Я - борец! Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 34

Решение было принято! Слово «автостоп» зазвучало в моём мозгу как команда.

И, вернувшись на вокзал, я посмотрел на карту Воронежской области.

Так, надо было ехать на юг. Достав ручку, которую я прихватизировал у концертного директора ДК, я написал на левой руке название населённых пунктов, которые мне были по пути, и отправился в путь.

Но на голодный желудок же топать, и, купив в универмаге белый треугольник кефира с почему-то нарисованным на нём зелёным клевером (3,2 % жирности), я, выпив его, на последние деньги силами городского транспорта добрался до больницы номер 8, а уже оттуда, встав на улицу Комиссаржевской, пошёл в нужную мне сторону, поднимая руку каждый раз, когда моя спина освещалась фарами проезжающих в попутном направлении машин.

Полчаса ходьбы, и я услышал гул мотора тормозящей сзади машины. Обернувшись, я подошёл к синему «жигулёнку», наклонившись и приоткрыв пассажирскую дверь. На лобовом стекле виднелась карточка техосмотра с цифрой 1983.

— Доброго вечера! — поздоровался я. — До Колодезной не подкинете?

— Ты студент? — спросил у меня лысоватый мужчина средних лет в закатанной в рукава белой рубахе.

— Ага, студент, на билет не хватило чуть-чуть. — улыбнулся я.

— Ну садись, студент. Меня зовут Иван Васильевич. Только я до Боева еду, оттуда до Колодезной всё ближе будет.

— Я Саша. Спасибо. Вперёд — назад? — уточнил я, куда мне «падать».

— Сумку можно назад, сам вперёд. — распорядился Василич.

И я закинул сумку назад, а сам сел к нему на пассажирское, глянув, пристёгнут ли мой водитель, норовя сделать точно так же. И, увидев лямку через грудь, пристегнулся. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Как, собственно, и не спрашивают у Иванов Васильевичей, не хотят ли они поменять профессию. В каком там году вышел фильм Гайдая?..

— Что, студент, все деньги на мороженое для девочек спустил? — спросил меня весёлый, как бы назвали его в моей прошлой жизни дети, «скуф».

С такими главное — держать равновесие между безмятежным раздолбаем, над которым можно пошутить, и языкастым малым, который может и колкости парировать. Главное — случайно не перейти на личное, случайно жёстко пошутив в ответ, а то высадит.

— На электричку я не успел, а билет на автобус оказался дороже, чем я рассчитывал. — делая голос смущённым, ответил я.

— У… — протянул мой водитель, он явно хотел услышать более интересную историю, а не мою банальщину. — Что с рукой, где учишься?

— В Вороне, в приборостроительном техникуме. А руку, — я посмотрел на перебинтованную кисть, которая уже почти не беспокоила, я даже боролся в этом бандаже и ничего. — А руку поранил случайно.

Ну правда, не рассказывать же ему мои приключения в поезде.

— В приборостроительном техникуме приборы строишь? — широко улыбнулся Иван Васильевич.

— Не, в основном планы на будущее. — улыбнулся я.

— Инженеры стране нужны! Выучишься — приезжай в наш совхоз, у нас работы для всех хватит, и жену тебе найдём, и землю дадим построиться!

— А вы кем там работаете?

— Председателем сельсовета.

— Сложная работа? — спросил я, помня, что лучшее средство расположить к себе человека — это говорить о нём самом.

Помня автостопщиков из моей прошлой жизни — они развлекали подбирающих их дальнобоев песнями, юмором, историями, — я же совсем что-то сегодня не экстравертен. На лицо явная перетренированность и недостаток микроэлементов.

Мы летели по поздней, тёмной трассе, иногда встречая встречные огни фар, мимо притрассовых деревенек — близких и далёких, видимо, потому за автобус по ним берут почти рубль, типа экскурсия.

— Ну, уж не проще инженера, приходится много знать и уметь, например, чтобы что-то требовать с механизаторов и зоотехников, ты сам должен в этом всём хорошо разбираться. — рассказывал «скуф» Иван Васильевич про себя.

— А вы кто по образованию? — спросил я.

— Я агроном, в Боевский совхоз приехал, потом старшим агрономом стал, ну а потом… — он замолчал, куда-то всматриваясь, — выбрали…

И мои глаза ослепил свет встречных фар, а тормоза у «жиги» засвистели, правые колёса резко наехали на обочину.

Однако тот, кто вылетел к нам навстречу, такое ощущение, что и не думал сворачивать и в последний момент попытался уйти от столкновения с нами. Обгоняя какой-то седан, уходя в свою полосу, встречный «Уазик» притёрся задницей к попутной машине, и ту, резко развернув, выбросило в кювет.

— Черти, лихачат! — проговорил Иван Васильевич и, сбавив скорость, остановился, ткнув кнопку с красным треугольником, включив аварийные огни.

Мы вышли и быстро пошли к вылетевшей машине: в кювете, метрах за тридцать назад, лежало авто, оно собрало несколько стальных столбиков, благо не перевернулось.

Я перешёл на бег. Какова вероятность была встретить обгоняющий «жигули» «Уазик» да так, чтобы мы смогли оттормозиться, уйдя на гравийку, а виновника ДТП не заметили или просто не пустили в полосу, так что ему пришлось подрезать единственную машину на километры вокруг.

Кто или что стало виной сего — неизвестно. Дурость или ошибка пьяного водителя «Уазика», огоньки фар которого завернули куда-то направо, в темноту, метрах в двухстах от нас.

Я спрыгнул вниз, и мои кеды проскользили по гравию. Жёлтый «жигулёнок» смирно ждал моего прибытия, с работающим двигателем, с пробитым колесом и освещал несколько метров перед собой. А внутри, на спинке водительского сидения, лежало еле дышащее тело. Светлые взъерошенные волосы и всё в крови, особенно некогда светлое, почти бежевое платье.

Я приблизился, чтобы посмотреть на характер ран (там сзади пыхтел председатель сельсовета).

— Что там? — спросил меня председатель.

Из левой руки девушки хлестала кровь, сама она была без сознания.

И я плотно зажал рану своей здоровой рукой, создав давление на ранение.

— Аптечку, срочно! — крикнул я.

Сзади агакнули и поспешили обратно к авто.

Я выругался, флешбеки с чеченской кампании из прошлой жизни пронеслись перед моими глазами.

Резаная рана, скорее всего, об стекло; девушка без сознания, и нет возможности спросить, немеют ли у неё пальцы рук, ног, — проще говоря, нет ли перелома позвоночника. Подразумеваю хлыстовой удар о руль и, как следствие, разбитого дверного стекла — ранения об него. Однако извлекать её из машины тоже нельзя без иммобилизации — обездвиживания головы относительно грудной клетки. А чем иммобилизировать шею? Рука хлещет — только отпусти или ослабь давление, в миг «вытечет» — погибнет от потери крови.

Окей, сначала давящая повязка, потом попытка иммобилизации. — наконец решился я.

Пока Иван Васильевич не вернулся с аптечкой, я протянул свободную руку к ключу зажигания и заглушил мотор — мало ли что. Фары остались гореть за счёт аккумулятора. Отлично, пускай садится, главное, что светло.

— Держи! Что там, кровь? — спросил Иван Васильевич, побледнев.

— Немного, совсем. — выдохнул я, смотря на поданную мне аптечку, а глаза председателя смотрели на окровавленную руку девушки.

«Ну нет, тебе в обморок я упасть не дам, а то погибнет девка!»

И от бедра я хлопнул Васильевича по лицу ладонью.

— На кровь не смотри, на меня смотри! — повысил я резко тон. — Открой аптечку, достань мне жгут и разверни!

Председатель послушался и, раскрыв красный бокс из кожзаменителя, случайно высыпал содержимое себе под ноги. И растерянно осел на колени, намереваясь собирать всё это.

— Вон, фиолетовый резиновый, дай мне его! — прокричал я, и только тогда мужчина протянул мне жгут.

Намотав его выше раны, я закрепил жгут узлом.

— Время, сколько⁈

— 9:47, — проговорил мой помощник, посмотрев на часы на руке.

— Смотри, я пишу его у неё на лбу, — и я её же кровью накалякал мизинцем на челе у девушки цифры, — и жгут надо будет переложить через полчаса. Не переложим — получим шанс потерять руку. Вытаскивать её из машины нельзя, пусть медики этим занимаются, тут может быть перелом позвоночника.