Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 23

— Помоги, — сказал я Орлову и сам начал разгребать.

Возле рюкзака валялась толстая записная книжка. Потёртая, крашеная под кожу, на пружине. Блокнот в модной обложке. Явно импортный.

Я развернул фонарь, подсел, раскрыл. Пошли записи. Мелкий, частый почерк — без полей, как у человека, который привык работать в полевых условиях. Несколько страниц — схемы, цифры, химические формулы.

— Геохимия, — произнёс я, почесывая затылок. — Он по аномалиям работал. Я в этих формулах не копенгаген. Вот что всё это значит, скажи? У вас там есть в области выход на химиков — или кто такое умеет читать?

— Я — немного, — ответил Орлов.

— Чего? — мои брови встали домиком, ведь совсем недавно, он утверждал, что не разбирается ученых и их степенях.

— Тут не формулы, тут расчёты концентраций, — хмурился новоявленный напарник. — Кремний, бор, фтор… Тут он фиксировал, что в воде превышены показатели по отдельным химическим элементам. Вот, смотри — «Si — 6.1 мг/л, Fe — нестабильно, выбросы неравномерные, фон колеблется». А здесь — «РН провален в сторону кислотности. Органика? Нет, не может быть».

— Я все равно нихрена не понял… А ты откуда в химии разбираешься? А? Вас этому учат в школе КГБ? Хе.

— Не все комитетчики одинаковые, — улыбнулся Орлов с хитринкой в глазах. — Я ведь по образованию… а впрочем, неважно. Давай, листай, что там дальше…

Мы перелистнули ещё пару страниц. Все исписаны, по полям — каракули, стрелки, вопросы.

— Он что-то нашёл, — сказал я, ощущая, как внутри снова поднимается то чувство, которое накатывает на сыщика, когда он в шаге от ответа.

И тут — последняя страница.

Посреди листа — жирные, давленные строчки:

«Кажется, я разгадал тайну Чёрного озера»

Ниже:

«Все подробности — в моём диктофоне»

Мы с Орловым переглянулись.

— Видел здесь где-нибудь диктофон? — спросил он.

— Нет, — покачал я головой. — Ни в спальнике, ни в рюкзаке. Может, выпал?

— Или забрали. Те, кто его пугал… или кто за ним пришёл.

— Твою маковку, Гордеич, ищи диктофон, чую, в нем вся разгадка… Это шутка такая маленькая с динамиком, как радиоприемник, только маленький и с кассетой.

— Думаешь, я не знаю, что такое диктофон? — проворчал Борислав.

— Ну а вдруг? — пожал я плечами. — Позарез нужна кассета учёного. Эх… куда же она завалилась?

Я поднялся и выбрался наружу. Осветил пространство вокруг палатки. Земля кое-где примята, явно ногами, но четких следов не отпечаталось. Сломанная ветка, пустая консервная банка, обрывок обожженной газеты. Но диктофона нигде не было.

— Придётся искать, — сказал Орлов. — Эта запись может быть ключом ко всему.

— И к тому, почему он сбежал, — добавил я. — Или куда его утащили. И теперь геохимика придется добавить в наш список потеряшек. Не люблю, когда список жертв растет, а ты не можешь ничего с этим поделать. Обычно так маньяки работают. Ну, серийники которые…

— Думаешь я не знаю, кто такие маньяки? — снова фыркнул Орлов.

— Слушай… вы же только… ну, чем там занимаетесь? Безопасность государства и всё такое, контрразведка, борьба со шпионами и скрытыми врагами, пресечение идеологических диверсий. Маньяки — никак не ваш профиль.

— Это так… — задумчиво жевал губу Орлов, — но по факту — мы занимаемся всем, что власть считает угрозой.

— Ага, ясно… сегодня — инакомыслие, завтра — религиозные кружки, послезавтра — твой сосед, что слушает «Голос Америки» по ночам. Мы везде, где начинается шорох. Где система чувствует, что почва под ней двинулась. Работа тихая, без оркестра. Досье, прослушки, вербовки, подковёрные игры. Иногда — в открытую. Но чаще — в тени. Нам не нужно, чтобы нас любили. Достаточно, чтобы боялись. Так?

— Не ёрничай, Андрей Григорьевич, у каждой службы свои недостатки. Можно подумать, МВД — без греха… Ангелочки с крылышками…

— Ладно, забудь… Я пошутил. Обстановку разрядил, так сказать. Нам теперь с тобой в одной связке все это дерьмо разгребать. Так что давай уже привыкать — на шутки друг друга не обижаться.

Ветер слегка тронул деревья. Где-то вдалеке хлопнула сухая ветка. Мы оба насторожились. Я сунул блокнот во внутренний карман и проверил пистолет. Теперь мы искали не только Мельникова. Мы искали его открытие, его правду. И кто-то точно не хотел, чтобы мы её нашли.

А дальше всё произошло внезапно. Тишину ночного леса прорезал глухой шум голосов, за которым последовал тяжёлый рёв — характерный, с вибрацией, как у мотоциклетного двигателя.

— Мы не одни, — тихо произнёс Орлов, наклоняясь ко мне.

— Посмотрим, — кивнул я.

Ещё раз поправил кобуру, оставив клапан расстегнутым. Мы двинулись в сторону звука. По мере приближения шум становился всё отчётливее — разноголосый смех, отдельные короткие реплики, глухие разговоры. Явно не двое. Человек пять-шесть, не меньше. А может, и больше… А не такое уж и безлюдное сегодня это чёртово озеро.

Метров через двести, пробравшись через колючий и неприветливый ельник, мы вышли на поляну — и на мгновение остановились. Деревья расступились и перед взором открылась интересная картина.

Вдоль опушки стояли мотоциклы. Навскидку, восемь-десять штук, не меньше. И среди них — как перекрашенные и потасканные, так и ухоженные, блестящие. «ИЖ-Планета», «Урал» с коляской, пара чехословацких «Яв» — редкость в наших краях, явно доставались не через магазин. Один «Днепр» был заметно переделан — низкое самодельное сиденье, на баке — грубо нарисованный череп с костями, на руле — обмотка из кожаного ремня.

Компашка под стать. Несколько рокеров, как их сейчас называли, находились на поляне, выделяясь одеждой совершенно необычной для советской повседневности. Косухи — частью заводские, частью переделанные из кожанок. У кого — джинсы, у кого — брезентовые штаны, у некоторых — старые, но хорошо сохранившиеся армейские галифе. На головах — банданы, вязаные шапки, какие-то непонятные фуражки без кокард.

Лица — тертые и обветренные, с полукриминальным прищуром и насмешливым выражением, отрицающим порядки и правила. На вид — не мальчики, вполне себе мужики, кому за тридцать, кому за сорок. Не подростки — уже с жизнью знакомы.

У костра шкварчал кусок сала, фляга по кругу шла неспешно. Слышалась глухая музыка из переносного радиоприёмника.

— Это что еще за собрание? Кто они? — шепнул я.

— Местные рокеры, — так же тихо проговорил Орлов. — в наших рапортах и справках фигурируют, как «Неформальное объединение мотолюбителей». Ничего такого за ними не наблюдается, мы проверяли, когда рейд по линиии пресечения антисоветской пропаганды был.

Однако же мотоциклисты не так просты. Я сразу заметил, что на краю поляны сидит парнишка, весь съежился. А проходящий мимо рокер ткнул его сапогом, после чего все заржали. Они явно издевались над парнем. Твою дивизию! У них что, тут пленник? Его не били — пока. Но тыкали ботинками, подтрунивали, пинали по спине. Один из них плеснул ему на лицо из армейской фляжки, и это вызвало новый всплеск гогота.

Я сделал шаг вперёд. Орлов остался полшага позади, но держался напряжённо, я слышал его пыхтение.

— Слышь, Клык, глянь, — донеслось с поляны. — Гости…

Головы повернулись в нашу сторону. Один встал сразу — высокий, с патлами до плеч, в кожанке с изрезанным рукавом и в джинсах. На поясе — самодельные ножны с широким ножом. Похож и на пирата и на байкера одновременно.

— Это кто? — кивнул я на пленника.

Кто-то застыл с флягой у губ. Кто-то с раскрытым ртом. На секунду повисла тишина. А потом — неровный смех.

А тот кто встал первым, приблизился. Высокий, жилистый, с тяжёлым взглядом, я его разглядел теперь детальнее. На нём была настоящая косуха с прорезанными клапанами и клёпками. Джинсы — «Wrangler», поношенные, но настоящие. На ногах — тяжелые ботинки на грубой рифленой подошве. На голове — чёрная бандана с черепами. Щёки поросли неровной щетиной, как бурьяном, губы растянулись в презрительной усмешке.