Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Каган Жером - Страница 2

«Не будем почивать на лаврах», – сразу предупредил месье Жан. В последующие после выхода первого французского номера Vogue дни маленькая команда с улицы Эдуарда VII не знает ни минуты покоя. Нужно контролировать правильное распространение журнала среди торговцев, обслуживать подписчиков (компания располагает небольшим списком первых подписчиков, мгновенно доверившихся проекту), направлять рекламодателям подтверждения о публикации, а также обеспечивать привлечение новых клиентов, то есть вербовать новых читателей, которые останутся верны журналу. Для этого американское предприятие весьма разумно, еще до 1914 г., завязало партнерские связи с французскими издателями. Два раза в месяц Vogue вынуждает Мадлен и ее коллег работать без передышки. Разумеется, материалы готовятся в Нью-Йорке, но нужно обеспечить перевод, проверить графическое оформление и верстку, адаптировать «железную дорогу» (то есть развертку журнала от первой до последней страницы) в зависимости от рекламных площадей, продаваемых во Франции. Короче, как говорит месье Жан, «у нас куча дел».

Мадлен бросает взгляд на программу праздничных мероприятий, намеченных на 14 июля. В следующем номере, который выйдет 1 июля 1920 г., всего две статьи изначально написаны на французском языке. Одна из них, принадлежащая перу Роже Буте де Монвеля, называется «Париж в 1920 г.», в ней автор на нескольких страницах оплакивает деградацию моды и распущенность, вызванную отказом парижан от хороших манер после войны. Он сетует на то, что мужчины прогуливаются в «мягких шляпах и дорожных пальто», тогда как в Лесу (естественно, в Булонском лесу) амазонки, разодетые, как «дрессированные собачки», «садятся в седло по-мужски»! Но хотя журнал желает выглядеть хранителем традиций и хорошего вкуса, он не пренебрегает современностью. Доказательством тому служит статья под смелым названием «Мадам, аэроплан подан!», рассказывающая обо всем, что связано с необыкновенными ощущениями полета… и о нарядах, соответствующих этому новому транспортному средству, которому предрекают скорую победу в конкурентной борьбе с автомобилем.

Мадлен, которой никогда не выпадало счастье подняться над просторами своей страны, с жадностью читает текст, гранки с которым она должна исправить: «Для того чтобы полететь, – узнает она, – нужно надеть специальный плотный и подбитый мехом шведский костюм со шлемом, оснащенным забралом наподобие средневекового». И подумать только, что она инстинктивно выбрала бы легкую фланель, чтобы не расплавиться, как Икар под лучами солнца! Она продолжает читать: «Также, чтобы избежать затруднений и необходимости копаться в многочисленных карманах, для женщины в полете предусмотрен в перчатке кармашек для носового платка». А тем, кто мог бы подумать, что подобного рода статьи обращены к весьма немногочисленной группе богатых людей, Vogue, желая их успокоить, отвечает, что «существуют аэропланы на всякий кошелек, начиная с маленького и очень практичного J.N, который стоит 2 000 долларов, и заканчивая Aigle, стоящего 40 000 долларов». Мадлен гримасничает. Ей известно, что для покупки самой дешевой машины во Франции нужно заплатить сумму, эквивалентную 400 долларов… Несмотря на рубрику «Мода на любой кошелек», Vogue определенно является элитарным изданием.

Такие тексты, как в этом номере, посвященные «шикарным костюмам для пассажирского лайнера» или поездкам «на автомобиле от Серебряного до Лазурного берега», либо статья под названием «Три недели в Марокко» не могут убедить в обратном. Но неважно, накануне сезона отпусков нашему секретарю редакции хочется помечтать, признается она, и очень приятно путешествовать по миру на самолете, в машине или на борту пассажирского судна, даже не вставая со стула.

Но тут ее коллега Сюзанна прерывает ее занятия. Один ювелир только что зарезервировал в текущем номере место на целую страницу, желая расхвалить качество своих колье из искусственного жемчуга! В редакции завязывается спор, в котором пуристы противостоят модернистам. Одни предпочли бы лучше «ходить в лохмотьях», чем носить поддельные драгоценности. Другие полагают, что хорошо сделанная копия лучше, чем вышедшее из моды колье… И снова месье Жан приводит всех к согласию: «Дамы, мы рассчитываем на 56 страниц. При этих условиях и с учетом расходов на печать ни одна реклама не будет лишней. Впрочем, я воспользуюсь ситуацией, чтобы с этого самого момента указать вам, для пользы дела, что один рекламодатель обещает нам врезку для крема Ganesh Cream, обеспечивающего нежный цвет лица, тогда как другой обязуется выкупить страницу для перманентной завивки. Разумеется, никто не заставляет вас приходить в бюро намазанными кремом или делать permanent wave (перманент), как говорят по ту сторону Атлантики, где, как вам известно, мода доводит до исступления…»

Вопреки новому увлечению Соединенными Штатами Америки после окончания первого мирового конфликта, многие сотрудницы сожалеют о том, что все это выглядит «так по-американски»… Слава богу, модели, представленные в Vogue, вполне французские, так же как и большинство художников, сотрудничающих с журналом: фотографией занимается барон Адольф де Мейер (трудно представить, что человек с таким именем, урожденный парижанин, только что получил американское гражданство), иллюстрациями – Роже Буте де Монвель или Поль Ириб, не говоря уже о том, кому Нью-Йорк доверил создание обложки для следующего номера – Жоржу Лепапу! Что касается призыва к доносам, обещающего признательность и вознаграждение для читательниц журнала, не жалеющих своего времени для того, чтобы сообщить редакции о незаконной перепечатке текстов, фотографий или иллюстраций, опубликованных в Vogue, другими периодическими изданиями, то Мадлен считает их противоречащими французской этике. И задается вопросом, подчиняются ли британцы, которые начиная с 1916 г. располагают своей версией Vogue, такому же диктату со стороны Нью-Йорка…

Вторжение Жермены в ее кабинет резко прерывает ее размышления. По правде говоря, ничего необычного: в редакции и дня не проходит без того, чтобы молодая женщина с говорком, типичным для парижского предместья, не сообщила о чьей-то кончине, несчастном случае или угрозе. Жермена, страстно увлеченная прессой вообще и сенсационными рубриками в частности, знает все о текущих событиях и о конкуренции. Вчера она прямо здесь, не без драматического таланта, вещала о смерти великой Режан, единственной драматической актрисы, которая наряду с Дузе могла соперничать с Сарой Бернар. Сегодня утром она передавала последние сплетни по делу Ландрю, которому приписывали не менее 283 невест!

У раздираемой между очарованностью и страхом Жермены, которая с тех пор, как ей исполнилось 25 лет, томится от одиночества, дрожит голос. Момент после полудня кажется еще более серьезным. Жермена в этом уверена: «Мы пропали!» Причина? Вышел в свет новый модный журнал под названием Le Goût du jour с великолепной трафаретной печатью. Первый номер, появившийся 20 июня 1920 г., безусловно, тонкий, но безумно роскошный и многообещающий. Что это за змей такой, этот Франсуа Бернуар, самозваный издатель, позволивший себе бросить тень на ее дорогого Конде Наста?

Если бы Жермена читала американскую прессу, она знала бы, что сообщению о появлении на французском рынке нового издания, посвященного моде, не по силам поколебать легендарное спокойствие мистера Конде Монтроза Наста. Поскольку, хотя имя ее работодателя почти неизвестно по Франции, в своей стране оно служит символом одного из самых оглушительных успехов нового века.

Трость Наста, его пенсне, пошитые в Лондоне костюмы и шляпы, сделанные на Вандомской площади, мгновенно узнаваемы в самых престижных и роскошных отелях или бутиках Нового Света. Его империя, стоимость которой оценивается в несколько миллионов долларов, непрерывно разрастается, и ни один год не заканчивается без того, чтобы не был заключен новый альянс с партнером, имеющим отношение к прессе, или не было сделано какого-либо приобретения от его имени, обеспечивающего его компанию средствами для продолжения сумасшедшей экспансии. Кажется, что все удается этому сорокасемилетнему мужчине, живущему с женой и детьми в превосходной квартире на Парк-авеню, окруженному заботами служанки-датчанки, кухарки-финки и мажордома-немца.