Причиню тебе развод. Твой М. (СИ) - Седая Лия - Страница 19

Я смотрел на нее, отложив вилку. Как она это сказала... как будто даже не жаловалась, а просто констатировала факт.

Детдом. Еда на выживание. Сметана с водой...

Блядь...

Когда я ее забрал от мужа, она тоже хотела это приготовить. Там, как раз, была курица и сметана. Она цеплялась за воспоминания. За то, что могло ее успокоить в той ситуации. А когда не вышло – сбежала.

Захотелось себе оплеуху дать. Я дебил.

Надо было дать ей на кухню выйти, а я не понял. Отдыхать отправил.

Мне хотелось застонать от собственной тупости. Только смысл какой? Все уже сделано. Ошибки наворочаны. Остается только исправлять по максимуму.

И побыстрее.

А то Тарас еще со своими намеками душу наружу вывернул. Я посмотрел на Свету:

– Как у тебя на работе? Нравится?

– Ой, да, спасибо, - она вдруг вскочила со стула и метнулась в прихожую. Вернулась оттуда с сумочкой. - Мне было неудобно звонить... И деньги я вам сейчас отдам! Я же ничего не потратила, правда! Мне аванс уже пришёл, мне хватит. Вы больше не переводите, ладно?

У меня скулы свело.

В еще хмельную голову ударило кровью. Как будто кипяточку не в чай она мне налила, а за шиворот. И жопа подгорела моментально.

Какие, нахуй, деньги?

Я встал рывком.

Отодвигаясь, старый советский стул простонал ножками по полу. Но зайчик даже опомниться не успела. Я ее зажал.

Сдавил плечи ладонями.

Поставил ее к стене и впился взглядом в лицо:

– Ты прикалываешься, что ли? Какие деньги, Света? Ты что, правда, не понимаешь, зачем я это делаю?

Рыжий зайчик вспыхнул.

Вскинул голову, отвечая упрямым взглядом. И у меня отлегло. Испуга в нем не было. Чистое сопротивление. Три недели даром не прошли.

– Меня покупать не надо, – голос ее был тихим, как всегда. Но отчетливо ершистым. – Я не продаюсь.

– Если бы я хотел купить себе женщину, я бы заплатил проститутке, заяц.

– Не впервой, да? – зеленые ведьминские глазищи сузились.

Ух ты ж, бля...

Я даже опешил. Не от обиды. Как она вообще меня обидеть может? Я охренел от осознания. Вот это номер. Дожил, получается?

Добился?

– И часто вы, Роман, такими услугами пользуетесь? – со злобной ехидцей поинтересовалась Света, не пытаясь даже вырваться из моих объятий.

Наоборот.

Даже плечи расправила. Грудь мне свою выставила и подбородок вздернула. Я наклонился к ней ближе. Почувствовал, как она напряжённо затаила дыхание. Сжала губки и ждала ответа.

Ждала.

Я это знал. Горячая. Злая. И живая.

– Заяц, ты меня ревнуешь?

– Конечно, нет! – фыркнула она.

– Да неужели? – меня тянуло к ее губам как магнитом.

– Не льстите себе, Роман! – он выронила сумку на пол, упираясь мне в грудь ладошками.

– А я не льщу, – выдохнул я ей в губы. – Это ты еще пока не поняла, что проиграла. А я – на финишной прямой, зайчик. И я хочу свой кубок!

Она впилась в меня ногтями.

Больно!

Я хотела сделать ему больно. Хотя бы немножечко. Дать почувствовать, что чувствовала в эти три недели я.

Но как-то не получалось. Не успела просто, если честно.

Рома заткнул мне рот поцелуем. С такой силой и желанием, что я захлебнулась. Наглый язык ворвался в мой рот. Надавил на зубы, разжимая их шире. Заставил подчиняться без всяких приказов.

Как будто я – его.

Как будто Разумовский имел право на то, что делал сейчас. Мужские ладони обхватили талию в круг. Сжали, сдавили. Стиснули до покалывания между ребер. И впечатали меня в широкую грудь.

Живот скрутило от жара.

Это он меня своим кубком назвал? Я для него приз какой-то? А соревнуемся с кем?

Он целовал так, что хотелось потерять сознание. Так, будто три недели без меня не дышал. Так, как никто никогда в жизни. И я бы, может, растворилась в этом поцелуе, если бы не...

Если бы не ревность.

Жгучая. Липкая. Тупая, как удар в живот от бывшего мужа.

Абсолютно нелогичная и ненормальная. Разве я имею право на нее? Ей было плевать, она жила во мне. Пускала корни.

Три недели, Рома!

Три недели ты не звонил. Не писал. Ничего. Как будто и не было нас, хотя ты постоянно твердил обратное. Как будто я сама себе всё придумала. Как будто мне приснился ты, такой волшебный и хороший.

А что еще я должна была думать?

Я скребла пальцами его грудь.

Стягивала футболку, сгребала комком. Волосы давно растрепались, выбились из слабо заплетенной косы. Попадали между наших губ, но мы ничего не замечали.

В голове – полнейший раздрай.

Поцелуй выбивал воздух. Жаркие твердые губы словно стремились укусить. Рома напирал. Раздавливал меня собой. Не заигрывал нежностью. Целовал с жаждой, будто хотел запомнить вкус моего рта навсегда. Его язык врывался между моих губ. Горячий, влажный, властный.

Он не ласкал - он брал.

Его губы прикусывали мою нижнюю, и я задыхалась, судорожно втягивая воздух между короткими перерывами. А он пил эти полустоны. Втягивал себе под ребра. И рычал от жадности. Еще сильнее вжимался.

Сильные руки мяли, гладили с силой слабеющее тело.

Не позволяли отстраниться ни на сантиметр. Не давали отдыха. Ни секунды на размышления.

Мозг пытался сопротивляться всему этому.

Какие-то разумные мысли еще вопили на задворках сознания. О том, что нам нельзя. Что это нелогично и позорно. Недостойно. Непозволительно для приличной женщины.

Что за дикость вообще?

Целоваться с тем, кого видела несколько раз, а потом три недели страдала в одиночестве.

Это неправильно!

Но тело выгибалось в его руках. Плавилось от жарких прикосновений. Просило еще. Просило больше. И... Пугало этим. Я такого с мужем никогда не испытывала!

Что мне делать?!

Я же не умею!

А он чувствовал все. Он старше. Он опытнее. Я для него как книга раскрытая. Рома чувствовал, как я поддаюсь. Как выгибаюсь навстречу, как сама тянусь за поцелуем, как будто без него воздух мне не в радость. Я слышала, как он дышит, резко и глухо. Его выдохи сводили с ума. Разумовский скользил губами по щекам, по шее. Заставлял меня скулить, разглаживая косточки ключиц языком. И снова врезался в губы, обхватывая шею ладонью.

Слишком много, слишком жарко, слишком жадно.

– Почему ты такая упрямая, а? – хрипло выдохнул он мне в губы. Прижался лбом к моему лбу, заглянул в глаза. – Всю душу мне на клочки порвала, заяц рыженький.

Я хватала опухшими губами воздух.

Я сгорю с ним рядом. Кожа просто пылала там, где он касался. Привкус его дыхания во рту пьянил как вино. Смешался с моим, впитался внутрь.

– Непривычно, когда отказывают, да, Ром?

Последняя попытка причинить ему боль. Зачем? Потому что дура, очевидно ж. Привыкла сопротивляться. А вот принимать заботу не умею. До сих пор себя не люблю.

Роман усмехнулся.

И улыбнулся вдруг. Тепло. Без тени злости. И это было хуже всего. Я хотела, чтобы он взбесился. Чтобы сорвался, может. Как ребенок, абсолютно нелогично хотела отомстить. Потому что прижаться и пожаловаться было слишком стыдно, после всего, что я ему уже наговорила и наделала.

Но он просто улыбнулся.

– Непривычно, – кивнул слегка головой.

Я закусила губу.

Конечно! Ему же кто угодно даст. Любая с ним будет. Он вон какой! А я – загнанная жизнью в угол медсестричка на дешевой съемной квартире.

– Только ты подумай над тем, почему я сейчас здесь.

Его пальцы скользнули по моим бедрам.

Рома резко подхватил меня под ягодицы. Поднял в воздух, прижимая к себе. И я инстинктивно обхватила его ногами. Прижалась к мощному торсу и поняла, что погибла.

Он меня не отпустит.

Он готов. И я готова. Мое тело готово. Белье было отчетливо сырым. Я чувствовала это кожей.

В несколько шагов Разумовский донес меня до комнаты. Сел на старенький диван, на котором я здесь спала.

И меня проняло.

Я задохнулась от испуга. От его близости. От того, как он вжимался в мою промежность вставшим под джинсами членом.