Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим - Страница 46

Члены совета внимательно изучали розданные материалы. Лица становились все более мрачными. Профессор Зинченко, старейший член совета, известный своей принципиальностью, надел пенсне и особенно внимательно сравнивал тексты.

Лопухин пытался овладеть ситуацией:

— Товарищи, это недоразумение! Возможно, некоторые формулировки действительно схожи, но это объясняется объективностью научных выводов. К тому же, моя работа содержит марксистский анализ, полностью отсутствующий у Келлера!

— Позвольте не согласиться, товарищ Лопухин, — вмешался Бродский, доставая из папки еще один документ. — Вот заключение переводчика о точности перевода статьи Келлера. Как видите, совпадения не могут быть случайными. Они систематичны и охватывают около сорока процентов текста вашей диссертации.

Профессор Зинченко снял пенсне и, поднявшись, медленно произнес:

— Товарищи, я изучил представленные материалы. И вынужден с прискорбием констатировать, это не научная дискуссия, это обыкновенный плагиат.

В зале поднялся шум. Лопухин, окончательно потеряв самообладание, вскочил со своего места:

— Это провокация! Я требую проверить происхождение этих якобы американских журналов! Возможно, они фальшивые, подброшенные врагами! И этот аспирант, — он указал дрожащим пальцем на Бродского, — явно действует не в одиночку!

Бронштейн, сохраняя внешнее спокойствие, постучал карандашом по столу, призывая к порядку:

— Успокойтесь, товарищ Лопухин. Подлинность журналов будет проверена, как и все остальные обстоятельства дела. Но предварительный анализ действительно указывает на серьезные заимствования.

— Возможно, я использовал некоторые формулировки из зарубежных источников, — неохотно признал Лопухин, понимая, что отрицать очевидное бессмысленно. — Но это была не основная часть работы! И мои выводы полностью оригинальны!

Бронштейн нахмурился:

— Товарищ Лопухин, для советского ученого, тем более марксиста, недопустимо заимствовать чужие идеи без соответствующих ссылок. Это противоречит не только научной этике, но и партийной честности.

Он обвел взглядом притихший зал:

— Предлагаю создать комиссию для проверки всех научных работ товарища Лопухина на предмет плагиата. В состав комиссии включить профессоров Зинченко, Марголина, Фридланда, а также доцента Коржавина и… — он помедлил, — аспиранта Бродского, проявившего научную принципиальность.

Предложение было принято единогласно. Лопухин сидел, опустив голову, с лицом человека, понимающего, что его научная карьера висит на волоске.

Более того, под угрозой оказалось и его положение в комиссии Кагановича. Теоретик, уличенный в плагиате из буржуазных источников, вряд ли мог оставаться авторитетным обвинителем в идеологическом споре.

Бродский, сохраняя сдержанное выражение лица, собрал бумаги и незаметно вышел из зала. В коридоре его ждал Глушков, скромно стоявший у окна с видом случайного посетителя.

— Ну что? — тихо спросил он, когда Бродский приблизился.

— Все прошло даже лучше, чем планировалось, — так же тихо ответил молодой аспирант. — Лопухин частично признал вину, а еще создана комиссия для проверки всех его работ. Меня включили в состав.

— Отлично, — Глушков удовлетворенно кивнул. — Теперь нужно подождать публикации в «Литературной газете», и репутация Лопухина будет окончательно уничтожена.

Они вышли из здания института на морозный воздух. Москва жила своей обычной жизнью, по улицам спешили прохожие, грохотали трамваи, сновали редкие автомобили.

— Что дальше? — спросил Бродский, когда они отошли на безопасное расстояние от института.

— Дальше работаем по плану, — ответил Глушков.

Москва куталась от зимнего холода. В окнах домов зажигались огни, а над крышами поднимался дым из печных труб. Но за этой мирной картиной скрывалась напряженная борьба, от исхода которой зависело будущее не только экономического эксперимента, но и всей страны.

Редакция «Экономической газеты» располагалась в старинном трехэтажном здании на Страстном бульваре. Когда-то здесь находилась контора крупного промышленника, а теперь одно из ведущих экономических изданий страны. Зимний вечер уже опустился на Москву, когда я поднимался по широкой мраморной лестнице, пытаясь упорядочить мысли перед важной встречей.

Федор Семенович Соколов, главный редактор «Экономической газеты», встретил меня у порога редакционного кабинета. Высокий, сухощавый, с аккуратно подстриженными усами и проницательным взглядом, он производил впечатление человека, привыкшего принимать решения и нести за них ответственность.

— Рад видеть вас, Леонид Иванович, — он крепко пожал мою руку. — Проходите, коллеги уже собрались.

В просторном кабинете, отделанном темными дубовыми панелями, за длинным редакционным столом сидели несколько человек, ключевые сотрудники газеты. Под массивной люстрой с бронзовыми завитушками, чудом сохранившейся с дореволюционных времен, стол был завален гранками, вырезками и подшивками экономических материалов.

Соколов сделал широкий жест в сторону присутствующих:

— Позвольте представить вам редакционную коллегию. Яков Наумович Гринберг, заведующий промышленным отделом, — кивок в сторону пожилого человека с быстрыми умными глазами и седой бородкой, — Антонина Павловна Звягинцева, заведующая отделом статистики и экономического анализа, — миниатюрная женщина средних лет с неподвижным сосредоточенным лицом слегка кивнула, — и Дмитрий Аркадьевич Левитан, наш ведущий обозреватель по вопросам народного хозяйства, — молодой человек с живыми глазами и растрепанной шевелюрой приветственно поднял руку.

Я кивнул каждому, усаживаясь в предложенное кресло.

— Товарищи, — начал я без предисловий, — ситуация с нашим экономическим экспериментом достигла критической точки. Против промышленного НЭПа развернута полномасштабная идеологическая кампания, подкрепленная актами саботажа на экспериментальных предприятиях.

— Мы следим за этой ситуацией, товарищ Краснов, — кивнул Гринберг. — «Правда» публикует по три-четыре критических материала в неделю. Обвинения в «правом уклоне» и «возрождении капитализма» стали уже привычными.

— Что особенно печально, — добавила Звягинцева, — эти обвинения совершенно игнорируют реальные экономические результаты вашего эксперимента. Мы изучали последние отчеты Путиловского завода и Нижнетагильского комбината. Цифры впечатляют.

— Федор Семенович говорил, у вас имеется предложение по информационной поддержке эксперимента, — промолвил Левитан. — Мы готовы выслушать вас внимательно.

Я раскрыл портфель и достал несколько папок с материалами.

— Предлагаю стратегию контрпропаганды, основанную на точных фактах и экономическом анализе, — начал я, разворачивая на столе схематический план. — Серия публикаций в три этапа. На первом этапе точная статистика по экспериментальным предприятиям, без политических выводов. Просто цифры, сравнительные таблицы, диаграммы. Пусть факты говорят сами за себя.

— Подход разумный, — кивнул Соколов. — Это позволит нам избежать прямого столкновения с идеологической линией «Правды», но при этом донести до читателя объективную информацию.

— Второй этап, — продолжил я, — аналитические статьи, показывающие системный характер успехов промышленного НЭПа. Здесь потребуются авторитетные авторы, желательно из академической среды или руководители успешных предприятий.

— У нас есть связи в Промышленной академии, — заметил Гринберг. — Профессор Меньшиков давно интересуется вашим экспериментом. Он мог бы подготовить серьезный аналитический материал.

— Отлично, — кивнул я. — И третий этап — это выход на более широкие экономические обобщения, связь промышленного НЭПа с укреплением обороноспособности страны, повышением жизненного уровня рабочих. Но без явных политических оценок.

— Мы хорошо понимаем все риски, товарищ Краснов, — сказала Звягинцева, просматривая принесенные мной материалы. — Каганович очень влиятелен. Наша газета находится в ведении ВСНХ, где у Орджоникидзе сильные позиции, но прямое противостояние с линией «Правды» может дорого обойтись.