Соблазненные луной - Гамильтон Лорел Кей - Страница 12
- Предыдущая
- 12/91
- Следующая
Он говорил о проституции, неслыханной вещи среди фей-ри, по крайней мере в самой волшебной стране. За ее границами... Ну, изгнанникам приходится добывать средства к жизни, и кое-кто добывал их и так. Но даже в таких случаях это скорее был способ получать деньги за собственное удовольствие. Мы весьма темпераментны, как правило, и для многих из нас секс – всегда секс. Это просто факт, никаких моральных оценок. Но у гоблинов даже слова для проституции не было. Более чуждую для их общества концепцию трудно выдумать.
– Но у гоблинов все сплошь и рядом занимаются сексом! Разве гоблины не считают, что большой разницы между партнерами нет?
Кураг пожал плечами.
– Все гоблины – ненасытные любовники, Мерри. Но у нас есть пристрастие к нежному мясцу, и оно довело кое-кого до положения шлюх. Тех, кто не может защититься сам и не может предложить ничего другого. Кто не владеет ремеслом, не умеет торговать, ничего не умеет. Они умеют только одно, вот мы и позволяем им продавать это свое умение за то, в чем они нуждаются.
Курага все это, очевидно, не очень радовало. Это будто оскорбляло его, опровергало его представления о том, как должен быть устроен мир.
– Мы бы таких слабаков поубивали, наверное, но раз уж они нашли себе местечко под крылом у тех, кто может их защитить, нам приходится их терпеть.
– Вряд ли среди вас таких много, – предположила я.
– Не много. Но почти у всех есть в жилах кровь сидхе. – Кураг взглянул в сторону от зеркала. – Хотя не все полусидхе – слабаки.
Он махнул рукой, и в поле зрения ступили двое мужчин. С первого взгляда я приняла бы их за сидхе, благих сидхе. Оба были стройные и высокие, с длинными светлыми волосами и красивые как раз той красотой, что присуща сидхе: с роскошными полногубыми ртами и линиями скул, напомнившими мне Холода. Кожа у них была того нежно-золотистого цвета, о котором при Благом Дворе говорят "поцелованный солнцем". Такой цвет – редкость среди благих, а при нашем дворе не встречается вовсе. Но взглянув еще раз, я отметила глаза – слишком большие для их лиц, продолговатые, как у Китто, и лишенные белков. Темный кружок зрачка терялся в зеленом море у одного и в алом – у второго. Зеленый цвет вызывал в памяти летнюю траву, а красный – ягоды остролиста глубокой зимой. Они оба были еще и массивней, чем сидхе, словно упражнялись в поднятии тяжестей, а может, это гены гоблинов позволили им нарастить побольше мускулов.
– Это – Падуб, а это – Ясень. Двойня, которую какая-то женщина из благих подкинула к нашим дверям в последнюю большую войну. Этих двоих у нас боятся.
Такое представление из уст царя было высшей оценкой доблести гоблинов – и в чем-то, похоже, предупреждением для нас.
Красноглазый угрюмо уставился на нас. Зеленоглазый казался много нейтральней: он как будто никак не мог решить, ненавидеть нас или нет. Его брат выбор давно сделал.
– Привет вам, Падуб и Ясень, первые из воинов Курага, – сказала я.
Ответил только зеленоглазый:
– Привет тебе, Мередит, принцесса сидхе, обладательница руки плоти. Я – Ясень. – Голос у него был спокойным и приятным. Он коротко поклонился мне.
Брат повернулся к нему: казалось, он готов его ударить.
– Не кланяйся ей! Она для нас – никто. Не королева и не принцесса, никто!
Кураг вылетел из кресла и набросился на Падуба едва ли не прежде, чем тот успел среагировать. Падуб потянулся за поясным ножом, но промедлил. Если б он достал нож, Кураг мог счесть это смертельным оскорблением, и драка кончилась бы смертью. Стоило ему достать нож, и все зависело бы от царя. Я видела миг колебания на лице Падуба, а потом мелькнул кулак Курага, и младший гоблин оказался на полу у кресла. Кровь заблестела на золотистой коже, будто причудливое украшение из алых камней. Кровь почти того же цвета, что его глаза.
– Я здесь царь, Падуб, и пока ты не дорастешь до того, чтобы доказать обратное, мое слово для тебя – закон!
Падуб рукавом стер кровь с подбородка и сказал, не поднимаясь с пола:
– Мы не шлюхи. Мы ничего не сделали такого, чтобы ты мог послать нас в ее постель, в чью угодно постель. Мы не торгуем телом за защиту. – Он закашлялся и сплюнул кровью на пол. Гоблины такую трату телесных жидкостей воспринимали как оскорбление. Кровь следовало проглотить. – Мы доказали, что мы – гоблины, а не сидхе, а ты продаешь нас этой бледной немочи! Мы такого не заслужили!
Кураг медленно шагнул вперед, словно каждый его мускул сопротивлялся этому движению. Он жаждал порвать Падуба на клочки, это было написано у него на лице. Мы видели, как он пытается обуздать свой гнев.
Ясень сделал какое-то движение. Я не успела уловить какое, но оно привлекло мое внимание. Ножа он не тронул, но что-то все же сделал.
Дойл вмешался в сцену:
– Кураг, все это будет непросто даже с добровольцами. А уж так...
Кураг повернулся к нам.
– Они слишком молоды, Дойл. Они не помнят, какими мы были. Если бы Падуб понял, чем мы были и чем можем стать снова, он бы к вам помчался со всех ног.
– Большая часть ваших полукровок родилась в последнюю войну?
Кураг кивнул:
– Те, что были старше, в основном мертвы. Полукровки-сидхе долго у нас не заживались, пока мы не стали делать их шлюхами.
– Мы никогда не были шлюхами! – воскликнул Падуб.
Ясень за плечом Курага едва ли не улыбался, но руку держал за спиной. Крида спряталась за троном, и я заметила блеск клинка в ее многочисленных руках – но не в тех, что были со стороны Ясеня. Вытащил ли он нож? Что бы он ни сделал, Криде это не нравилось. Мне – тоже, если честно.
– Довольно, Кураг, – сказала я. – Я никому не собираюсь навязываться. Если Падуб не хочет стать сидхе, так тому и быть.
– Ноя хочу стать сидхе, – произнес Ясень непринужденно, голос вполне подходил к легкой улыбке, которая, впрочем, никак не затрагивала глаз. Этот Ясень был прирожденным политиком. Улыбка стала шире, но при этом погрустнела. – Мы с братом никогда прежде не расходились во мнениях. Но я сидхе стану, и Падуб тоже.
Крида подобралась к нему почти настолько, чтобы увидеть, что он прятал за спиной. Ясень переместил руку вперед. Я видела, как застыла Крида. Я чувствовала, как напряглись Дойл и Рис рядом со мной. Рука Ясеня оказалась пуста, но я поспорила бы на что угодно, что миг назад в ней что-то было.
Слегка неверным голосом я выговорила:
– Так приди и стань сидхе, Ясень. Зачем тащить за собой брата, если он не хочет?
– Потому что я хочу, – ответил Ясень, и приятное выражение лица вдруг сменилось высокомерием, которое можно увидеть только у сидхе. О да, Ясень был одним из нас. Он жил среди гоблинов, но он был наш.
Падуб поднялся на ноги, встав так, чтобы между ним и Курагом оставалось большое деревянное кресло. К нам он стоял спиной, и лица его я не видела, зато слышала голос, пропитанный чем-то похожим на страх, а может, каким-то другим сильным чувством, которому я не могла подобрать названия.
– Брат, не поступай с нами так. Нам не нужны сияющие. Мы – гоблины, и лучше ничего не придумать.
Ясень покачал головой:
– Мы вместе прошли через все, Падуб, и дальше тоже пойдем вместе. Я слышал рассказы наших сказителей. Я понял, какими мы были прежде, и мы с тобой вернем гоблинам славу прежних дней. – Он пошел к брату, пройдя мимо Криды, будто ее и не было. Крида рассерженно зашипела на Ясеня, ее клинок блеснул серебром, но она убрала его в ножны, тут же затерявшиеся где-то в пучках ее рук.
Ясень подошел к Падубу и положил руку ему на плечо.
– Я всегда буду держать твою сторону, даже в твоем гневе на царя, но не обрекай нас на гибель, когда мы стоим на пороге такой славы, какую гоблины не видали больше двух тысяч лет.
Из этой речи следовало, что он не позволит Курагу убить Падуба; что царю, если он решит покончить с Падубом, следует ждать удара с двух сторон.
Падуб резко ткнул рукой в нашу сторону, взгляд его буквально сочился ненавистью.
– Они бросили нас подыхать. Как ты сможешь делить с ними постель?
- Предыдущая
- 12/91
- Следующая
