Джунгли, Секс и Чипсы! (СИ) - "Focsker" - Страница 39

— Тише-тише, — смеясь, успокоил всех дед, — я сочту за честь дать в рот той, кто меня одолеет. — Склонив в полупоклоне голову, мужчина. Это стало командой старта для медоеда. Преодолевая рамки разумного, дозволенного в скорости живому существу, используя способности, приобретённые в сотнях битв, медоед проскальзывает сквозь несколько ловушек, подножек и появившуюся, ожидавшую в засаде Кетти.

«Ты ждал, что я подставлюсь, хотел со своими суками ударить из подтишка, а не получится, я иду за тобой!» — выпустив корни, готовится к последнему рыку Медоед и… последний рывок, последний прыжок… нога её проваливается в маленькую, ничем не отличающуюся от земли, прикрытую старым мхом ямку. Стопа вонзается в острый кол, а колено, припавшее к боку ямки, в шип, торчащий из стенки. Медоед скривилась, дернулась, но лезвия с загнутыми в обратную сторону краями, вспоров часть плоти, не дали вырваться из ловушки.

— Ах вы… — Шипя, оглянувшись на поднимающуюся из ямы Кетти, оскалилась медоед, и в ту же секунду к горлу её приставили холодное длинное жало. То самое, которое сжимал в своих руках старый, лысый воин. Как и обещал, он одолел её, сильнейшую, быстрейшую, при этом сделал это без особых усилий, просто обманув.

— Хе-хе-хе, прости, сестричка. Я уже опробовала корни девяти самцов, и десятого видно не судьба… — Воительница медоедов закрывает глаза, ожидает казни. Но вместо удара по горлу, кто-то откидывает лезвие, перетягивает ей ногу тряпкой. То был этот старик, мужчина, что без страха спустился к ней в яму, заранее приготовленным куском чего-то прочного стянул конечность.

— Бой закончен, мы победили. Убивать таких красавиц не станем, взамен, я требую полной покорности. Согласишься следовать требованиям старика?

Медоед глядела прямо в старые, усталые глаза. Дедушка перед ней, запыхавшийся, уставший, а в взгляд его… Воинственный и добрый. Впервые она видела такие глаза.

— А… ну… — Сердце Рабнир ёкнуло второй раз за семь дней. С непокоримым самцом пришёл ещё и умный, непобедимый. Мечтой для неё была возможность спариться с самцом, от такого же сильного самца. — А спариться с тобой… с вами, можно?

Мужчина с сильными, волосатыми руками и такой же грудью, громко рассмеялся. Смех его, тяжёлый, звонкий, стал прекрасней любой из песен что слышала Рабнир.

— В очередь, кошечка, таких как ты много. — Освободив ей ногу от лезвий, закидывает медоеда себе на плечо старик, а после несколько раз соблазнительно шлёпает по голой попке говорит:

— У меня есть кое-кто, кого я могу тебя предложить…

Олай Дав-Вай сидела напротив своей самой сильной, самой преданной и надёжной воительницы. До сегодняшней ночи их с Укому всегда разделял лишь вечерний костёр, исходящий от него жар. Но сегодня произошло то, чего никто не мог предвидеть. Их скрытое селение обнаружили, а с этим произошло немыслимое:

— Старый лис разом пленил двух сильнейших воинов Чав-Чав, — пробормотала старуха, позволив себе согнуться и подбросить в затухающий костёр ветку. — Ещё он научил несколько Кетти странным техникам маскировки, одолел воительницу, которая на десятки уровней выше его, а ещё… — Старуха говорила медленно, внимательно следя за реакцией Укому. Зелёный лес в её глазах охватил пожар по другой причине, хотя и падение давней соперницы тоже внесло свою лепту.

— Укому, ты ревнуешь, верно? — Воительница впервые оторвала взгляд от огня и перевела его на старейшину. Более красноречивого ответа Олай и получить не могла. — Влюбилась, как глупое дитя, как… слабая, позабывшая о долге Кетти…

— Замолчи, Олай, — прорычала угрожающе воительница, — я уже внесла свою лепту, моя дочь сейчас в плену и наверняка умрёт после того, как Чав-Чав прознает о нашем нападении на их разведчиц. Подумай хоть немного обо мне, мне ведь тоже нужно думать о том, кто после моей гибели продлит род Укому.

— Одни беды из-за этих самцов… — Нагибается вновь за ветвью старуха, но в этот раз Укому сама склоняет голову и спину, кинув целую охапку хвороста. — Можешь воспользоваться им после моей дочери. Давай будем честны: именно она, следя за Агтулх, заметила постоянные бугорки на её одежде.

— Так может заставим его раздеться? Пусть ходит как мы, не скрывает красоты от посторонних. Тогда ничто не скроется от глаза Кетти.

— Нельзя, — говорит Олай. — Он лысый, с него, и сучок этого небесного племени, кожа быстро слазит, иногда и с кровью, мясом. Если разденем, корень может засохнуть, пострадать, и что тогда?

Укому задумчиво кивает головой. Об этом она не подумала.

— Не переживай за зря, молодая воительница: твоя дочь ещё жива, враг не знает о нас и об старом, хитром лисе, — вернувшись обратно в своё удобное кресло, что выпало с небесной птицы, говорит старуха. — Он очень силён, хитер, а самое главное — он в восторге от племенем Кетти, а наши самки в восторге от него. Может, мы ошиблись, и именно это — Агтулх?

— Нет. Его корень в ещё худшем положении, чем у нашего старика. Слишком стар, а когда в поединке дернулся и повредил спину, так ещё и двигаться не смог какое-то время. Я бы с радостью хотела помериться с ним силами в молодости. Но сейчас, даже при всех навыках и его хитрых уловках, мы на недосягаемых друг для друга высотах.

— Значит, вы уже провели поединок? — Ожидая чего-то подобного от жадной до собственной силы Укому, спросила Олай.

— Да, три дня назад, до Агохлу и Онохо, я предложила, он учтиво согласился. Без свидетелей. Тяжёлый противник и в весе, и в опыте. Но мой уровень почти что сотый, а его, на сколько знаю, сейчас вроде бы четвёртый. Он танцевал со мной, не упуская момента облапать, пытался завалить, использовать вес моего собственного тела. Неудивительно, что молодые самки ему проигрывают. Хотя, как по мне, они просто не понимают, с кем имеют дело, жалеют того, кто умеет, и уже много раз убивал. Я в любой момент могла сломать ему любую из костей или перегрызть горло, он знал это, и всё равно пытался. Достойный самец и отец весьма недостойного Агтулх…

Вновь лицо воительницы скривилось:

— Тот молодой самец, собирается использовать власть вашей дочери. Хочет подложить её под себя, влюбить, а после — дорваться до власти.

— Ха-ха-ха-ха… — Старуха рассмеялась, шлёпнув себя по коленям. — Лучшего самца и пожелать нельзя, да? Представь, сам в объятья моей милой сучечки лезет, хорошо, очень хорошо. А по поводу власти ты не переживай: у неё её нет. Черед правления нового выводка ещё не настал, старые сестры живы, здоровы и могут править дальше.

— Этот самец хитёр… — Как последний козырь в споре, выдала Укому.

— А ещё очень красив, — тут же ответила старуха, — настолько, что ослепил твои глаза, разум, и теперь ты с завистью смотришь на мою дочь! — Гневно ударила кулаком по мягкому подлокотнику Олай. — Не забывай, кому ты служишь, Укому.

— Не забуду, вторая мать, — склонив голову с извинениями, отозвалась воительница.

В двух километрах от поселения выживших.

Лёжа на плотной стопке пальмовых листьев, аккуратно укрытых современным пледом, Добрыня, сжав кулаками комки вырванной травы, болезненно постанывал. Массаж, который делала Ахерон, и вправду помогал спине, да только пекучая мазь, ещё и то с какими усилиями её втирали в больное место, доставляла старику невероятный дискомфорт.

— Ахерон, больно… — Когда руки девушки коснулись кресца, заскрежетал зубами дед.

— Такой грозный воин и такие детские жалобы, терпите, мы почти закончили, — плюхнувшись своей голой попкой на лопатки и вдавив в лежанку, говорит кошка. — Р-р, принеси шкуру, нужно согреть спину.

«Блять, и так жарко, ещё и эта шкура, лучше бы выпить дали…» — подумал Добрыня.

Покряхтев, завернувшись в тёплый мех, дедок вернулся к любимому занятию — наблюдению. Сколько бы времени ни прошло, сколько кошек он бы ни увидел, лицезреть полную наготу, движение и подрагивания каждого изгиба женского тела стало его любимым занятием. «Это вам не телевизор…» — радуясь тому, что ещё при жизни попал в рай, улыбался кошкам Добрыня. Хоть и был он стар, некрасив, груб и своеобразен в отношениях, местные его полюбили; он стал им хорошим другом, плохим любовником, а для охотниц — очень важным и опытным наставником.