Системный приручитель 2 (СИ) - Пислегин Алексей - Страница 17

В дополнение к клевцу, кстати, он получил толстые кожаные перчатки до середины предплечья длиной. Неплохо, но мне с защитой повезло больше. Хотя, я защитой до этого весь день пользовался, а оружие мне выдали не такое разрушительное.

Видимо, Система посчитала такое распределение справедливым.

— Юля, Илья. Вы после ребят. Тоже — поднимаем только ловкость и выносливость.

Этот день безбожно затянулся.

С прокачкой мы закончили ближе к трём часам ночи. Запас эссенций уменьшился ещё сильнее:

Эссенция интеллекта — 13 шт.

Эссенция выносливости — 65 шт.

Эссенция силы — 9 шт.

Эссенция ловкости — 70 шт.

Первым начало вырубать Олега — его я отправил на печь, пусть спит там. Шенг потом к нему же уляжется. Илья пусть укладывается на полати — бок у него ранен, а там его никто не пихнёт случайно.

Сметана так и останется на первом ярусе кровати, на второй положим Юлю с Мэй. Ну и я, как соберусь спать, подвешу на скобы гамак. Тем более, покачиваться мне в нём нравится.

Затестить с Олегом свои способности мы так и не успели: оба слишком устали. Ничего, отложим это дело на утро.

Я оглядел клюющих носом ребят, вздохнул:

— Подождите, пока я сполоснусь, и тогда — ВСЁ. Этот долгий день наконец закончится.

— Как будто неделя прошла, а не сутки — отозвался Илья. — У меня таких долгих дней не было никогда. Башка взрывается, блин.

— Угу, — мрачно согласилась Юля. Она усадила Мэй к себе на колени и лежала щекой на её макушке.

— Сутки ещё не прошли, — хмыкнул я. — Разбирайте оружие, сверхчеловеки. Последний рывок — надо проследить, чтобы мне никто не откусил в бане жопу.

И — слава богу — не откусили.

Сначала я думал дежурить первым, но понял, что сейчас вряд ли это вывезу. Усталость будто подкралась с дубиной — и со всех сил шарахнула по башке. Даже баня меня не освежила.

— Илья, ещё пару часов протянешь? — спросил я. Близнецы уже расползлись по своим местам, Юля клевала носом за столом.

— Дежурить? — пискнул он, странно глядя на меня. Грустно как-то, что-ли? — Конечно. Дядь Никит… Я… Короче — считай, я в шоке с тебя. Мы все сдохли бы, если бы не ты. Я иногда могу бухтеть, но… Спасибо тебе. Только ты сейчас выглядишь так, что в гроб краше кладут. Если сомневаешься — всё норм. Я могу хоть до утра сидеть.

Я только головой тряхнул:

— Не. Часа два. И если почувствуешь, что не вывозишь — сразу буди меня. Солнце часа через три встаёт, а перед рассветом рубает сильнее всего. А меня короткий сон освежает обычно. Хотя, как оно сегодня будет — чёрт его знает.

Сзади нас что-то шлёпнуло, мы оба резко обернулись — и увидели Юлю, уснувшую лицом в стол. Илья хмыкнул, шепнул мне:

— Она на парах так же спала.

— Коза…

Юлю я осторожно поднял на руки. Пока нёс к кровати, она висела на мне трупом, но вдруг — вцепилась, как клещ, обняла за шею.

— Папа… — шепнула едва-едва слышно. — Па-а-п…

Внутри что-то дрогнуло, я сбился с шага. Тихо ответил:

— Всё хорошо. Спи, Юля, спи.

Повозившись, я уложил её к тихо посапывающей Мэй, накрыл девочек одеждой — чистых одеял не осталось. Юля поморщилась сквозь сон — рыжий локон щекотал ей нос. Я заправил его за ухо, погладил девушку по голове.

Она улыбнулась, а я отошёл в сторону.

Илья тем временем подвесил к потолку гамак, пискляво бросил:

— Спокойной ночи, дядь Никит. Я справлюсь.

— Да. Спокойной, Илья.

На секунду меня ослепил яркий золотой свет, подсветив розовым опущенные веки. Я закрылся рукой, проморгался — и увидел знакомый с детства берег Катуни.

Шумел за спиной сосновый бор, журчала стремительная бирюзовая вода, нос уловил запахи смолы и хвои.

На нагретом солнцем песке — множество следов босых ног, взрослых и детских. В тени сосен разбита красная палатка, неподалёку — чёрное пятно обложенного булыжниками потухшего костровища. На двух рогатках — закопчёный котелок, неподалёку — брошенные детские кеды с покемонами, две удочки и перевёрнутое на бок пластиковое ведро.

Выбивался из общего ряда только диван, стоящий в песке у самой воды. Синий, облезлый, перекошенный. Кажется, чуть пни его — развалится. На диване сидел мужчина. Он откинулся на спинку, запрокинул голову и то ли смотрел на плывущие по блеклому от жары небу перистые облака, то ли просто подставил лицо жаркому июльскому солнцу.

Я подошёл к нему, уселся со вздохом рядом — и дивин ответил на это отчаянным скрипом, но выдержал. Как всегда.

— Привет, Антон.

Он вздрогнул, уставился на меня с удивлением, но мгновенно успокоился и грустно улыбнулся:

— Привет, Никит.

Его лицо я в последний раз видел посеревшим, с горящими безумными глазами и огромной пастью, полной треугольных акульих зубов. С превращения Антона в зомби для меня и начался приход Системы на Землю. А для него этим превращением и закончился.

— Такая херня, Никит, ага, — он чуть поморщился. — Скажи лучше: у тебя тут сигареты не будет?

— Щас.

Я поднялся с отчаянно заскрипевшего дивана, пришёл к костру — там валялась пачка синего «LM». Внутри, как всегда, нашлись пять сигарет и зажигалка. Вот одну сигарету и зажигалку я и забрал.

— Держи. Батины.

Антон удивлённо хмыкнул, продул фильтр — и подкурил, щёлкнув кремниевым колёсиком. Сигаретный дым раздражал ноздри, перебивал запахи воды и близкого бора, но я не обратил на это внимания.

— А что это за место-то, Никит?

— Катунь. Когда мне лет шесть было, мы на этом берегу с родителями отдыхали. Сам не думал, что это место мне так в душу запало, понял уже после, задним умом. Просто… Короче, когда на войне впервые погиб мой друг, он пришёл ко мне. Сюда вот. Дело ещё в Сирии было. А потом, год за годом, приходили все мертвецы. Парни, которым в блиндаж снаряд прилетел, притащили диван. Даже не спрашивай, сам не знаю, где они его взяли. С Кузнецом тоже тут прощался.

Кузнец — Юлин отец. Ну и, мой лучший друг по совместительству. Был.

Антон выдохнул дым через ноздри, бросил на меня странный взгляд.

— Ну чего?

— Чего? Ты зачем моим обрезом в волков бросался? Это дубина тебе, что-ли?

— Ой, не начинай, Антох. А за обрез спасибо, кстати. Он мне очень в тему пришёлся.

— Да пользуйся уже, куда тебя девать. Будешь?

Он протянул мне сигарету, выкуренную наполовину.

Я бросил сразу после войны. Там без сигарет совсем никак было, да и смолил каждый первый. На гражданке я от мерзкой привычки сразу избавился, нет в ней ни черта хорошего: вонь, кашель, лишние траты и мерзкое ощущение собственной несвободы.

Последнее, пожалуй, отвращало меня больше всего. Быть рабом привычки? Нет, нахрен.

Но иногда сигарета — это не просто сигарета.

— Давай.

Я втянул горячий горький дым, сморщился — ну нихрена ведь хорошего.

— Антох.

— У?

— Ты из тех людей, кто фильтры слюнявит? Фу таким быть.

Антон хмыкнул, поднялся на ноги.

— Ладно, не давись. Дай добью.

Сигарету до фильтра он втянул парой мощных затяжек, оглянулся — и спрятал окурок в кулаке.

— Никит.

— Да?

— Машка и пацаны мои…

— Не переживай, ты же знаешь меня. Если живы — сделаю всё возможное.

Антон улыбнулся и пошёл к воде. Там и было то — пару шагов сделать. Он шагал против солнца, золото снова ослепило меня, а когда я проморгался — остался на берегу один.

— Прощай, Антох.

Будем честны, наш дом — паршивая защита в нынешних обстоятельствах. Крюкачи, при их то нечеловеческой силе, вынесут ставни с одного удара. Дверь, пожалуй, продержится чуть дольше, но не задержит их надолго.

До нападения полёвок я надеялся, что мы вчера шумом выманили на себя всё самую опасную дрянь. Безобидные мышки хорошо показали, что смертельной опасностью теперь может быть всё, что угодно.