Я - борец! Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 23

Наконец мы тронулись, и повторилась процедура с духотой и сквозняком — с закрыванием и открыванием люков и форточек. Я же занял стоячее место в самом конце салона, где расположился у продольной белой перилы, сложив руки на неё, а сумку — вперёд, под ноги.

Станция Колодезная была оживлена: тут толпились люди, и я вошёл внутрь, видя, конечно же, снова очередь — из трёх касс работала всего одна. «Что же, сделаешь с этим…» — смирился я с этими мыслями, встав в единую колонну людей за крепким мужчиной с двумя чемоданами. Но «сделал с этим» не я, а какая-то женщина в середине очереди, она обошла всех и, прорвавшись вперёд, втиснувшись в окошко перед худощавого вида мужчиной в костюме и очками, эмоционально набросилась на кассиршу.

— Что это такое⁈ Почему у вас на всю станцию одна касса работает⁈ — начала она с фактов. — Я буду жаловаться!

— А не надо на меня орать! Я, женщина, тут тоже не рассчитывала за троих работать! — парировала кассирша.

— А я не ору! — орала женщина. — Я вас спрашиваю: доколе это всё будет продолжаться⁈ Людей в духоте морочить⁈

— Я сейчас вообще закроюсь на перерыв, если будете так орать!

— Гражданочка, ну серьёзно! — взмолился мужик передо мной. — Что людей-то мучать⁈ Откройте хотя бы вторую кассу!

Его поддержало массовое бессознательное, и на фразе какой-то женщины: «Вы что, хотите, чтобы люди тут от духоты в обморок падали⁈» — я заметил, как сквозь жалюзи на полукруглом окне во второй кассе зажёгся свет.

— Чего разорались, как нелюди⁈ Подходите! На стекле русским языком написано: перерыв пятнадцать минут! — вступила в бой другая кассирша.

— Знаете что, мы полчаса уже так стоим! — запротестовала другая женщина.

— Ничего, не сахарные, не растаете! Ишь какие! — прикрикнула на людей та из первой кассы.

— На третьей кассе тоже написано, что перерыв пятнадцать минут, а она не открывается! — продолжали перепалку граждане.

По моему мнению, зря, касса-то открылась, зачем нагнетать?

— Потому что болеет человек! А мы тут вдвоём! — сообщила на повышенных тонах женщина из второй.

«Очереди — зло», — подумалось мне. Я, кстати, думал, что сейчас сразу же организуется вторая очередь, но она осталась одна, а граждане просто выходили из неё, вставая к окошку в освободившуюся кассу из двух.

Наоравшись вдоволь, люди как-то подуспокоились, и всё пошло быстрее. Что было причиной задержки второй кассирши, мне было неизвестно — халатность или банальное отлучение в туалет. И вот, простояв ещё двадцать минут, я уже стоял у второй кассы.

— Здравствуйте, мне бы в Воронеж попасть? — спросил я кассиршу.

— Здрасьте. Поезд в девятнадцать ноль-ноль, двадцать копеек за билет, багаж есть? — недовольно ответила мне она.

«Ну хоть здоровается», — подумал я.

— Дайте один, без багажа, — попросил я, отдавая свой последний рубль и паспорт, в ответ получая сдачу, сам билет и мимолётно просмотренный документ. «Это тебе не КПП в Вороне».

Билет представлял из себя голубенький листок с надписью «Проездной документ» и шрифтом кассовой машины выбитые слова: «Колодезная — Воронеж 1, Поезд 052, Вагон 03, место 015».

— Спасибо, — кивнул я и отошёл искать, где скоротать время. Судя по часам на стене, до семи вечера было ещё два с половиной часа.

В зале было действительно душно, и я вышел на платформу, вдоль которой располагались лавочки — совсем такие же, как в парке Ворона, окрашенные в зелёный цвет. Присев на свободную, я окинул взором всю платформу: у левого края стояли два сотрудника милиции, на них была тёмно-синяя форма, красные петлицы с гербом Союза и фуражки, тоже с гербами.

Ещё один плюс Саши Медведева — отличное зрение. Под кителями у сотрудников справа топорщилось. Очень неудобно, конечно: чтобы извлечь пистолет из кобуры, нужно полностью расстегнуть китель. Но с советским уровнем преступности, возможно, это и не понадобится — от слова «никогда».

А чем убить время до поезда? Конечно же, трансформатором! Я, достав его, принялся наматывать его прямо тут.

Упражняемость: чем больше мотаю, тем лучше становлюсь. Учитывая замечания Светы, теперь я мотал аккуратней и всё так же старался — виток к витку, виток к витку, изолируя между рядами лентой. Разматывал его и заматывал снова, пока знакомый голос не прервал меня.

— Привет, Саш, ты что так рано?

Я повернулся: рядом со мной стоял Фёдор Кузьмич.

Минус Саши Медведева — наблюдательность и, видимо, аккуратность.

— Доброго дня, Фёдор Кузьмич! Да я что-то приехал, как приехал. Вот сижу, трансформатор мотаю, чтоб навык развить, — сообщил я, убрав катушку и трансформатор в рюкзак, встав и поздоровавшись с тренером за руку.

— Как твоя голова? — спросил Роженцев, когда мы сели снова на скамейку. Он сам был налегке — синий спортивный костюм со значком «Д» и потёртым дипломатом.

— Хорошо, спасибо! — кивнул я.

— Память не вернулась?

— Частично, — соврал я.

Конечно же, не вернулась — я же другой человек.

— Ну, бывает. Я помню, в молодости боксёры рассказывали, что после боёв бывает, долго прийти в себя не могут люди. А ты в Тамбове прям выключился.

— Есть такое, — пожал я плечами, добавив, — Фёдор Кузьмич, а давайте в зал туалет и душ проведём?

— Это ж узаконивать надо, — протянул тренер.

— Как? — спросил я.

— Согласование с ЖЭК и СЭС, — дело долгое.

— Ну, а втихаря установить? — улыбнулся я.

— А втихаря, если, то баба Валя нас всех сдаст, и придут, и оштрафуют. На мою работу доложат, а я и так на фабрике, на одном честном слове держусь из-за отгулов и командировок. Благо… — на последнем слове он осёкся, видимо, не желая разглашать какую-то серую схему с его фабрики.

— Понятно, — вздохнул я. — А что за фабрика?

— КК, ты что, забыл? — и, видя, что я и правда не помню, расшифровал: — «Красное Крыло», птицефабрика Вороновская.

— Птицефабрика? — призадумался я. — Тренер, а там рабочие на полставки не нужны? Ну, там, грузчики?

— Всегда, Саш. А что ты интересуешься? У тебя же, вроде, и с деньгами всегда хорошо было, — спросил тренер.

— До нокаута о ковёр в Тамбове, видимо, было, — улыбнулся я. — А сейчас работа нужна, с быстрым заработком.

— Ты же можешь родителей попросить, как вы с Генкой всегда делали?

— Да устал я от старой жизни, хочу своими силами всего добиться, — как можно искреннее произнёс я.

— Похвально. Что, совсем деньги кончились?

— Не, не совсем. Просто работа нужна.

— Приедем обратно — ещё поговорим. Ты не раздумал чемпионом быть? — улыбнулся тренер.

— Нет, не раздумал, — твёрдо сказал я.

— А твои техники из будущего всё ещё с тобой?

— Это, тренер! Я тогда, наверное, очень уж сильно ударился, что такой эффект получил: мыслить стал грамотнее, а всё, что было раньше, забыл. Так что про будущее я, наверное, погорячился, походу привиделось. В понедельник к врачу покажусь.

— Вот это правильно, — похвалил меня тренер. — А после ударов о ковёр чего только не привидится.

Мы рассмеялись, но видно было, что тренер немного погрустнел: парень из будущего с супертехниками давал ему, как учителю-подвальному энтузиасту, неплохой шанс сделать чемпиона.

— Тренер… — позвал я его.

— М?

— Я буду чемпионом. Только для этого работа нужна, — повторил я свою мысль, чтобы та стала более доходчивой.

— Найдём, — хлопнул меня по плечу Кузьмич. — О, а вот и наши!

Ребята прибывали через единственную дверь на платформу и, завидев тренера, шли к нему. К прибытию поезда вся команда была уже в сборе.

А дальше была погрузка и короткая поездка в Воронеж, где нас встретил вокзал, несравнимый по своим масштабам со станцией Колодезной.

Войдя в здание через широкие ворота, в глаза бросались его высокие своды, а в нос ударил знакомый коктейль запахов: сигаретный дым, варёная колбаса из буфета и едва уловимый аромат дешёвого одеколона — и всё это смешивалось с запахом просмолённых новых шпал.

Ориентиром на выход были огромные часы с римскими цифрами. Ненавидимые мною очереди стояли повсюду: у билетных касс — плотная, нетерпеливая, с подозрительными взглядами на тех, кто пытался «проскользнуть»; у газетного киоска, где рядышком пожилые мужчины листали свежекупленные газеты; у телефонов-автоматов.