники? Помощники? Другие офицеры? Маги? Сионы? Простые солдаты?

— Мы должны дождаться, когда он уйдёт, — снова сказал Галентос. — Даника, скажи ему.

— Хватит, Галентос. Пусть сам решает, — процедила Даника. — Или ты думаешь, что мы столь близки, что Изен сразу последует моему слову, отключив свои мозги?

— Ничего я не думаю, — отвернулся маг.

На мне собрались взгляды, которые я ощущал даже сквозь туман. Дилемма… Как же лучше поступить? Незримые чаши весов замерли в причудливом равновесии.

«На закате жизни, по ночам, я часто оглядываюсь на пережитое. Столько смертей тех, кого я любил, кем дорожил в своём сердце, изгнали ощущение торжества из моих мыслей. Даже тот факт, что мне удалось избегнуть подобных превратностей судьбы, лишился победного блеска. Знаю, ты видел меня, друг — морщинистое лицо, молчаливый взгляд, холодные камни, которые замедляют мой горький шаг, когда я иду вдоль череды минувших лет, облачённый во тьму, как и все старики, одержимый воспоминаниями…»

Диорсий, «Чудотворец из Лабиринта».

Аметистовый залив, взгляд со стороны

— Ты ошибаешься, отец! — воскликнул Финнелон в последний раз, прежде чем его могучее тело сиона было подвешено на крест, поставленный прямо на центральном корабле, флагмане. Разумеется были использованы только лучшие зачарованные материалы: гвозди, верёвки, доски — всё имело руны, без которых нельзя было обойтись. — Отец! Ты не ведаешь, что творишь! Ты обезумел! Обезумел!

Но Дэсарандес с отстранённым выражением лица лишь отвернулся и взглянул на собрание высших офицеров, которые собрались на его корабле. Для этого они специально использовали шлюпки, перебираясь в них на флагман, управляемый командой их повелителя.

Никто не ожидал, что плывёт наблюдать за казнью. Да ещё и кого? Младшего сына императора!

— Жизнь и смерть — лишь вопрос веры, — произнёс Дэсарандес, чей голос охватил почти три сотни человек, выстроившихся перед ним. Один из сионов, по приказу Аелиноса, старшего сына императора, которому было уже сто три года, заткнул его брату рот. Аелинос смотрел на всегда раздражавшего его родственника с глубоким удовлетворением. Улыбкой, которая искажала черты его лица, делая похожим на стервятника, наконец-то дождавшегося смерти своей жертвы.

Не все смогли по достоинству оценить совершённое Дарственным Отцом и он знал это. Бессмертный император собрал людей, чтобы даровать им своё откровение, демонстрируя власть и право казнить или миловать.

Конечно же, никто из верных ему людей никогда не посмел бы усомниться в праве Дэсарандеса, но… Их родина в огне, а военные завоевания завершились разгромным поражением. Боевой дух имперских командиров и офицеров упал на самое дно, а долгое плаванье, полное вынужденного безделья, лишь усугубило ситуацию.

— Вы, — начал Мирадель, — готовились к победе и захватам новых земель. Готовились пройти по территории нашего соседа, неся справедливую кару за все преступления, которые они совершили. За зло, потакание своим порокам, иноверство и хулу. Но теперь вы здесь. И полны усталости.

Внимание людей было сосредоточено на своём повелителе, чей голос доходил даже до самых дальних рядов. Чего уж, если бы корабль мог такое позволить, Дэсарандес собрал бы все десять тысяч оставшихся у него воинов. Элиту из элит, перед которыми произнёс бы величественную речь.

«Не всё сразу», — подумал император.

— И я спрашиваю вас. Как же получилось, что теперь мы находимся здесь? Как вышло, что мы покинули земли нашего врага и возвращаемся обратно, с потерями и без законных трофеев? Бежим, словно побитые дворняги⁈

Собравшиеся осторожно закивали. Они ожидали ответов. Ждали откровения.

— Наши легионы пронеслись сквозь все земли Империи, словно нож. Нанесли серию поражений расколотому Нанву, обезлюдили и обескровили их города, — слова его грохотали будто гром отдалённой, но всё же явственно слышной грозы. — Этот нож, что, сверкая лезвием в необъятной тьме, преодолел невообразимые бездны, дабы, наконец, вонзиться сюда. В это самое место.

Плащ и белоснежная шёлковая туника Дэсарандеса натянулись от порыва ветра, его волосы взмыли вверх, а сам мужчина вытянул руки, подставляя лицо лучам солнца, пробившемуся сквозь пасмурное небо. Дарственный Отец словно находился в ослепляющем ореоле.

— И этот нож не сломался, — продолжил император. — Не был затронут ржавчиной, не потрескался и не затупился. Мы, — стукнул он себя по груди, — прошли все испытания с честью, оставив земли позади в положении, которое никогда не позволит им вновь стать прежними. Искоренили зло, оставив его медленно умирать с отравленным шипом, воткнутым в грудь.

Сандакай Мирадель, герцог Юга, смотрел на своего повелителя и ему казалось, что отрубленная голова Сигнора Йосмуса — бывшего архонта Кииз-Дара, висевшая на цепи подле бёдер императора — шевелится, будто бы что-то шепчет.

— Даже отступая, вынужденные спасти свою страну, — гремел Дэсарандес, — мы нанесли врагу ущерб, который уже не исправить! И пусть наши товарищи, оставшиеся в Нанве и долженствующие привнести их земли в Имперское лоно, потерпели неудачу, это не значит ровным счётом ничего!

Император работал как огромный ретранслятор, передающий свои собственные эмоции всем и каждому.

— Они пали, ибо с ними не было бога! — Господин Вечности вскинул руки, стоя в круге света.

Воинственное сборище разразилось бурей хриплых возгласов. Воплей. Выкриков. Яростных заявлений. Сидячие повскакивали со своих мест. Стоячие вытянулись ещё сильнее, словно стараясь достать до неба. Казалось, эти люди вибрировали, словно нити, натянутые на ткацкий станок императора.

— Да! — воскликнул принц Аелинос, стоящий рядом с Сандакаем. — Благослови нас, отец!

Герцог Юга вздрогнул, ощущая воодушевление, однако лишь один взгляд на крест и бьющегося там Финнелона сбил его настрой.

«Даже если он предатель… — взвились мысли ближайшего советника императора. — Стоило ли выставлять всё так открыто? И с такой жестокостью?»

Сандакай был одним из немногих, кому Дэсарандес поведал истинную подоплёку событий. Герцог знал про то, что Финнелон задумал и к чему шёл. Знал про Ольтею и людей второго принца, которые раскачивали лодку Империи Пяти Солнц, из-за чего, в конечном итоге, император был вынужден повернуть назад.

Но почему-то всё равно сомневался. Перед ним возник вопрос веры: кому отдать предпочтение? Кто достоин? Отец или сын? Каждый просил верить именно ему!

— И почему же я — мы все! — оказались вынуждены повернуть⁈ — разорялся Дарственный Отец. — Кто виновник этого⁈ Я скажу вам!

«Если император прав, то Финнелон был дураком, считая, что сможет долго обманывать его», — подумал Сандакай.

И это было так. Долгие раздумья Дэсарандеса, которые он проводил в свободное время пути, натолкнули его на определённого рода мысли. А потом серия коротких проверок, несколько допросов, замаскированных под беседу — и принц оказался схвачен.