Морок (СИ) - Алексеев Александр - Страница 27

Пришло сообщение из Москвы о размолвке Варвары и Заруцкого. Дядька Иван поцапался с молодым фаворитом царицы и был выслан из Москвы. Бояре постановили не платить пока жалование стрельцам и казакам находящимся в Крыму, Таврии, на Дону и на Кубани, чтобы не финансировать сторонников Заруцкого.

Это они что? Дядьку Ивана так к бунту подталкивают?

Место действия: Варшава.

Время действия: июль 1611 года.

Сигизмунд Третий, король Речи Посполитой.

Четыре года прошло, а я никак не успокоюсь. Корона Российского царства упорхнула тогда из моих рук в Лазинском лесу под Смоленском. Армия Вайса в пух и прах тогда разделала моё войско. Пришлось уходить из России не солоно хлебавши. Сейчас вот снова настал подходящий случай. В Москве начинается новая Смута. Заруцкого из столицы отправили на Дон. Народ там уже доведён до белого каления без жалования. Будет мятеж. Грех этим не воспользоваться. Я уже послал в Москву предложение о браке моего сына Владислава и вдовой царицы Варвары, которую я помню совсем юной Мариной Мнишек. Я бы и сам на этой красавице женился, но поспешил. После смерти первой жены я женился на её юной сестре, которая поначалу вела себя тихо. Но сейчас выжигает калёным железом православие и лютеранство. В прямом смысле слова. Кто бы мог себе представить пять лет назад, что эта девушка будет с пеной у рта так защищать Истинную Веру.

Вон в Киеве, захотели под крыло Москвы. Теперь эти православные челобитчики на колья посажены, чтобы другим не повадно было.

Мне, честно говоря, уже всё равно. Верует человек в Христа — уже хорошо. Не хочу пачкать руки кровью в новом крестовом походе. Жена утомила меня своим рвением. Поэтому я почти всегда на охоте и почти всегда пьян. Корона Швеции от меня улетела, корона России улетела, а Сейм Речи Посполитой уже надоел своим «вето». Любой шляхтич-голодранец, заседающий в нём, мог наложить протест на моё предложение или закон. Я бы этих гордых панов выкинул бы назад в их провинциальные городки и деревни. Набрал бы в Варшаве и в Вене грамотных министров и пусть бы выполняли мои приказы. Король я или не король?

Допиваю уже пятый кубок вина и громко срыгиваю.

— Король, — обращается ко мне учредитель охоты, — Рядом на нас гонят кабана, но вы, кажется не в форме… Поэтому…

— Что? — возмущаюсь я, — Подать мне мушкет. Я покажу вам, как нужно стрелять.

На дальнем краю поляны появляются всадники с собаками. Они гонят на нас огромную лесную свинью — кабана. Я с трудом залезаю на лошадь и беру в руки заряженный нарезной мушкет. Из него я на ста шагах в полено попадаю. А уж в свинью размером с корыто никак не промахнусь.

Целюсь и в момент выстрела некстати рыгаю, сбивая прицел. Мимо! Обученная лошадь от выстрела слегка вздрагивает, но этого достаточно, чтобы я вывалился из седла на траву. Выстрелы моей стражи. Визг и топот кабаньих копыт.

Где кинжал? Никак не могу вытащить!

Тут страшный удар в бок. Треск распарываемой одежды. Кабан, истекая кровью, черпает клыками землю и распарывает мой живот.

Матка Боска, Король Речи Посполитой и Швеции убит свиньёй. Смешно!

Да оно бы не беда, кабы здесь была еда,— окажись тут лебеда бы, дак сошла б и лебеда!

Про Федота-стрельца.

Льва никак не должно интересовать мнение овец.

Тайвин Ланистер, «Игра престолов».

Место действия: окрестности Тюмени(Сибирское наместничество).

Время действия: июль 1611 года.

Виктор Вайс, герцог Виргинский, князь Сибирский и Себежский, попаданец.

Шестой день или седьмой? Наверное, седьмой. Седьмой день я иду по непролазному лесу, боясь отойти от небольшой речки. Сколько я прошёл за это время? Вёрст пятнадцать, не больше. Вывихнутая нога ещё болит, раненое плечо ноет, но не кровит. Надо отлежаться, но нет. Нужно идти. Вот до той берёзки, а потом до той лежины на речном пригорке.

Еле-еле доплёлся и сделал глоток из фляжки. Без неё я бы давно пропал. Каждое утро я подхожу к реке и наполняю медную флягу до краёв. Без еды человек может протянуть какое-то время. Без воды — нет. Хотя в ягодах, что порой попадаются на моём пути тоже есть влага. Но ими не напьёшься. Периодически жую головки клевера и глотаю. Какая-никакая еда. Пару раз набредал на полянки лебеды. Пробовал её в прошлой жизни на охоте. Та ещё дрянь. Но сейчас наедался лебедой до тошноты и с собой брал за пазуху. На вкус что-то типа водянистого щавеля. Но это тоже не еда. У меня уже голова кружится от недоедания.

Сажусь у пня с тёплой южной стороны и пытаюсь задремать перед вечерним переходом. Вспоминаю как моя «писательница» Даша заставляла меня слушать то, что она сочинила. Точнее, то что получилось после моей правки. А то, что вначале написала она, слушать было невозможно. Мой текст тоже так себе — диалог о любви с учётом моего прежнего опыта, с новомодными в России этого времени отчествами для дворян. Дашке очень нравится и отчества, и диалог. Вот она перечитывает вслух уже в десятый раз:

— "Анна: — Вы слишком рациональны, Павел Васильевич. Чтобы полюбить, нужно открыть своё сердце. А Вы, как увидите девушку, так и ощетиниваетесь, как ёжик.

Павел: — Вы преувеличиваете, Анна Сергеевна! Я спокойно отношусь ко всем знакомым дамам. У меня была безответная любовь. И с тех пор я дал себе слово, что больше не попаду под действие женских чар.

Анна: — Боже мой, Павел Васильевич! Простите, что я задела Вас за живое! Мне казалось, что Вы несчастливы и, что я смогу… Если вы позволите… То, я смогу…

Павел: — Ах, оставьте, Анна Сергеевна! Я не намерен вновь попадать в любовный плен. Вы красивы и молоды. У Вас всё впереди. А моя жизнь разрушена. Я уезжаю в своё поместье. Займусь хозяйством и сделаю жизнь своих крепостных хоть немного лучше…

Анна: — Павел Васильевич! Я восхищаюсь Вашим благородством. Вы — мой кумир! Будьте ко мне снисходительны.

Девушка подходит к мужчине и, посмотрев ему в глаза, целует его в губы. Ещё и ещё. Когда поцелуи прекращаются, то Павел Васильевич…"

Помнится, на этом месте я непозволительно всхрапнул… Дашка подняла на меня глаза полные слёз, покачала головой, укоряя меня за толстокожесть, положила исчёрканные пером листы и вышла в коридор. «Вот и славно», — подумал я тогда и пошёл на кухню перекусить.

Эх, Даша, где ты сейчас? Ждёшь ли меня? Ну, всё. Пора идти дальше.

Всё случилось примерно неделю назад. Отправил я Евдокима с проверкой на уральские рудники, а сам пошёл на парусном карбасе по Туре в местную татарскую деревеньку расположенную у речки Ахманки. Тамошний староста мне показал, найденные образцы — кажется, не то. На всякий случай, я спрятал каменный пласт величиной с ладонь во внутренний карман кафтана. Может рудознатцы что-то хорошее опознают…

Меня насторожило, что обычно весёлый и разговорчивый мужик-староста был слишком молчалив и подавлен. Остальные жители деревни почему то не вышли меня поприветствовать. Не порядок! Один из шести моих охранников-гребцов что-то заметил в речных кустах и решил посмотреть поближе. Вдруг он заорал и тут же получил стрелу в грудь.

— Монголы, — прокричал капрал, срезав несущегося на него ордынца.

Остатки отрядов сыновей хана Кучума то тут, то там появлялись на Тоболе и Туре. Мы их прижимали к реке и уничтожали. Видимо, это был один из последних отрядов.

В спину капрала вонзились две стрелы. Мои бойцы бабахнули, сняв ещё двоих ордынцев.

Эх, револьвер оставил в сумке…

— К лодке, — ору я, и вижу, как ещё один из моих гвардейцев падает на землю.

Вместе со мной к карбасу добежало ещё двое бойцов. Один вытащил верёвку, забросил в лодку и остался отбиваться на берегу, а второй, как и я, перемахнул через борт и попытался отчалить. Я добрался до своей сумки и достал восьмизарядный револьвер. Выстрел. Мимо. Руки трясутся, лодка качается. Целюсь точнее. Выстрел. Попал. Чужой выстрел с двадцати шагов. Тут и мне прилетает в плечо. Рваная рана бицепса. Пуля прошла по касательной. Присев от боли, роняю револьвер на дно, но, сделав усилие, поднимаю его другой рукой. Взвожу. На хвостовой штырь лодки прилетает петля монгольского аркана. На берегу враги возбуждённо орут, празднуя победу. Стреляю в арканьщика — мимо. Стрела прилетает мне в грудь и разбивает каменную породу. Сквозь «туман» вижу, как мой последний гвардеец перерубает петлю аркана, но тут же получает стрелу в грудь. Руки врагов хватаются за борт и тащат лодку к берегу.