Дарханы. Академия Четырех богов (СИ) - Александрова Евгения - Страница 52

Он улыбнулся. О, оказалось, я скучала именно по его улыбке. Она была тёплой, хоть и дерзкой иногда. Может быть, во всем виноваты глаза — они смотрели не так, как у Ильхаса. Он казался взрослее не на пять лет, а на все десять. Смотрел так проницательно, прямо, завораживающе. Без вызова, но с пытливым интересом и тем светом, сияние которого чувствовалось на уровне сердца. Тёплый блеск стали… Опасный именно своей теплотой и прямотой. Когда кажется, что эта сталь никогда не ударит тебя, только защитит.

— Я вижу твои эмоции, но они так огненны и сложны, что я могу ошибиться.

— Вот как, — я медленно выдохнула. — Я думала наставники-дарханы не ошибаются. “Нет неверных путей. Всё, что с нами происходит, ведёт нас к Великому Духу”, — повторила я постулаты, выученные в монастыре на уроках даори.

— Мы всё же живые… — усмехнулся Бьёрн и поджал нижнюю губу.

Мне показалось, он сейчас встанет и уйдет, и резко захотелось его остановить. Я даже почти дёрнулась к нему, но в последний момент только сжала край грубого покрывала, которым меня заботливо накрыли.

— Когда меня примут в дарханы? Когда будет это посвящение?

— После состязаний.

— А если я проиграю? Если я вообще… погибну на этих состязаниях?

— Станешь дарханом посмертно, — опершись на ладонь, он снова чуть склонился ко мне так доверительно, как… не должен бы был учитывая его положение.

Подумалось, что будет, если я схвачу его за этот деревянный амулет и скручу на красивой шее так, чтобы ему тоже станет больно?

— Мне хочется тебя ударить.

— Это хороший признак, — усмехнулся Бьёрн. — Значит, тебе уже лучше.

Я отстранилась, вспомнив, как своим — якобы ласковым — прикосновением после шторма отправил меня в долгий наведенный сон, чтобы я не мешалась под ногами и не устроила новый пожар или катастрофу.

Вдруг пришли на ум слова Ильхаса про Бьёрна и вгляделась в знакомое лицо с светлыми прядями, собранными на висках, в эти мелкие сережки в ушах и серый взгляд. Мог ли Бьёрн быть тем, из-за кого Тавиан и получил ранение?

Может ли быть, что я, очарованная им, верю любому слову — а за привлекательной внешностью скрывается хладнокровный предатель? И быть может, все его шуточки — лишь способ приукрасить свою натуру?

— Держись-ка лучше подальше от Ильхаса, — внезапно добавил он, словно прочитал мои мысли.

— Почему? Вы же были друзьями.

— Были.

— Так же, как с моим братом?

— С твоим братом у меня нет никаких проблем, Кейсара ди Мори.

— Я хочу знать правду, — я приподнялась и села, снова сократив между нами расстояние.

Возможно, я привыкла к тому, что от моего в меру грозного и упрямого взгляда молодые люди обычно идут на попятный и уступают, не желая разочаровать юную кирию ди Мори, богатую наследницу со сложным нравом — и способностью поставить на место любого, кто оскорбит её или честь семьи.

Но забыла, что передо мной не благородный юноша во время светского раута — а самый упрямый дархан на свете.

— Разве я когда-то тебе лгал? — губы Бьёрна изогнулись.

— Ты не рассказал… что случилось с Тавианом на самом деле. Мне кажется, я имею право это знать.

Бьёрн на мгновение замолчал, словно подбирая слова и догадываясь, что мне уже донесли — в виде сплетен и слухов, но всё же!

— И в чём ты хочешь меня обвинить?

— В предательстве, — выпалила я прежде, чем успела остановиться.

На этот раз в его взгляде мелькнуло нечто другое. Не гнев, не раздражение — скорее усталость. Как будто это слово он уже слышал.

— Это было важное задание на севере Итена по прямому приказу императора, — Бьёрн говорил медленно, наблюдая за каждой моей эмоцией: — Я вынужден был оставить группу в рискованный момент. И это стало причиной опасного ранения Тавиана. Я… стал причиной его травмы. Понимаешь? Да, отчасти моя вина, и за это я себя не прощаю. Мне жаль, что так случилось.

— И ты, конечно, не расскажешь мне ни слова больше? — выдохнула я, вновь пытаясь сесть, но голова отозвалась болью. Я стиснула зубы, чтобы не выдать стон.

Бьёрн тут же подался вперёд, схватив меня за плечи и легко опустив обратно на подушку.

— Лежи спокойно. Ты усугубишь своё состояние.

Я встретила его взгляд, полный напряжения. Казалось, он сражается с самим собой и вот теперь тоже далек от хладнокровия. А я… хотела сделать всё, чтобы его удержать. Чтобы он ещё сидел со мной рядом, чтобы говорил и чтобы касался.

— Если это не твоя вина, почему ты винишь себя? — тихо спросила я.

— Потому что мне жаль, что так случилось. Но если это делает меня предателем в твоих глазах, то так тому и быть. Я не могу это изменить.

Я замерла, не зная, что сказать. Его слова прозвучали как вызов, но в них не было защиты или гнева, только решимость.

— Ты не такой, каким пытаешься казаться, — наконец проговорила я.

— А ты не так проста, какой пытаешься выглядеть, — ответил он с лёгкой улыбкой, от которой снова ёкало моё сердце. — Но знаешь что? Это неплохо.

Неужели он действительно видит во мне что-то большее, чем неопытную ученицу и сестру своего друга, над которой можно подтрунивать?

— Тебе нужно больше тренироваться, — сказал он, снова пытаясь играть роль дархана-наставника. — Твой поток в этом году проходит посвящение, и проверка границ — это первое, на что тебя будут испытывать. — Он вдруг криво усмехнулся. — А я пока слишком хорошо чувствую твои эмоции.

— И что же ты сейчас чувствуешь? — мои щеки загорелись против воли.

Мне хотелось довести это до абсурда, до предела. Монастырь сломал во мне всякую приличествующую субординацию: я была благородной девушкой на выданье, из богатой и знатной семьи, а стала никем — и обесценила всех остальных, сравняв различия с землей. Если здесь не считаются со мной — я не хочу считаться с их надуманными правилами и законами дарханов.

— Предпочёл бы не называть это вслух.

Сердце нехорошо сжалось.

— Отчего же?

Для наставника и учителя и сам Бьёрн вёл себя слишком свободно наедине со мной. Слишком лично, хотя по всем правилам дарханов он давно должен был отстраниться и бросить меня в самую середину бурной горной реки, наблюдая, как я буду барахтаться, чтобы не утонуть.

Уж не знаю, лишь со мной он вёл себя так или со всеми — да и какая разница?

Бьёрн сощурился и принял мой вызов.

— В моём присутствии твоя кровь начинает бежать быстрее, сердце ускоряет ритм ударом, а ладони чуть потеют от волнения, — заговорил Бьёрн, и его голос понизился до пробирающего шёпота, будто он знал каждую мою потаенную мысль и эмоцию. — Сейчас по твоему позвоночнику бежит дрожь, а плечи охватывают мурашки. Ты хочешь, чтобы я не уходил, но не можешь находиться рядом со мной спокойно, потому что ждёшь большего — и не получаешь.

— Достаточно. Замолчи, — выдохнула я, невольно подаваясь вперёд, словно чтобы заставить его молчать силой.

А Бьёрн не отстранялся, лишь хрипло продолжал:

— И ты хочешь, чтобы я прикоснулся снова.

Подобрав колени, я подалась вперед и размахнулась, чтобы отвесить ему пощечину, раз он не понимает слов, но Бьёрн поймал левой рукой меня за запястье и удержал напротив своего лица так, что нас разделяло совсем небольшое расстояние.

Губы горели огнём, опасный жар поднимался изнутри, грозя опалить всё вокруг. Я видела глубокий взгляд Бьёрна перед собой — и в серой ровной глубине плясали искры.

За спиной у него ярче разгорелся светильник. Я хотела бы не думать об этом, но паника охватила резко, как всегда. И тут же забылись мудрые наставления всех учителей: сердце и впрямь захотело выбраться из груди, я теряла себя, и одна мысль жглась в голове: “Только бы не новый пожар!”

Рука Бьёрна на моем запястьи превратилась в тиски, я ощутила боль — но совсем слабо, едва различимо. Он не сможет меня остановить. Не сейчас. Я больше не подчинялась его воле. Он не властен над стихиями. Я уже видела языки пламени, которые лижут его спину и сжигают заживо…

Но то, что он сделал потом, заставило охнуть. Бьёрн потянул за запястье к себе — и подхватил второй рукой под спину, замерев на бесконечное мгновение перед моими полыхающими огнём губами. Я попыталась отпрянуть, но было поздно.