Elden Ring: Своя концовка (СИ) - "Лемор" - Страница 49

Посох чародея. Нечто ранее мерзкое, еретическое… таковым быть не перестало, но теперь ощущалось намного более родным и приятным. Таким же мерзким, таким же еретическим. Только в самом хорошем смысле для Кости и в самом ужасном для всех остальных еретиков.

Мужчина так и не смог проникнуться одеждой чародеев: она мешала. Но посох, орудие самых ужасных еретиков, легло в руку Константина как родное. Нечто давно забытое, оно, пусть сначала с некоторым отторжением, всё равно нежно ластилось к мужчине.

Снящееся многим соулслайкерам в кошмарах «дзынь» изменило свою сторону навсегда.

Константин не мог обойтись без челленджей. Иначе, с использованием магии, зачистка могла пройти слишком скучно. Поэтому он, страшнейший из еретиков, хардкорщик, вкусивший казуальство во все перекаты, решил побеждать чародеев их же заклинаниями. Честно говоря, это даже нельзя было назвать настоящим челленджем, но…

Скажем так, мужчина всё ещё входил во вкус.

Селлена и Ренни хотели увидеть от Погасшего исполнение заклинаний их Академии. Своего рода академический интерес, который ведьмы хотели удовлетворить.

Что же, в конце концов, они пожалели об этом.

Когда Константин видел, как в него летели светящиеся дуги, он перекатывался от них и посылал дуги в ответ.

Когда он видел летящие в него блестящие камни, он посылал такие же в ответ.

Когда он видел, как в него летели маленькие кометы, он лишь вспоминал, как выглядит настоящая казуальная «комета», и отправлял сгустки энергии в ответ, всё больше разрушая несчастную Академию в труху.

Это было настоящим унижением для чародеев. Какой-то полуголый псих, бегавший по крышам их Академии, владел их же чарами лучше, чем они. Чародеев всё больше охватывало отчаяние: они не могли поймать безумца, все их заклинания летели словно сквозь него, по Академии то и дело начали разноситься наполненные ужасом: «Я же попал! Попал!..»

И чем больше Костя посещал чародеев, тем громче и чаще несчастные казуалы кричали это.

Междуземью ещё лишь предстояло познакомиться с великим и ужасным кадром неуязвимости.

Было совсем неудивительно, что в какой-то момент чародеи Академии Райи Лукарии решили поставить на кон всё и, чего бы им это не стоило, добраться до полуголого кошмара.

Либо окончательно признать его казуальное превосходство, склонить головы и затем, хотят они того или нет, восславить Солнце.

— Они выпустили алого волка Радагона и карианского рыцаря Луногрума на волю, — задумчиво пробормотала Мелина.

— Карианский рыцарь не должен стать проблемой, — негромко заметила Ренни. — Прошу, не лишай его жизни, Константин. Он всё ещё верен матери. Заставь его склонить голову.

Продемонстрированное Константином страшное мастерство в магии блестящих камней неуловимо улучшило отношение к нему. Как со стороны Ренни, так и Селлены. Последняя была особенно заинтересована: в конце концов, она, пусть и была безумно талантливой чародейкой, всё ещё оставалась «простой смертной» и с большей охотой была готова без всяких «если» склонить голову перед мастерством безумного воина и, как оказалось, полноценного чародея.

Она бы с радостью получила от него несколько уроков, как ученица. Селлена была жадной до знаний, уважая тех, кто ими обладал. Как уважала и тех, кто обладал силой.

Мужчина пожал плечами, не имея ничего против слов полубогини.

Ренни было плевать на тех, кто предал её мать. В некотором роде, она даже испытывала удовольствие от того ужаса, в который их погрузил верный безумец. Мстительность и злопамятность была неотъемлемой частью Междуземья, все не обладающие ими редко оставались долго при разуме и уж тем более в положении победителей.

Девушка видела, чем слепая вера и любовь её матери обернулась для их семьи. Она не могла себе позволить так легко привязываться к кому-то и уж тем более так легко прощать.

Хотя, конечно, небесная роса всему голова[76].

Селлена и Мелина странно покосились на Ренни: в последние дни она стала немного пассивнее, её голос стал немного тише и будто бы сонливее.

— Госпожа простыла? — ласково поинтересовалась иллюзия изгнанной из Академии чародейки.

То, что духовное существо, управляющее неживой куклой, не могло простыть, делало вопрос Селлены особенно издевательским.

Пусть она, за неимением вариантов, склонила голову перед дочерью ректора и королевы Академии, было очевидно, что по-настоящему верной Селлена не собиралась становиться. Это было просто не в характере ведьмы.

Конечно, Ренни издёвку оценила. Духовный облик ведьмы уже хотел было надуться и покарать наглую чародейку, но…

— Жизнь в облике куклы не лишена тягостей[77].

Слова Константина заставили Ренни на миг растеряться. Она удивлённо уставилась на невозмутимого мужчину, после чего сдержанно кивнула.

Почему-то она не чувствовала себя более уязвимо от осознания того, что её новому слуге было известно про её слабость. Не критическую, но достаточно важную и отягощающую существование.

— Скоро я погружусь в дрёму. Пройдёт время, прежде чем я снова проснусь.

Мелина прищурилась, в единственном открытом глазе девушки вспыхнул воинственный дух. Либо это была сокрытая в ней лучина, тут как посмотреть.

— Я обо всём позабочусь.

Лунная полубогиня и фальшивая служанка Пальцев переглянулись, после чего одновременно коротко кивнули. В этом страшном мире, в котором их Погасшего всё больше и больше окружали подозрительные женщины, они могли доверять лишь друг другу.

Все их конфликты не имели смысла, пока их Погасшего оперативно отправляли в объятья какие-то подозрительные женщины. Одна из них, кстати говоря, сидела в иллюзорной форме прямо рядом с ними и очень подозрительно косилась на Константина!..

Мелина не могла поверить, что Ренни позволила себе допустить столь страшную ошибку и привлечь к их общему делу эту чародейку!

Прокачавший восприятие Костя каким-то образом затылком умудрялся улавливать странность окружающей атмосферы, но просто игнорировал её.

Он считал, что над социальной составляющей можно было глубже подумать и ближе к эндгейму. Дел ещё хватало. В частности, проблем у вайфу.

Нет ничего ужаснее трагической концовки с послевкусием горя и опустошения. Ну и непонимания того, какого хрена вообще произошло. С другой стороны, последнее было неотъемлемой частью геймплея.

Уходил и возвращался в Академию раз за разом мужчина по вполне прозаичной причине: у него заканчивалась казуальная энергия. И восстанавливалась она заметно дольше, чем его физическое тело, и даже Место благодати не могло её восстановить моментально. В случае тела мужчине было достаточно лишь следить за показателем выносливости, тогда как магия просто заканчивалась и должно было пройти какое-то время, пока она не восстановится.

В благородство, зачищая локацию, мужчина никогда не собирался играть.

Новое посещение Академии Константина встретило не только готической мрачной архитектурой, частично разрушенной полуголым безумцем с расходниками в виде бомб и оружием аннигиляции всего и вся в виде магии, но и тишиной. Гнетущей тишиной.

До этого наполненная злыми «дзынь» Академия опустела.

— Сомневаюсь, что они стали бы куда-то далеко уходить. За нами наблюдают.

На замечание маленькой Селлены Константин не обратил внимания, погрузившись в мысли.

Атмосфера пустоты в Академии для Кости стала удивительно угнетающей. Она словно напоминала ему эндгейм, когда он, добравшись до стандартной концовки, в одиночку сидел на троне короля, осознавая, что после него не осталось почти никого и ничего. Он словно вновь прошёлся по уничтоженной столице, вновь дошёл до конца…

А затем вновь. И вновь. И вновь. Эндгейм. Нечто прекрасное и вместе с тем абсолютно ужасное.