Лекарка поневоле и 25 плохих примет (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 4

В дверь раздался резкий стук, и я удивилась. Деревенские никогда не выходили из домов по ночам — для полуденников любое магически одарённое растение или животное представляло смертельную опасность, поэтому от заката до рассвета они запирались в избах, ожидая, пока первые лучи Солара не загонят ночных обитателей обратно в дупла и норы, где те будут прятаться от губительного солнца до темноты.

— Открывай! — послышался из-за двери смутно знакомый голос.

На пороге стоял бледный от волнения Грег.

— У Мигны кровотечение открылось. Вот твои деньги, — он небрежно сунул мне в руки банкноты и требовательно потянул за собой.

— Отпусти! — возмутилась я, вырывая руку.

В душе поднималась паника. Кровотечение? У беременной? И что я с ним могу сделать, если вся моя близость к медицине заключалась в том, что я жила недалеко от поликлиники? Да мне дурно становится от вида крови…

— Пойдём! Иначе она умрёт! — яростно потянул за собой Грег, а я замешкалась.

К другой целительнице ночью он не поедет — опасно. Да и долго, займёт это часа три-четыре, не меньше. Если у Мигны действительно сильное кровотечение, то помощи она не дождётся…

Вот только я не врач и ничего не умею, а воспоминания Ланы пока слишком обрывисты и ненадёжны.

И что теперь делать?!

Иллюстрация: Лана - Таисия

Примета вторая: ходить ночью в лес — к несчастью

Возможно, стоило закрыть перед Грегом дверь и оставить его и стервозину Мигну без помощи. Это было бы вполне логично и в какой-то мере даже справедливо. Но я не смогла. Заранее с ужасом представляла то, через что придётся теперь пройти, вот только оставить человека умирать, зная, что в теории можешь его спасти — не в моих силах.

Не одна Ланка — дурочка сердобольная. Вместе с непрошенным даром на меня обрушилась и непрошенная ответственность, к которой я тоже оказалась не готова. Ну не просила же быть целительницей!

Однако рассусоливать некогда. Пока я предаюсь судьбобичеванию, где-то истекает кровью пусть злоязыкая, но беременная Мигна…

Я подхватила корзинку с зельями, затёртым набором хирургических инструментов и перевязочными средствами. Грег оставил запряжённую марчем телегу у самого входа, и рванул с места, стоило мне только забраться в неё. Сквозь ночной лес он мчал так, будто за ним гнались призраки.

Марч, больше всего напоминающий антилопу канну, испуганно нёсся по утоптанной грунтовой дороге. Грег хлестал его по крутым бокам, заставляя потной шерстистой стрелой лететь сквозь полный опасностей лес. Будучи дневным животным, марч плохо видел в темноте, но боль от ударов и страх подстёгивали поскорее вернуться в родное стойло.

— Перестань! — потребовала я, когда Грег замахнулся для очередного удара плетью.

— Тебя не спросили, — грубо ответил он и стеганул марча ещё раз, хоть и слабее.

— Будешь так себя вести, я откажусь помогать, — пригрозила я, хватаясь руками за борта телеги, чтобы не выпасть от тряски. — И тогда смерть Мигны будет на твоей совести. Одно дело помогать больным, другое — терпеть жестокость и грубость. На второе я не подписывалась.

Отповедь удивила Грега настолько, что он даже обернулся и на секунду уставился на меня широко распахнутыми глазами. Правда, когда телегу в очередной раз подкинуло на кочке, ему пришлось снова посмотреть на дорогу.

Лану можно понять — Грег был чудо как хорош собой. Эдакий Джейсон Момоа, только помладше. И даже левую бровь рассекает шрам — всё по канону. Как тут устоять, особенно неопытной и жаждущей романтики девушке?

Бешеная скачка и тряска закончились у двухэтажного дома старосты. Его сыновья распахнули ворота, и мы стремительно въехали внутрь огороженного высоким забором двора.

Вопреки ночному обычаю, входная дверь была приоткрыта, и Грег потянул меня в избу, пока сыновья старосты распрягали марча и уводили в стайню. Обитатели дома не спали, а из дальней комнаты слышались стоны. Именно туда меня и потащили.

Стоило мне появиться на пороге, как бледно-серая, как городской снег, жена старосты отпрянула от постели, на которой металась стонущая от боли Мигна. При виде окровавленных простыней меня замутило так, что пришлось ухватиться за косяк, лишь бы не свалиться в обморок. В глазах потемнело, а к горлу подступила тошнота.

— Ну чего ты стоишь? — раздражённо подтолкнул меня к кровати жены Грег.

— Не смей меня трогать! — прошипела я, справляясь с накатившей дурнотой.

Божечки-кошечки, сколько крови! Как эта Мигна вообще ещё жива?

Помимо дурноты, началась ещё и противная икота, но хоть в глазах прояснилось. Захотелось сбежать и спрятаться, и я горько пожалела, что согласилась поехать с Грегом. Воспоминания Ланы отступили на второй план, а в ушах громко стучало сердце, мешая сосредоточиться.

Да я понятия не имела, что с этой Мигной не так! Преэклампсия? Или это что-то другое?

— Да сделай уже хоть что-нибудь! — взмолилась мать, почти такая же бледная, как её лежащая на постели дочь.

Спокойно, Тая. Лана это уже делала… Нужно просто довериться памяти тела. С чего там начинают лекари? В голове было пусто, только оглушающе громким метрономом бухало сердце.

— Ланка, — принялся трясти меня за плечи Грег.

— Отвали, — рявкнула я и шагнула к Мигне, оголила напряжённый живот и нарисовала на нём единственное заклинание, которое смогла вспомнить — обезболивающее.

Девушка выдохнула спокойнее и затихла.

— Ты что сделала? Убила её? — взъярился вдруг Грег, сбивая с мысли.

— Обезболила, — зло огрызнулась я, отчаянно паникуя.

— Грег, уйди! — неожиданно твёрдым голосом приказала мать Мигны и с надеждой посмотрела на меня: — Что с ней?

ДА ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ?!?

Да, откуда?..

Я зажмурилась, выискивая в воспоминаниях Ланы подсказку. Не сразу, но уцепилась за диагностическое заклинание и с облегчением нарисовала его на выдающемся животе. Если бы ещё не икота…

— Отслойка плаценты! — радостно воскликнула я, наконец разобравшись в ворохе чужих знаний.

Мою радость никто не разделил. Руки заметно тряслись, а тошнота так и не отступила — бултыхалась во мне где-то в районе диафрагмы, но я старалась смотреть не на постель, а на лицо Мигны и её живот. Большой живот, в котором сейчас замерли от ужаса сразу два нерождённых младенца. Они ещё ничего не понимали, но прекрасно ощущали, насколько плохо их маме.

Вместе с дурнотой и икотой навалилась ещё и жалость, огромная и удушающая.

Ладно, сдаваться рано. Мигна пока жива, а я вроде как даже в обморок не падаю…

Следующие полчаса я дрожащими руками рисовала на барабаном натянутом животе магические узоры — прямо поверх проступившей ниже пупка тёмной полосы. Я словно погрузилась в тело больной — мысленно потянулась к лопнувшим крупным сосудам и помогла телу их закупорить, затем поспособствовала выводу из организма продуктов распада. К счастью, площадь отслойки была небольшой и у меня получилось прирастить её обратно. К двойному счастью, сил хватило, а почки у пациентки выдержали. Напоила её терпким кроветворящим зельем и наказала её матери давать побольше сладкой воды.

К моменту, когда жизни Мигны и её малышей ничто не угрожало, я настолько выбилась из сил, что даже встала с трудом — слишком истощилась магически. Голова кружилась, а в ушах стоял противный писк, зато я могла гордиться собой: не просто спасла три жизни, меня даже ни разу не вырвало в процессе!

С улыбкой облегчения я подхватила корзинку и, пошатываясь, вышла из комнаты больной.

Грег нервно грыз ногти в тускло освещённом коридоре и вскинулся при виде меня.

— Она стабильна. Отвези меня, пожалуйста, домой.

— Совсем девка ошалела? — раздалось справа, и из тёмной комнаты проступил силуэт старосты. — Какое домой? Ночь на дворе. Спать будешь здесь. Дроги́м тебя проводит.

Дрогим — это тот самый непутёвый сынок, которого староста прочил Лане в мужья?