Эхо древних звёзд (СИ) - "Charmonium" - Страница 15

Голова шла кругом от противоречивых эмоций. С одной стороны, её внутренний голос кричал о том, что это неправильно, что она должна остановиться. Но более глубокая, первобытная часть её существа требовала продолжения, жаждала большей близости.

Руки Лео скользнули вокруг талии девушки, притягивая ближе. Лира почувствовала, как его язык мягко пробует ее губы, и открылась навстречу, позволяя поцелую стать глубже. Девушка почувствовала, как собственное дыхание сбивается. Её пальцы судорожно сжали его волосы, а другая рука вцепилась в ткань рубашки Лео. Тело предательски дрожало, выдавая всю силу её чувств.

В этот момент она поняла, что больше не может сопротивляться своим эмоциям. Это было как прыжок в пропасть – страшно, но неизбежно. И самое удивительное – ей совсем не хотелось сопротивляться.

Когда они наконец оторвались друг от друга, оба тяжело дышали. Глаза Лео горели темным огнем, а в его взгляде читалось такое же отчаянное желание, которое испытывала Лира.

– Боже, – прошептал Лео, касаясь лбом ее лба, – Я так долго этого хотел...

Лира только кивнула, не в силах говорить. Ее тело все еще дрожало от пережитого, но теперь это была совсем другая дрожь – пробуждающееся желание и осознание того, что между ними больше никогда не будет просто дружбы.

Они сидели так еще долго, не обращая внимания ни на что вокруг – только их дыхание, биение сердец и понимание того, что пересекли ту тонкую грань, что раньше разделяла их отношения.

Последующие недели превращались в дни, дни в часы, часы в минуты. Время стало абстрактным понятием, как теория относительности из учебников по физике. Лира больше не помнила, когда последний раз спала больше трех часов подряд. Её кожа горела, даже когда они с Лео просто сидели рядом на холодном полу технического коридора, за пределами видеонаблюдения.

Его розовые волосы падали ей на лицо, когда он наклонялся ближе. Она запомнила каждую веснушку на его бледной коже – их было тридцать семь, хотя однажды насчитала двадцать три. Его зеленые глаза светились в полумраке, как два маленьких солнца, готовые испепелить её здравый смысл. А его губы... Господи, эти губы были созданы для греха.

Каждое прикосновение превращалось в электрический разряд, пробегающий от кончиков пальцев до самых пяток. Она чувствовала, как её тело предает её, реагируя на каждое случайное столкновение их рук в коридорах академии. Даже когда они просто шли рядом, её бедро задевало бедро юноши, и она едва сдерживалась, чтобы не прижаться к нему всем телом прямо там, на виду у всех.

В темных закутках технических этажей, где пахло озоном и старой проводкой, они теряли счет времени. Пальцы Лео, шершавые на кончиках от постоянного пережевывания ногтей, скользили по её спине, оставляя после себя дорожки мурашек. Её собственные руки зарывались в его волосы, притягивая ближе, ещё ближе, пока не оставалось ни миллиметра между их телами.

Поцелуи становились все глубже, все отчаяннее. Первый – легкое касание губ, почти невесомое, как крыло бабочки. Потом второй – более уверенный, исследующий. Третий превращался в настоящую бурю: языки соприкасаются, зубы цепляют губы, дыхание сбивается. Она чувствовала вкус его кожи – сладковатый, с легкой горчинкой энергетических напитков, которыми он злоупотреблял во время подготовки к учёбе.

Тело девушки реагировало на него так, как будто он был наркотиком, а она – давно зависимой от него. Сердце колотилось где-то в горле, когда его руки скользили под её формой. Каждое прикосновение отзывалось вспышкой белого света за закрытыми веками. Лира теряла контроль над собой, забывала, как дышать, когда пальцы Лео находили особенно чувствительные места.

В эти моменты весь мир сжимался до размеров того маленького пространства, где они находились. Исчезали бесконечные коридоры академии, пропадал гул вентиляции, затихал шорох шагов за стенами. Оставались только они двое, их прерывистое дыхание и тихие стоны, эхом отражающиеся от металлических стен.

Лира ловила себя на мысли, что начинает узнавать движения Лео, предугадывать их. Когда юноша наклонялся к ней определенным образом, она уже знала, что сейчас его рука окажется у неё на талии. Когда Лео прикусывал нижнюю губу, это означало, что следующий поцелуй будет особенно страстным. И когда его дыхание становилось прерывистым, она понимала, что пора остановиться, пока они оба не потеряли голову окончательно.

Но остановиться становилось все труднее. Каждая клеточка тела девушки жаждала его прикосновений. Она хотела раствориться в нем, стать частью его существа. Иногда Лира просыпалась по ночам, ощущая призрак его рук на своей коже. Её пальцы сами собой тянулись к губам, всё ещё чувствуя вкус поцелуев Лео.

Это было как болезнь, как наваждение. Она знала, что надо держать дистанцию, что нельзя быть такой зависимой от другого человека. Но каждый раз, когда она видела его в коридорах академии, все благие намерения испарялись. Одно короткое "Привет, Ли" – и она снова была готова забыть обо всем на свете.

Иногда девушка ловила себя на том, что считает минуты до следующей встречи. Во время занятий её мысли то и дело возвращались к их последней встрече: как Лео прижал её к стене в том темном коридоре, как его руки скользили по её телу, как его дыхание щекотало её шею. Преподаватели замечали её рассеянность, но она не могла остановиться.

Физическая близость смешивалась с чем-то большим, чем просто страсть. Она начала замечать мелочи: как он подпирает голову кулаком, когда сосредоточенно читает, как его брови хмурятся при решении сложных задач, как Лео улыбается в полудрёме. Эти наблюдения проникали глубже, чем любое физическое прикосновение.

В моменты особенной близости она чувствовала себя живее, чем когда-либо прежде. Каждый нерв в её теле будто бы проснулся и требовал большего. Больше прикосновений, больше поцелуев, больше Лео. Это было одновременно прекрасно и пугающе – осознавать, насколько сильно можно зависеть от другого человека.

Но самым страшным было то, что Лира не хотела этого прекращать. Не могла. Даже если бы вся Вселенная рухнула в этот момент, она бы продолжала целовать Лео, прикасаться к нему, чувствовать его рядом. Потому что в этих прикосновениях она находила что-то, чего не могла найти нигде больше – себя настоящую, без масок и защитных стен.

Иногда, лежа в своей постели, Лира думала о том, что происходит. Как девочка, которая год назад боялась любого человеческого контакта, теперь не может прожить и дня без прикосновений одного конкретного человека. Это казалось невозможным, нереальным. Но каждое новое прикосновение Лео доказывало обратное.

Они вели свой собственный счет времени - не по дням недели или часам, а по количеству поцелуев, прикосновений, объятий. В их маленьком мире существовали только два состояния: когда они были вместе и когда нет. И чем дальше, тем менее терпимым становилось второе состояние.

Лира знала правила безопасности, помнила наставления Хэнсена о контроле и дистанции. Но все эти знания растворялись, стоило Лео оказаться рядом. Система защиты, которую она строила годами, рушилась под натиском его улыбки и теплых рук. И самое удивительное - ей это нравилось.

– Ли, ты должна взять себя в руки, – голос Лео звучал серьезно, но девушка видела, как дрожат его пальцы, когда он поправлял воротник формы. – Твои оценки...

Лира не слушала. Не могла. Каждая клеточка тела кричала о другом. Её пальцы уже расстегивали первую пуговицу его кителя. Вторую. Третью. Она считала их, как молитву, которую никогда не учила. Четыре. Пять. Шесть.

Его кожа под формой была горячей. Она чувствовала это даже через ткань рубашки. Её ладони скользили по плечам юноши, спускались ниже, исследуя каждый миллиметр его тела. Лео прав, черт возьми, он абсолютно прав насчет учёбы. Но сейчас ей было плевать.

Седьмая пуговица. Восьмая. Дыхание Лео стало прерывистым, когда она наконец-то сняла китель полностью. Его зеленые глаза потемнели, превратившись из весенней листвы в грозовые облака.