Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 21

Я проехал немного дальше, сколько позволяла тропка. Дальше только пешком — тропа стала узкая, звериная, кругом кусты, сырой мох. Лес сдвигался по бокам от меня, становясь все гуще. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за мокрую рубаху, а я шёл, не сбавляя хода. Впереди должно быть то, что я ищу.

Палатка обнаружилась внезапно — среди тёмных кустов, чуть в стороне от тропы. Свет фонаря выхватил брезент, кляксу кострища, пару крупных камней. Угли между ними были серыми и сухими — костёр не горел уже давно.

Осторожно подошёл ближе, крадучись, словно боялся спугнуть невидимого зверя. Сбоку палатка была разрезана. Острый, но кривой надрез, похоже, что сделанный изнутри. Я провёл пальцами по краю, наклонился, посветил внутрь.

Спальник скомкан, как будто из него выдернули человека. Один ботинок под днищем палатки, второй валялся метрах в двух, в траве. Вещи из рюкзака разбросаны как попало. Вся сцена напоминала не сборы, а бегство. На полу я заметил раскрытый блокнот. Подсвечивая лучом фонаря, я пробежался взглядом по строчкам, написанным неразборчивым почерком. Ладно, потом прочту, сейчас не до этого. Торопливо сунул блокнот в карман и продолжил осмотр.

Пройдя несколько шагов, я увидел, как что-то белеет на ветке кустарника. Это оказался клочок ткани с каплей засохшей, почерневшей крови.

Всё указывало на то, что человек вырывался. Лез наружу, а значит, что-то произошло. Что-то, из-за чего он забыл про ботинки, вещи и все остальное. Выходит, был сильно напуган. Кто же тебя так напугал, Мельников?

Я огляделся. Лес словно подался ещё ближе. Стволы деревьев казались толще, ветки — ниже. Как будто сама чаща стала плотнее. Где-то в стороне что-то хрустнуло — не громко, но ясно. Я повернулся на звук. Тень? Нет. Никого.

Звук не повторился.

Я остался стоять, глядя на разрезанную палатку. Внутри пусто. Снаружи — пусто. А всё равно ощущение, будто кто-то смотрит. Поднял голову — небо заволокло. Ни одной звезды.

Наклонился, ещё раз посмотрел на следы. И подумал: если бы я приехал раньше… Может, всё было бы иначе. Но теперь — поздно.

Я стоял на берегу, прислушиваясь к лесу. Смотрел на озеро, ведь оно-то прекрасно видело, что случилось с учёным. И тут мое внимание привлекла водная гладь. Там, где минуту назад было хоть какое-то ощущение привычного мира — теперь что-то изменилось.

И тогда тучи начали расползаться. Небо, затянутое свинцом, вдруг будто дёрнули с двух концов. Между обрывками туч медленно, почти неохотно, появилась луна. Полная, жёлтая, но почему-то неровная, как гнилой зуб в пасти неба. Свет её был не серебряным, как в книжках, а тускло-грязным, словно еле тлеющий закопченный фонарь в тумане.

Она смотрела вниз — прямо на меня, на озеро, на этот лес.

Старухи в таких случаях бормочут про оборотней, мол, в такие ночи нечисть выходит из чащи. Я в это не верю. Не верил. Но то, что произошло в следующий миг — выбило из-под ног всё.

На моих глазах озеро начало темнеть.

Не так, как в сумерках. Не так, как при смене погоды. Вода, секунда за секундой, становилась гуще, чернее, как будто в неё вливали тушь. Я щурился, тёр глаза, но иллюзией это не было. Она чернела наяву — с характерной медленной неизбежностью, как будто кто-то тянул на дно громадную, невидимую занавесь.

Я сделал шаг назад, отходя от воды. Твою дивизию! Что происходит?..

Пальцы сами нащупали клапан кобуры. Отщёлкнули. Рукоятка Макарова легла в ладонь.

Чёрт! Озеро продолжало темнеть.

Тот самый эффект, о котором судачил весь город — и Марфа Петровна. Это действо и происходило, сейчас, здесь, у меня на глазах. Я смотрел, как завороженный.

И тогда сзади послышался шорох.

Я резко рванул, развернулся всем телом — пистолет наготове, палец на спуске, дыхание задержал. Но не успел.

Что-то вынырнуло из темноты сзади — не силуэт, не тень, а резкий скачок движения. Удар пришёлся точно, выверенно — мне в висок. Всё обрушилось в один миг: гул, боль, провал.

Последнее, что я видел, прежде чем рухнуть на мокрую землю, — это озеро. Оно было абсолютно чёрным.

Как дьявольский зрачок.

Как смерть.

Я упал на спину, ударившись плечом о торчащий корень. В голове зазвенело, но сознание не ушло, а в голове мелькнуло какое-то удивление:

«Не вырубился!»

Тут же, на автомате, я втянул голову в плечи, защищая лицо. Перекатился в сторону, но в ту же секунду на грудь навалилось что-то тяжёлое, мощное. Придавило к земле.

Темно, ни черта не видно. Только сиплое дыхание и чужие пальцы, стискивающие мое горло.

Душит, сука!

Противник рассчитывал, что я отключусь после первого удара. А теперь пытался добить, задушить. Искры в моих глазах ещё плясали, но адреналин быстро пришёл на выручку — мышцы собрались, дыхание прорезалось сквозь спазм. Перед глазами все плывет, но я уже готов к схватке и вцепился в ответ. Борьба, попытка скинуть тело с себя.

Я вслепую нащупал его правую руку и резко вывернул запястье. Должен был быть щелчок, хруст и крик боли — но нет. Противник успел податься за рукой, не дал взять сустав на излом. Сработал грамотно. Боец, не уличный.

Следом — короткий прямой удар мне в лицо. Я подставил плечо, и удар скользнул. Сам же вцепился в его одежду.

Пиджак?

Твою мать! Кто здесь носит пиджак по ночам? Неважно. Главное — не дать ему выйти на дистанцию удара, с которой он меня забьет сверху. Так что я прижал врага к себе, сблизил корпуса и борол.

Он был тяжелее, и позиция выгоднее — выше. Давил, дышал через нос, коротко, с рыком. Челюсти стиснуты. От него несло потом, лесом и… одеколоном? Почему запах мне знаком? Эти мысли пронеслись в голове со скоростью звука, время будто замедлилось. Мы барахтались на земле. Он пытался меня придушить или ударить, я же вязал его руки, бил в ответ. И даже пару раз знатно зарядил по скуле.

Выждал момент. И вот — сместил ногу, поворот, толчок, рывком повёл корпус вбок — и скинул его. Он глухо грохнулся о землю. В этот момент я стал лихорадочно шарить по земле, там, куда упал пистолет.

Пальцы скользили по колючему дёрну, но через секунду нащупали сталь, и вот я уже почти встал, но ухватить рукоятку не не успел — он лягнул, врезал мне в живот. Я отлетел, ударился о дерево. Воздух вышибло из лёгких. Пока я пытался вдохнуть, он уже поднялся.

Свет луны, перечеркнутый навесом веток, давал слабое пятно, вычерчивал разве что силуэт врага. Крепкий гад, широк в плечах. Я увидел, как противник нагнулся, поднял что-то с земли. Камень? Удерживал он его двумя руками. Тяжёлый.

Замахнулся.

— Брось, сука! Стрелять буду! — рявкнул я, выставив вперёд руку, будто держал оружие, но на самом деле направил лишь палец, надеясь, что он не умеет видеть в темноте.

Человек замер. Стоял пару секунд. Потом камень с глухим стуком выпал из его рук.

— Петров?.. — выдохнул он. Голос хриплый, будто после десятикилометровой пробежки, знакомый. — Это ты?..

Я молчал. Дышал тяжело, выравнивал пульс.

— Кто ты такой, твою мать? — выдохнул я, наконец.

Тот шагнул ближе. Вышел из-под тени огромного дерева. Небесный ночной свет скользнул по его лицу — усталому, искажённому удивлением. Лоб в грязи, под глазом свежий синяк. Успел я его потрепать знатно.

— Не бей… — проговорил тот. — Не узнал. Я… я свой…

Пользуясь его замешательством, я быстро подхватил с земли пистолет, навёл точно в грудь уже по-настоящему.

— Стоять. Какой-такой свой? — спокойно, но жёстко осадил его я. — Руки вверх. Дернешься — стреляю.

— Андрей Григорьевич, погоди… — голос был знакомый, но я не мог понять, чей. — Майор госбезопасности Орлов я.

— Борислав Гордеевич? — и тут уже я удивился, но не убрал оружия. — Какого чёрта ты на меня налетел? Ещё чуть-чуть — и всё, прибил бы я тебя в темноте. И правильно бы сделал.

Не ожидал я такого от конторских.

— Не поверишь, Андрей Григорьевич. Ошибся… — вздохнул он. — Темно, на нервах… Не признал тебя.