Восходитель. Том 4 (СИ + иллюстрации) - Жанпейсов Марат - Страница 10

Нужно бежать или обойти, но тут рядом появляется призрак мехалита, который неожиданно обращается прямо ко мне:

— Что ты делаешь на линии 49−6–11?

Почему-то заговоривший со мной кажется намного более реальным, чем другие. Он полностью является механичесим, с подключенными проводами к спине и затылку, которые с другого конца тянутся к щитку. Вероятно, таким образом мехалит управляет механизмами этого помещения.

На нем плащ и капюшон, хотя не кажется, что мехалитам нужна одежда, но они скорее всего продолжают её носить в память о биологической жизни.

— Какая линия? — я не ожидал, что меня начнут спрашивать об этом при встрече.

Здесь вообще не должно быть мехалитов из Кузнеграда, и встретить можно лишь Ядракрадов или Фракцию Глубин. Но такое ощущение, что мехалит передо мной не относится ни к одной из группировок.

— Сорок девять, шесть, одиннадцать, — медленно повторяет незнакомец, чтобы я точно услышал. — Ты из делегации Башни Испытаний?

— Эм, нет. Я восходитель Башни.

Желтый визор на металлической маске смотрит на меня очень внимательно, будто хочет дырку прожечь.

— Разве Кузнеград уже подключен к Башне? — продолжает мехалит.

— В смысле? Уже давно же подключен, — я удивляюсь еще больше, а также замечаю, что больше не слышу преследования большой механической руки, только тиканье близко расположенного часового механизма бьет по ушам.

— Я не понимаю тебя, делегат Башни. Я слышал по коммуникационной сети подземелья, что вы прибыли только вчера. Как так может оказаться, что наш мир уже подключен к Башне?

— Деталей я на самом деле не знаю, но как давно ты был в Кузнеграде?

— На поверхности? Много столетий я не видел неба. Поверхность ведь находится в зоне Тления.

— В какой зоне? — термин для меня не знаком.

— Это какая-то проверка? Тление — это постоянно расширяющаяся область, в которой эпигены превращают аркану в Пепел. Наш мир оказался затронут этим пожаром.

Впервые слышу что-то подобное, но при этом не кажется, что собеседник врет или просто безумен. Я беру паузу, чтобы еще раз оглянуться, пытаясь создать в голове рациональное объяснение. По какой-то причине я утратил связь со Слышащим, а после исчезла преследующая меня рука. Вокруг то появляются, то исчезают искаженные силуэты мехалитов, которые работают в цеху, не обращая ни на что внимание, а один из них выглядит самым материальным и разговаривает со мной.

«Получается, я все же угодил в зону действия Сбоя Ангренажа?» — я смотрю на пылающие часы, что висят под потолком цеха, но как будто мехалитам все равно на это.

Еще на обучающей миссии, которую проходил вместе с Эслинн, я узнал, что приближаться к таким часовым механизмам не стоит из-за того, что они создают временные аномалии. Можно попасть в зону замедленного течения или наоборот ускоренного относительно хода времени за пределами зоны. Но кто сказал, что есть только два исхода? Я как будто провалился в прошлое, общаясь с мехалитом, который еще не поднялся на поверхность для отстройки Кузнеграда после интеграции мира в Башню Испытаний.

Я не могу просто спросить, какой сейчас год, так как не знаю точной хронологии мира мехалитов и по какому правилу она соотносится с планетой Земля. Но при этом пытаюсь уточнить дополнительные детали.

— Да, всё верно. Когда зона Тления подошла очень близко к нашему миру, мы спустились в эти подземелья, которые приготовили для себя. Также прошли процесс преображения, заменив живые тела на механические, — говорит собеседник. — На поверхность еще никто не поднимался, так как там смертельно опасно живым и мертвым. Но это может измениться, если Коллегия Малеатор договорится с администраторами Башни Испытаний.

Получается, я попал в прошлое перед тем, как Кузнеград стал четвертым этажом Башни. Мой собеседник, проживая, так скажем, в прошлом, не скован никакими ограничениями Башни на предоставление информации, ведь в этом временном промежутке их нет. В первую очередь я имею в виду тот факт, что он свободно говорит о причине кризиса, который заставил человеческий мир уйти под землю в облике роботов. Когда я пытался узнать это раньше, то никогда не получал ответа на вопрос.

— А что такое Тление, Пепел и эпигены в целом и в частности?

— Я инженер транспортной сети, а не ученый или боец на передовой, — отвечает мехалит. — Думаю, единицы знают истину об этих вещах. Для остальных эпигены — это худшая раса во вселенной, которая занимается исключительно тем, что сжигает миры и космическое пространство, а если быть точнее, то аркану. Этот процесс зовется Тлением. Пепел — это продукт Тления, сгоревшая аркана, сгоревшая материя, ужасное пепелище. Я никогда в жизни не видел ни одной вещи из этих трех, и, надеюсь, никогда не увижу.

Пускай собеседник знает очень мало подробностей, я в любом случае получил кучу новой информации, причем, бесплатной и вне внимания администраторов, которые, я думаю, не могут следить за происходящим внутри аномалий Сбоя Ангренажа.

— Я хочу пройти к сокровищнице с товарами из дальних миров, — просто говорю причину своего прибытия. — Я действительно из делегации Башни Испытаний, прости, что наврал сначала.

Несмотря на то, что я сейчас буквально провалился в прошлое, мне все равно придется вернуться в настоящее время вместе с Раствором Замерзших Звезд. Очень надеюсь, что по возвращению «там» не пройдет пара сотен лет. И готов сейчас соврать о своей причастности к делегации.

— Я могу тебя сопроводить. Пойдем, — неожиданно приглашает мехалит, не став задавать лишних вопросов.

Вероятно, в его картине мира просто невозможно встретить здесь немехалита, значит, я точно из делегации важных гостей. Я стараюсь обойти парящие часы, вжимаясь в стену, что вызывает любопытство у проводника, которого зовут Акил. Но сам он никаких часов здесь не видит, о чем говорит в ответ на мой вопрос.

— Огромные парящие часы? Мы пользуемся часовыми механизмами, так как под землей очень важно следить за ходом течения времени. В первую очередь речь просто о том, чтобы сохранять рассудок. Когда веками сидишь под землей, где нет привычной смены дня и ночи, становится тягостно даже металлическим сердцам. Но в этот цех часы не устанавливали, в этом просто нет в первую очередь производственной необходимости, — рассказывает Акил, отключив себя от проводов панели и ведя за собой.

Я не могу с ним согласиться, слыша громкое тиканье часов, но, вероятно, мехалит внутри временной аномалии не может их ощущать. Не удивлюсь, если он является частью аномалии, частью декораций прошлого, и просто не может осознать что-то еще. Вскоре цех остается позади, и мы продолжаем путь по подземелью, в котором кипит жизнь. Вокруг нас будто существует зона, пробуждающая к жизни мехалитов, ленты конвейеров и подъемники, но стоит только отойти, как снова появляется пустота и темнота.

— Как ты смотришь на то, чтобы стать частью Башни Испытаний? — спрашиваю Акила во время подъема по большой лестнице.

— Не знаю, — пожимает плечами инженер. — Думать — это обязанность Коллегии Малеатор.

— Но у тебя же все же должно быть свое мнение?

Акил идет молча, и плащ колеблется вслед шагам. Скорее всего Коллегия Малеатор уже стала в подземелье силой, которой позволено о чем-то думать и мечтать, но проводник неожиданно отвечает:

— Если так подумать, это может дать нам второй шанс. Башня Испытаний уже не одному миру, подвергнувшемуся нападению эпигенов, дала такой выбор. Ходят слухи, что какие-то миры вновь смогли расцвести, но мне это кажется ловушкой.

— В чем по твоему заключается ловушка? Ты можешь говорить открыто, я не буду тебя осуждать.

— Нельзя находиться в Башне Испытаний, не имея определенной роли. Есть администраторы, которые организовывают испытания и следят за исполнением важных законов. Есть представители миров, ставших одним из этажей Башни. Они служат администраторам, и у всех разные условия договора. Есть восходители, что поднимаются по этажам, чтобы стать великими. Есть и более узкоспециализированные роли, вроде богов, великих душ и так далее. Но роль — это ярлык, бирка на изготовленной запчасти. У нее есть своя судьба, начавшаяся еще с момента изготовления чертежа. Мы все больше начинаем походить на штампованные детали: мы не решаем свою судьбу, не решаем, чем хотим заниматься, не видим сны. Я не могу остановить интеграцию в Башню Испытаний, но хотел бы не иметь никакой роли. Хотел бы получить свободу.