Джунгли, Секс и Чипсы! (СИ) - "Focsker" - Страница 13

— Правда? — переспросила кошка. — Ты точно сможешь делиться с нами семенем раз в четыре дня? Я в тебе не сомневаюсь, но всё же, это… На подобное способны лишь самые выносливые мужчины племён, таких как Чав-Чав. А ведь у тебя ещё есть твои самки.

— Эй, — тыкнула подругу в рёбра ещё раз другая кошка, — заткнись, они ведь чужачки, ещё и избили тебя, не смей жалеть их!

Кошка вновь умолкла, а потом перевела на меня взгляд, протянула руку, выпустила когти, решительно произнеся:

— Раз в четыре дня ты наш, договорились?

Чего она добивалась, подав мне руку, не знаю, да и держала она её странно — ладонью вверх. Вряд ли она размышляла о рукопожатии, мы же не в Европе, да и общалась со мной как владыка, как госпожа с рабом. Ладно, чёрт с этим всем:

— Если я соглашусь, обещай, что моих женщин не тронут, что нам помогут?

— Будем заботиться как о своих, — утвердительно кивнула кошка.

— Тогда я согласен.

Взяв её кисть, как раб, обращаясь к госпоже, губами коснулся тыльной стороны её ладони. Ситуация неприятная, но как и ранее, я должен сделать всё, дабы сберечь как можно больше жизней.

Стоило губам моим коснуться её кожи, животное замерло, застыло. Чёрт, неужели я только проснувшись опять сделал что-то не так. Боже, ребята, проявите милосердие к чужеземцам, даже если насиловать будете, дайте хоть в туалет сходить… Не зная, чего ждать, растерянно поднимаю голову, гляжу в такие же мечущиеся из стороны в сторону, растерянные кошачьи глаза.

— Ты… ты… ты это видела? — бормочет кошка.

— Да-а-а-а-а-а…- шипит вторая, — он только что поцеловал тебе руку. Не торопись, осторожно, чтобы не спугнуть, прими её, кажется, он в тебя влюблён!

От слов второй первая от шеи до лба покраснела. Даже смуглая кожа не смогла сдержать её смущения. Кажется, насиловать меня не собирались. Подняв руку, гляжу на две дырочки у большого пальца моей правой руки. Туда укусила меня змея, а рядом, с двумя дырочками, виднелись новые, большие по размеру, рваные раны. Кажется, они от клыков этой кошки.

— Извини, самец, что кожу попортила, — склонила голову парламентёрша, — пришлось рвать плоть, спускать кровь, отсасывать и лечить, как умею. Ты мог умереть, а я не могла это позволить. Шрам на твоей прекрасной белоснежной коже — моя вина.

— Спасибо, — не зная, как быть, только и смог выдавить из себя я.

Кошка вновь смутилась, а вторая, запищав, чуть ли не запрыгала на месте, крича «Это любовь!» Сгорая со стыда, за волосы волоча говорунью, требовавшая моей спермы девка вытягивает на улицу подругу. Только я остался один, помолился богу, коему никогда не молился, как вдруг, в шатёр… стоп, что за шатёр, откуда он взялся⁈ не понял.

— О, Лёшка, слава богу, ты очнулся, как же я переживала, — по-доброму, я бы сказал, по-домашнему, проговорила Мария. Интересно, когда это я стал для неё «Лёшкой»? Не Алексеем-спасителем, грозным Лёхой-первооткрывателем, а… беспомощным младенцем Лёшкой⁈ — Как здоровье, рука, тело, ноги? Их способы лечения сильно отличались от наших, но… — тут Мария покраснела, опустила голову и взгляд, интересно, чего там со мной творили.

— Но? — переспросил я.

— Но я очень рада, что ты жив. Мы все очень рады! — Упав у моей кровати, вновь одарила меня щенячьим взглядом стюардесса. Глядя в эти карие глаза, идеальные черты лица, белоснежную улыбку модели, старый я расплылся бы в радости и удовольствиях. А тут, в милом взгляде, я ощущал лишь обременительность. Да, я жив, они живы, а значит, ничего не закончилось, мне и дальше придётся рисковать своей шкурой, идти на жертвы, может даже смертельные риски ради людей, которых я не знаю. И всё это ради вот таких вот щенячьих взглядов… и, чёрт, самое противное в этом, что лично я сам не против такой жертвы. Эх, Лёха-Лёха, ебучий случай, ну и каблук же ты…

Я до сих пор толком не понимал, где мы. Что такое мягкое подо мной, откуда крыша над нами и почему не слышу волн, дождя. Казалось, мы в другом месте, в мире почти что родном, своём. Но так лишь казалось. Мария рассказала мне, всех выживших, вместе с ранеными, перевели в какое-то временное поселение. К нам приставили охрану, запретили покидать территорию поселения, ещё и пригрозили смертью тем, кто рискнёт сбежать. Мы стали заложниками, и, со слов кошек, переданных Марии, все женщины в этом поселении будут жить до тех пор, пока дышу и живу я. Как только они не смогут «доить» меня, всё закончится… в плохом смысле этого слова. Только сейчас, говоря с человеком своего мира, и умом явно превосходящим мой, я до конца осознал, о чём идёт речь. И тут же смог вздохнуть спокойно, при этом, так же успокоив и стюардессу. Переживать не о чем, мне всего лишь двадцать, при правильном подходе, даже без баб я надрачу в день раза два, и более. Что такое раз в четыре дня? Это тьфу, даже сдерживаться нужно! Потому угрозы жизни ни мне, ни девушкам ничто не представляло. По крайней мере до тех пор, пока не станет известно, могут ли от моего семени рождаться дети. Кстати о детях, я ведь не один мужчина в нашей, скажем так, «общине».

— Мария, а где Макс? Он ведь… — женщина переменилась в лице, опустила голову. — Стоп, он ведь не умер? Подожди, он хотел встретиться с амазонками, с кошками, ну вот…

— Когда он увидел тебя в грязи… — стюардесса отвела взгляд в сторону, — он испугался, видимо, подумал, что ты мёртв, и бросился бежать. Он… он зассал, как никчёмный, поганый ссыкун, испугался смерти! Я, нет, мы бросились отбивать вас у той кошки, а он сбежал. Мы всё неправильно поняли, завязалась драка, потом она вас спасла. Из-за моей ошибки, ты, Лёша, чуть не погиб, прости, пожалуйста.

— Да по хуй, — выдал я. — Так а что с Максимом, где он, вернулся?

— Нет, — холодно ответила Мария. — Он сбежал, а мы и не пытались его искать.

Берег, белый песочек, пальмы, много красивых девушек и море. Разве не это ли мечта для каждого мужчины, разве не это идеальное место, рай для отшельника, забывшего человеческую любовь? Честно говоря, видя, как девушки таскают стопки листьев, возводя себе жильё, как охотятся на прибрежную живность, вгоняя копья в воду, сердце моё радовалось. И только напоминание приставленных ко мне кошек о том, что «если я умру, они все тоже будут убиты», слегка обременяло.

С холма, на котором находился мой просторный вигвам, открывался прекрасный вид на бухту, а с ней и на всё поселение, в котором находились «заложницы». Их не использовали как рабов, не били, не погоняли, ничего из этого не было. Наших женщин просто направляли, говорили, что нужно делать, а когда те возмущались, просто пожимали плечами. Никто из аборигенов не собирался им помогать, хотите чего-то, делайте это сами. Для большинства такой подход стал шоком, однако все работали, что-то делали, и труд их приносил плоды.

— Ты куда собрался? — остановила меня у выхода копьём и словом стражница.

— Дай пройти, я должен им помочь.

— Чем, брёвна таскать собрался? — смеясь, оскалилась кошка.

— Брёвна, брёвна, — говорю я, пытаясь пройти, но натыкаюсь на копьё, его не убрали.

— Дурак, что ли? Зачем надрываться, это ж не мужское дело. Сиди… — рукой толкнула меня в сторону лежанки кошка.

— Кто сказал, что не мужское дело⁈ — возразил я.

Стражница рассмеялась:

— Не, ну точно больной. Природа, именно природа сказала, что физический труд не мужское дело. Отошёл и ляг!

— А ты заставь. — С трудом устояв от тычка, гыркнул я.

— Не нарывайся. — Прорычала кошка.

Щекотливую ситуацию, в которой я был готов использовать весь свой матерный багаж, разрешила Ахерон, кошка с большой грудью и очень проработанным мозгом. Она больше других заботилась обо мне, наших женщинах и вообще выглядела скорее как наш союзник, нежели враг. Ахерон забрала меня из-под гнёта тирании стражницы, привела в наш лагерь, а после напомнила: «Сбежишь — их всех убьют». Будто такое забудешь. Я кивнул и, на радость нашим дамам, стал помогать с обустройством жилья. Кошки благородно помогли собрать нам все обломки самолета. С ними принесли чемоданы, вещи, они были столь щедры, что перенесли все наши пожитки без остатка, не оставив и воспоминания о нас на прошлом пляже. Они были заинтересованы в нас, а я — в их знаниях, в том числе и в медицине, при помощи которой меня вернули с того света.